Леонид Гурченко - Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Ср. притчу о сеятеле (Мф. 13, 3–8). А также: «слово Господне въсеяста яко и пьшеницю въ сердечьнемь селе» («слово Господне воссеяли (Кирилл и Мефодий), как пшеницу, в сердечном поле») (Успенский сборник, 1971. Стлб. 113б. С. 17–19); «крьстъ Господень моужьскы на раме въсприимъша и тем олядевъшю грехомъ землю потребльша разориста и въсеяста доуховьное семя и чисто церкви принесоста жито» («крест Господень мужественно на плечи восприняли (Кирилл и Мефодий) и тем запустошенную грехом землю вспахали, и воссеяли духовное семя, и чистое Церкви принесли жито») (Успенский сборник, 1971. Стлб. 114 г. С. 20–27).
В Новозаветный период земледельческий труд и его результаты были сближены с христианскими идеями, поэтому на русской почве «христиане» и «крестьяне» стали синонимами: обозначение вероисповедания стало означать земледельцев.
29
А галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие.
Речь – см. коммент. № 4.
Уедие – «нажираться досыта на чужой беде, жить сытно, не утруждая себя заботами о хлебе насущном, заедая чужое, ухватывать налетом с чужого достатка…» (Сбитнев, 1985).
Галици (галки) – половцы.
30
Что ми шумить, что ми звенить давечя рано пред зорями? Игорь плъкы заворочает.
Шумить и звенить – формы аориста с присоединением частицы – ть из форм настоящего времени.
Давечя – «недавно», от наречия даве («некоторое время тому назад, недавно»).
Если рефрен «О Руская земле! (воины) уже за Шеломянем еси» указывает, что автор не был участником похода (себя он не подразумевает среди участников), то данное предложение имеет решающее значение для определения направления соответствия: от полков Игоря к автору, туда, где он находится. Причем автор находится далеко от участников похода, однако он слышит шум и звон битвы и видит полки Игоря. К созданию своего произведения он приступил вскоре после этих событий, так как шум и звон битвы он слышал недавно («давечя»), следовательно, это год похода – 1185 г.!
Но как автор мог это слышать? Можно предположить, что он принадлежал к «религиозному типу человекобога [святого человека], – по определению Дж. Дж. Фрезера, – в которого Существо высшего порядка [Святой Дух] вселяется на более или менее продолжительный срок и проявляет свою сверхъестественную мощь и мудрость путем совершения чудес и изречения пророчеств» (Фрэзер, 1986. С. 64).
К такому типу принадлежал и Сергий Радонежский, который издалека видел битву Дмитрия Донского с Мамаем (ПЛДР, 1981. XIV – сер. XV в. С. 389).
«Естественная метафизика» непосредственного общения человека с потустронним миром, когда загадочным, необъяснимым способом происходит совмещение события и вести о нём на далёком расстоянии, наблюдалась всегда. Плутарх, например, в «Жизнеописании Эмилия Павла», помимо таких случаев в древние для него времена, обращает внимание читателей на случай, «известный каждому из [его] современников». – «Когда Антоний (Г. Антиний Сатурнин, наместник Верхней Германии, восставший против Домициана в 88 г. н. э.) восстал против Домициана и Рим был в смятении, ожидая боьшой войны с германцами, неожиданно и без всякого повода в народе заговрили о какой-то победе, и по городу побежал слух, будто сам Антоний убит, а вся его армия уничтожена без остатка. Доверие к этому известию было так сильно, что многие из должностных лиц даже принесли жертвы богам. Затем всё же стали искать первого, кто завёл эти речи, и так как никого не нашли, – следы вели от одного к другому, и наконец терялись в толпе, словно в безбрежном море, не имея, по-видимому, никакого определённого начала, – молва в городе быстро умолкла; Домициан с войском выступил в поход, и уже в пути ему встретился гонец с донесением о победе <германцев над Антонием>. И тут выяснилось, что слух распространился в Риме в самый день успеха <германцев>, хотя от места битвы до столицы более двадцати тысяч стадиев (т. е около 3750 км. от Рима до места восстания близ нынешнего Базеля; по прямой около 800 км.). Это известно каждому из наших современников» (Pl. Em. P., 25).
Когда молва опережает реальные вести о событии, произошедшем на далёком расстоянии, и возникает в день самого события, такой случай или несколько случаев об одном и том же событии, есть в «Слове о полку Игореве». И это видно. Великий князь киевский Святослав рассказывает боярам о своём загадочном сне, они же в ответ рассказывают ему о том, что произошло с князьями, не далее как вот, в Половецком поле: все князья захвачены в плен, опутаны железными путинами, войско побеждено, а половцы бросились на Русскую землю грабить мирных жителей. Они знают, что вот («се бо») готские девы запели на берегу Азовского моря, призывают отмщение Шарукану – роду Шаруканову.
