Савелий Сендерович - Морфология загадки
Даже очень похожие друг на друга описания порой попадают у Тэйлора в различные классы, потому что различие классов в некоторой степени условно. Сравним загадки, размещенные соответственно в главах (главы соответствуют классам, которые мы будем обозначать, как у автора, римскими цифрами перед номером загадки) I и VIII: ТI.45а: Hump back, smoove [smooth] belly (Сгорбленная спина, гладкое брюшко); и TVIII.1293: Crooked as a rainbow, / Slim as a ja’ (Крив, как радуга, строен, как сосуд). Эти описания сходны в том, что оба изображают нечто кривое, hump и crooked, как обладающее еще одним качеством, никак с первым не ассоциирующимся; при этом гладкий (smoove [smooth]) и стройный (slim) в английском перекликаются по звучанию и не далеки по смыслу в их переносных употреблениях (a slim употребляется и в смысле умеющий проскользнуть, проныра, а smooth – в выражении с тем же значением a smooth operator). В общем, перед нами в двух загадках одна и та же смысловая парадигма либо две близкородственные. Значимое в классификации Тэйлора различие между ними чисто формально: ТI.45a описывает нечто, в чем легко опознается живое существо, потому что упомянут живот (belly), тогда как ТVIII.1293 описывает предмет, избегающий классификации, ибо о нем нельзя сказать, животное это или предмет. Поэтому эти две родственные загадки попадают в разные классы. Такие случаи свидетельствуют о том, что тэйлорова классификация при всех ее достоинствах все же, по всей видимости, несколько чересчур формальна и потому затемняет еще более тесные родственные связи загадочных описаний, чем те, которые проявляются в системном характере их классификации.
Не следует упускать из виду, что хотя отмеченное более тесное родство проходит поверх тэйлоровой классификации, выявляется оно благодаря ей и лежащей в ее основе морфологической концепции. Вообще говоря, более компактные схемы нередко получаются при формальной обработке предмета наблюдения, при отходе от конкретного, при повышении уровня абстракции – это источник множества крупных заблуждений в современных гуманитарных науках. Но в приведенном примере родство проявляется не в формальном отвлечении, не при повышении уровня абстракции, а по другую сторону – оно имеет конкретный, содержательный, предметно-смысловой и материально-языковой характер. Следовательно, существует потенциальная возможность представить себе содержательное родство, пронизывающее область загадочных описаний, еще более компактное, чем формальная система родства, начертанная Тэйлором.
Как наш анализ уже показал, два основания, на которых покоится тэйлорова классификация, вписываются в единую концептуальную систему координат. Леманн-Нитше и Тэйлор должны были считаться с тем, что классификация по метафорическому предмету, используемому загадочным описанием, ограничена, так как в ряде случаев предмет неясен и не поддается категоризации; для таких загадок они ввели другой способ классификации – по способу описания этого предмета. Тэйлор, получив это наблюдение от Леманна-Нитше, улучшил список категорий и достиг высокой степени логической четкости в их разработке. И как раз эта четкость позволяет заметить, что именно в той части, которая касается неуловимых метафорических предметов имеет место не только отрицательно е единство (по невозможности категоризировать метафорический предмет), но и положительное. Привожу по одному примеру из каждого класса второй категории (VIII–XI), но число их может быть умножено:
VIII.1261: It is no bigger than a plum, / and yet it serves the king from towne to towne. – It is an eye (Не более, чем слива, а служит королю из города в город. – Это глаз).
IX.1426b: Something that has hair on it, and water comes out. – Eye (То, на чем есть волос и из чего вытекает вода. – Глаз).
X.1538a: Red inside, / Black outside, / He raises his leg an’ shoves it in. – Boot (Красное изнутри, черное снаружи, он подымает ногу и сует туда. – Сапог).
XI.662: One man can carry it upstairs, / A thousand men can’t bring it down. – Needle (Один подымет его по лестнице, тысяча человек не спустит его вниз. – Иголка).
