Леонид Гурченко - Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

Смага – многозначное слово, связанное с понятиями огня, жара, сухости, копоти, а также с огнестрельным оружием, силой, мощью, одоленьем и победой (Даль, Срезневский, Фасмер, Словарь-справочник, 1978. С. 176, 177).

Мычючи – от мыкати, умыкати («уводить, похищать»); в южно– и западнославянских языках – «двигать, подергивать», «резко двигать, дергать» (Этимологический словарь, 1992. С. 31; Фасмер М. Т. 3).

Ср.: мыкатися – быстро, беспорядочно распространяться, передвигаться (о молнии) (Словарь, 1982, С. 329).

Пламенный рог – в данном случае у нас имеется возможность утверждать, что это сосуд, подобный рогу по форме, так как существует летописное: «из рогъ его яко углие горячое иходило» (Словарь-справочник, 1978. С. 48), а также хеттский текст, представляющий собой описание ритуала, осуществлявшегося при сооружении нового дворца, в котором образ царя связывается с возвращением его ранее утерянных и как бы разобщенных частей существа:

«Приди ты, Орел (Орел фигурирует в качестве вестника к богу Грозы и богу Солнца). (И) лети!..К месту вечного огня лети!И принеси мне кинуби!» («Горшок (?) для жара»).

Возврат кинуби соотнесен с обретением «прежнего лада», «обновлением» царя (Ардзинба, 1982. С. 115. Примеч. № 37, 38).

Огонь и жар «воскрешения», «смага в пламенном роге», связанная с проявлением одоления и победы, а через слово «мычючи» – с молнией и грозой, имеет естественный повод для соотнесения с символикой факелов древнеславянского ритуала на празднике в честь мертвых, когда «весною в воскресенье четвертой недели поста, совершая праздник в честь мертвых, лужичане ходят на Тодесберг, с зажженными факелами, поминают покойников и на возвратном пути поют: “Смерть мы погасили, новую жизнь зажгли”» (Словарь-справочник, 1978. С. 178). Можно утверждать, что существует определенное соответствие между этим и упомянутым хеттским ритуалом, в котором кинуби соотнесен с обретением «прежнего лада» и «обновлением» царя.

Понятие условий «воскрешения» применимо также к трехфигурной композиции терракотового рельефа из Ольвии с изображением Гермеса, Орфея и Эвридики. В правой руке у Гермеса Психопомпа, проводника душ в подземный мир, большой горящий, вертикально стоящий факел, так как Гермес «не ведет души, как обычно, во мрак, а, напротив, выводит их к свету… На погребальных стелах факел обычно изображается опущенным как символ погасшей жизни, здесь же символика совершенно иная, противоположная по содержанию – бог освещает выход в жизнь» (Лейпунская, 1982. С. 81–85).

Эта аргументация, которая дана выше, ведет непосредственно к соотнесению «смаги в пламенном роге» с фольклорными представлениями об Илье-пророке как «огненном», «тученосном» громовержце, «небопарном орле»; «из уст его огонь-пламень горит». Он «возбудитель и оживитель». Одновременно «Илья – бараний рог» (Макашина, 1982. С. 85, 86, 91).

Эта же аргументация приводит к «плачу по Роланду» в «Песне о Роланде», он также направлен на воскрешение Роланда:Над Францией меж тем гремит гроза,Льет ливень, хлещет град крупней яйцаИ молнии сверкают в небесах,И – то не ложь! – колеблется земля…это по Роланду скорбь и плач.

Думается, что будет к месту вспомнить, что Иисус Христос плакал перед воскрешением Лазаря. Таким образом, скорбь и плач имеют свойство направленности, или отнесенности, к воскрешению умершего: посредством этих состояний выражается желание воскресить умершего. Огонь (или молния) в этом случае выступает в роли воскрешающей силы, он связан также с обретением «прежнего лада» и с «обновлением» больного. К Илье как громовержцу обращались с молитвами о здоровье: «Молюсь тебе, святой Божий Илья! Пошли тридцать ангелов в златокованом платье, с луки и стрелы… Спустите мне гром и молнию, отбивайте и отстреливайте от раба Божия уроки и призоры, потяготы и позевоты» (Макашина, 1982. С. 96). Очевидный, хотя и «внешний» смысл воскрешающей силы молнии заключен в словах Ромео:

Нередко люди в свой последний часБывают веселы. Зовут сиделкиВеселье это «молнией пред смертью»…

36

А злата и сребра ни мало того потрепати. – Потрепати – от др. – русск. трепати; треплю – «убиваю» (Фасмер. Т. 4. С. 98). В данном случае загубить золото и серебро на выкуп мужей из плена.

37

Емляху дань по беле от двора. – Белъка – денежная единица. Ср.: «в сандалакши у мунданахта (две) беле» (Словарь, 1988. С. 363).

38

Игорь и Всеволод уже лжу убуди… – Лжа – «несогласие, вражда» (Этимологический словарь, 1990. С. 256).

39

Ту Немци и Венедици, ту Греци и Морава поют славу Святъславлю…

Немци – в данном случае это жители южноитальянского города Бари (см. далее в тексте данной статьи).

Венедици – это венециане-венеты, жители города Венеции, а не венеты (венеды), которые некогда жили в Малой Азии, на побережье Черного моря, в Пафлагонии (Hom. Jl. II. 852; L. 1, 1–3), затем на побережье Адриатического моря (Herod. 5, 9), и в Северо-Западной Галлии, на побережье Атлантического океана (нынешняя Нормандия во Франции) (Cs. Bell. Gall. II, 34), а также на южном побережье Балтийского моря, к востоку от Вислы. Страбон считал галльских венетов предками адриатических (Забелин. Ч. 1. С. 29, 30). Современный исследователь А. Б. Черняк пришёл к выводу, что адриатические и прибалтийские венеты «принадлежали к одному и тому же этносу». Ср.: немецкое Wenden – «(поморские) славяне» (Черняк, 1991. С. 56, 57. № 101). Но в житии св. Кирилла по списку Е. В. Барсова «имя Венеции передано: «въ Бьнятъцихъ», форма, относящаяся к Великоморавской эпохе» (Лавров, 1930. С. XX). И главное: в тексте памятника «Венедици» и вел. – моравск. форма «в Бьнятъцихъ» («венециане») совпадают. В перечне народов «Повести временных лет» венедици-веньдици = венециане. Поэтому уверенно возникает: венедици = венециане.

В то же время немцами в разбираемом тексте наименованы жители южноитальянского города Бари. Баряне («немцы») и венециане связаны ситуацией отношения к свт. Николаю, к православию и к Русской земле. Эта ситуация, в свою очередь, связана с событиями перенесения мощей свт. Николая из города Миры Ликийские в Малой Азии в город Бари 9 (22) мая 1087 г.

В сочинении русского очевидца этого события читаем:

«…в Баре граде Муруманьсте, Немечьскыя области» («в Баре, городе нормандском, немецкой области»); «…в Бар, в град Немечьскый, обону страну моря» («в Бар, город немецкий, на ту сторону моря»). (В 1071 г. норманны Роберта Гвискара захватили город Бари, а к 1072 г. овладели Южной Италией и Сицилией.) Далее: «Весть же приимше баряне, яко венедици (венециане) ту суще (в Антиохии) и хотять прежде их шедше и взяти святаго Николу, ускориша…»

Во время перенесения мощей свт. Николая в Бари и одновременно в Киеве он совершил разные чудеса (Макарий, 1995. С. 556. Прилож. к Т. 2. № 7. С. 244, 482. № 389, 236, 482, 358).

Календарь венециан, а также восточных и южных славян, в соответствии с Ортодоксальной Традицией, начинался с марта; mos Venetus («венетский обычай») – так называли этот мартовский стиль в Европе (Бережков, 1963).

Таким образом, баряне и венециане представляют географическую пару «священной географии».

Другую пару представляют греки и моравы: Византия (греки) – центр православия, а Великоморавская держава связана с деятельностью просветителей славян, византийцев Кирилла и Мефодия.

40

Кають Князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы рекы Половецкия, Рускаго злата насыпаша. – Жир – «богатство, довольство; пастбище, пажить» (Словарь, 1978. «Жир»). «Пища, корм, откармливание». Связано с «жити», «жить» (Фасмер М. Т. 2).

В этих понятиях заключено значение средств к жизни. Поэтому погружены были не только богатство и не только «корм», которые придется «загубить» на выкуп пленников, а также погружены воины, приносящие добычу, воины выступают как синоним русского золота. Утверждение данного типа содержится в словах немецких послов, сказанных в 1075 г. великому князю Киевскому Святославу Ярославичу, который, гордясь, показал им свое богатство, – золото, серебро, шелковые ткани: «Это ничего не стоит, ведь это лежит мертво. Лучше этого воины. Ведь мужи добудут и больше того» (ПЛДР, 1978. С. 211).

41

Чръпахуть ми синее вино с трудом смешано; сыпахуть ми тъщими тулы поганых тлъковин великый женчюг на лоно.

Синее вино – это красное виноградное вино в Древней Руси, как вино белое – это «зеленое вино», по сообщению И. Забелина. Здесь синее – это погребальное вино. В фольклоре и мифологии синий – это цвет потусторонних предметов подземного царства, связан со смертью. «Синий камень» в русских заговорах (Дмитриева, 1982. С. 39); «синии молнии», несущие гибель воинам Игоря (Слово о полку Игореве. Др. – русск. текст. С. 12); «синий челн» Харона, «синии собаки», «синий камыш» в Аиде (Вергилий, 1935. VI, 400; 410–425).