В своей молитве-плаче Ярославна говорит, что хотела бы кукушкой полететь к Игорю к месту сражения и утереть ему кровавые его раны. Она знает, что он ранен, и не то что был ранен, а теперь ранен; знает, что сильный злой ветер с моря несёт стрелы на винов её мужа, и что воины истомились от жары и безводья, половцы не подпускают их к воде. Кто мог принести с такими подробностями вести от Азовского моря и нижнго течения Дона до Чернигова, Новгорода-Северского и Посемья? Ипатьевская летопись уверяет, что прибежал в Чернигов некто Беловолод Просович, а с ним и весть пришла о событиях в Половецкой степи. Но путь этот долгий, «кровавые раны» Игоря успели зажить, да и «готские девы» не могли так долго петь. Тогда как Лаврентьевская летопись высказывает более точное и живое суждеие об этом – в духе совмещения события и вести о нём. Там сказано то, что отвергнуть невозможно: «И возвратились с победой великой половцы, а о наших не ведомо кто и весть принёс…» (ПЛДР. XII в. С. 35/359; 368/369).
31
Ничить трава жалощами, а древо стугою к земли преклонилось.
Трава – в фольклоре и мифологии символ простого народа (Мифы, 1988. С. 371).
Древо – четвёртое упоминание Древа жизненного как Древа христианской Руси – символ Креста Христова и самого Христа (см. коммент. № 10,14). Этот образ Древа, с печалью до земли преклонившегося, соотнесён с образом Древа, с вершины которого свергся Див, повелевавший покориться языческой Половецкой земле, «даже до последних земли» – русскому войску Игоря.
32
Въстала обида в силах Дажьбожа внука. Вступилъ Девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы…
Силы Дажьбожа внука. – Могущесво, военная сила, войско Дажьбожа внука, то есть князья и дружины их, а также ополченцы из народа, поддерживающие традицию ортодоксального христианства: борьбу за его утверждение и распространение, так как для победы христианства необходимо употреблять усилие (см. Мф. 11, 12).
Дажьбожий внук – Владимир Святой (см. Коммент., № 28). Поэтому «силы Дажьбожа внука» – это прямые и духовные потомки Владимира Святого.
Вступилъ Девою. – Творительный падеж инструментального, как например, срубил дерево топором. Ср.: «Боже, Богородицею помилуй нас» (Тропари Троичные).
Дева. – По археологическим источникам и устным преданиям удалось выявить племенные признаки богини Девы – она являлась божеством племени северян, родственным полочанам, о чём сообщает «Повесть временных лет», что является дополнительным признаком в пользу полоцкого происхождении автора «Слова о полку Игореве» – его симпатии на стороне северян (о́льговичей) и полочан (Всеславичей). «В Новгороде-Северском, внутри Детинца, на месте, где был выстроен Успенский собор, стоял, по преданию, идол некоего бога (Девы? – Л. Г.) племени северян, и этому богу приносили жертвы» (Золотов Ю. М. Изваяния языческих богов на Руси (письменные известия и устные предания) // Советская археология. 1985. № 4. С 235, 236). «Дива, река Дева, Западная Двина, Duna (Риттих А. Ф. Славянский мир // Расовое учение в России до 1917 года. М.: ФЭРИ – В», 2004. С. 443). И тем не менее, в данном контексте Дева – это скрытый символ Богородицы, подмена метафоры символом, так же как Див, кличущий с вершины дерева, является скрытым символом христианского войска Игоря, когда во время солнечного затмения, «ночью», войско кликнуло на половцев, а те «ужасошася, побегоша» (см. коммент. № 14).
Значение предложения: «Въстала обида в силах Дажьбожа внука, вступилъ Девою на землю Трояню – въсплескала лебедиными крылы на Синем море у Дону плещучи», – преобразование чувства обиды за Русскую землю у воинов Игоря в символический образ крылатой Девы на водах Азовского моря у Дона, пробуждающей лучшие времена, когда это побережье входило в состав Тмутороканского княжества, являясь частью Руссой земли (X–XI вв.). Образ крылатой Девы соотнесён с образом Богородицы, защитницы христиан. «С Ней соотнесено вовлечение природной жизни и космических циклов в сферу христианской святости. Православное пение называет Её «всех стихий земных и небесных освящение», «всех времён года благословение». В фольклоре эти точки зрения на образ Богородицы смешаны «с пережитками натуралистического язычества, указывающими на связь Богородицы с мифологическими образами богини земли (ср. слова персонажа Достоевского: «Богородица – великая Мать-Сыра-Земля есть»), природы, богини-матери» (МНМ. Т. 2, 1988. С. 114, стлб. 2, 3).