Присутствие в загадке метафорического предмета как инструмента для описания все же необходимо; и данные случаи не составляют исключения. В каждой из приведенных выше загадок описан некоторый предмет, категориальные признаки которого стерты или двусмысленны. В разгадке загаданный предмет назван либо вещью (сапог, иголка), либо органом тела (глаз), но описание играет все же именно на неопределенности, точнее, на двусмысленности. Это и дало основание считать метафорический предмет неподдающимся категоризации. Заметим, что даже когда предмет назван в разгадке органом, в данном случае глазом, это не тот орган, который имеется в виду (или имелся в виду в архетипе). Нечто подобное происходит и в случаях, когда предмет расшифрован как вещь: речь ведь идет не о сапоге или иголке. Речь идет и в этом случае об органе тела. Смысл этой игры проясняется в фольклорной традиции представлять отдельные части человеческого тела как независимые предметы или существа. Так, в некоторых русских диалектах мужской член называют плеханом («плешивый человек», а также «гусь»), а женский – мохнаткой («мохнатое существо», но также и «рукавица шерстью наружу»); аналоги имеются и в других языках. Разница между живы м существом и предметом в этих случаях умышленно амбивалентна и стерта в описании. Такой умысел нетрудно разглядеть в приведенных выше примерах. Тип предмета, описанием которого по большей части заняты загадки, помещенные в классы VIIIXI, может быть определен как часть человеческого тела, осмысленная в качестве отдельного предмета, или существа. (Говорю «по большей части», а не «целиком» потому лишь, что каждая подлинная загадка находится в сопровождении своих бедных родственников.) Единство такого отмеченного странной неоднозначностью предмета выявляется в плане латентного содержания, а в метафорическом плане оно отражено лишь в качестве амбивалентности, которая и не позволяет однозначной логической категоризации. Эта амбивалентность как раз выдает характер латентного предмета более, чем это имеет место в случаях, когда метафорический предмет четко категоризируется. Проницательный Тэйлор догадывался, что небезобидность большинства предметов, описываемых в классах VIIIXI, ближе к поверхности, чем в других случаях. Он видел провокативный характер загадок, помещенных в этих главах. Во вступительных замечаниях к гл. IX читаем:
Некоторые загадки в этой главе подсказывают <…> предмет иной, чем в ответе, но читатель зачастую не сознает намека <…> и собиратели тоже не поняли, что они записывают. В таких обстоятельствах я не счел необходимым сделать очевидным, чего наблюдатель и собиратель не поняли. (Тэйлор 1953: 571-2)
Это был порог, на котором Тэйлор должен был остановиться, чтобы не прийти в противоречие с его собственным фундаментальным представлением о том, что загадка предназначена для индивидуального рассудочного разгадывания, да и классификация по формальным признакам оказалось бы под угрозой. Следующий шаг должен был бы коснуться условий, в силу которых, помимо предмета, называемого разгадкой, в загадке предполагается еще один предмет, разгадкой не называемый.
Итак, тэйлоровы классы VIII–XI отличаются не только двусмысленной формой, но и тем, что эта форма обусловлена двусмысленностью латентного предмета, который в этих случаях является частью человеческого тела, увиденной как вещь и/или как живое существо. Так, пристальное рассмотрение формальной классификации описательных средств загадки выводит нас за рамки формальных признаков и приводит к обнаружению содержательных оснований формальных средств.
Интимная связь средств выражения и скрытого предмета присуща не только классам VIII–XI. Она позволяет увидеть и предшествующие семь классов в новом освещении. Вернувшись к тому, как Тэйлор рассортировал метафоры, которыми пользуется загадочное описание, можно заметить, что самый их порядок у него красноречив. Прежде всего он выделяет описание живых существ определимого характера – животное или человека, в единственном или множественном числе. Загадочный характер вносится в их описание аномальной комбинацией форм, членов или функций. Затем следуют классы растений и вещей, которые однако же функционируют как живые существа и члены тела живого существа. Количество загадок, построенных на метафоре растения или вещи относительно невелико по сравнению с теми, что кладут живое существо в основу метафоры: 226 из общего числа 1259 предметов, поддающихся прямой классификации (классы I–VII). Что бы загадка ни описывала, живое существо или неодушевленную вещь, она характеризует их прежде всего и по большей части через комбинацию форм, членов и действий. Тэйлор отметил это обстоятельство и так его охарактеризовал:
