Наталья Александрович - Концептосфера художественного произведения и средства ее объективации в переводе. На материале романа Ф. С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» и его переводов на русский язык
В переводах Е. Калашниковой и И. Лаврова концепт HOUSE объективируется как пространственно-метонимический и экзистенциально-значимый. Основные позиции КПС оригинала и переводов совпадают. Влияние русской лингвокультуры проявилось в выборе переводчиками одинакового эквивалента «Родовое Гнездо», которое в оригинальном тексте обозначается сочетанием to Found a Family – основать род, семью, но и в английской, и в русской лингвокультурах содержание исследуемого концепта имеет соответствующие признаки, так что такое переводческое решение представляется обоснованным. В репрезентации данного концепта проявился индивидуальный психический опыт переводчиков, который обусловил предпочтение лексики иного чувственного восприятия, нежели авторское.
3.2.2. Репрезентация концепта CAR / МАШИНА
Существительное машина определяется в словарях как «механическое устройство, совершающее полезную работу с преобразованием энергии, материалов или информации: например, электрическая, вычислительная, транспортная, швейная машина, машина времени. В переносном смысле машиной называют организацию, действующую подобно механизму, налаженно и четко» [225, 346].
В переводе Е. Калашниковой концепт МАШИНА реализуется в значении «транспортное средство» в виде КПС, состоящей из следующих позиций: субъект – объект – место действия – атрибут, что совпадает с позициями Ф.С. Фицджеральда. Наиболее адекватно в КПС переданы субъектная и объектная позиции. В переводе Е. Калашниковой, вслед за оригиналом, в качестве предикатов с лексемами машина / машины / автомобиль / автомобили употребляются бытийный глагол и глаголы движения. Эти предикаты персонифицируют субъекты и осуществляют метонимический перенос, замещая людей или человека, управляющего автомобилем, благодаря чему адекватно передается авторская ментальная модель АВТОМОБИЛЬ – живое существо.
В объектной позиции перевода МАШИНА репрезентируется не просто транспортное средство, но и необходимая часть человеческой жизни, предмет восхищения, обсуждения и зависти, ценный и выгодный товар. Ср.: я могу поехать на машине следом за вами; я не стану продавать вам эту машину; мы можем ехать все в моей машине; о любовных интригах, неотделимых от блеска автомобилей последнего выпуска; я любуюсь его машиной; я ее видел не раз; все кругом знали эту машину; вплелось великолепное зрелище машины Гэтсби; они что-то продают – ценные бумаги, или страховые полисы, или автомобили и др. Наполнение данной позиции в переводе Е. Калашниковой полностью соответствует прагматике оригинала.
Атрибутивные параметры в переводе представлены шире, чем в романе-источнике: поломанный «форд»; новенький автомобиль цвета лаванды, с серой обивкой; его многоместный «форд» торопливо бежал на станцию, точно желтый проворный жук; маленький белый, новенький двухместный автомобиль; сплошной поток фыркающих машин; роскошный лимузин Гэтсби; запоздавший автомобиль; машины, бодро сворачивающие в подъездную аллею, минуту спустя разочарованно выезжают обратно; машины, сгрудившиеся на дороге; большая желтая машина, совсем новая; проносившаяся мимо машина; катафалк, отвратительно черный и мокрый; шум подъезжающих и отъезжающих машин. В данной позиции, как и в оригинале, МАШИНА репрезентируется как живое существо, переводчик акцентирует внимание на внешнем виде, многофункциональности и ходовых качествах машин.
В переводе Н. Лаврова исследуемый концепт объективируется в виде КПС, состоящей из следующих позиций: субъект – объект – атрибут, т. е. отсутствует позиция места действия. Субъектную позицию в соответствии с оригиналом «занимают» автомобили и их детали, предикатная позиция замещается бытийным глаголом и глаголами движения, в результате чего адекватно передается авторская ментальная модель АВТОМОБИЛЬ – живое существо. В переводе Н. Лаврова автомобиль репрезентируется не только как транспортное средство, но и как насекомое (жук), животное (собака) и небесное тело (болид), что выходит за рамки авторской установки.
Ср.: With fenders spread like wings we scattered light through half Astoria – Букв.: С распростертыми крыльями мы освещали пол-Астории.
Fenders – амер. крылья автомобиля, поэтому в переводе опущена лексема wings – крылья; scattered light – рассеивали, разбрасывали свет. Распластав кремовые крылья, наш сверкающий болид пролетел через половину Астории – пер. Н. Лаврова.
В приведенном примере МАШИНА репрезентируется переводчиком как космическое тело, хотя в романе-источнике подобное осмысление не выявлено.
В объектной позиции автомобиль представлен как транспортное средство, что совпадает с аналогичным фрагментом обеих картин мира, а также как объект сделок, предмет гордости и внешний признак состоятельности владельцев, что полностью соответствует исходному тексту.
Атрибутивная позиция перевода Н. Лаврова существенно расширена, благодаря чему автомобиль объективируется как живое существо (в нескольких контекстах – собака), космическое тело, «оранжерея» на колесах, акцентируются красота, скорость, состояние машины. Как показывает выборка, переводчик особенно выделяет скоростные характеристики автомобиля.
Ср.: The 'death car' as the newspapers called it, didn't stop; it came out of the gathering darkness, wavered tragically for a moment, and then disappeared around the next bend. Mavromi-chaelis wasn't even sure of its colour – he told the first policeman that it was light green.
«Автомобиль смерти», как его назвали газеты, не остановился; он выскочил из сгущавшейся темноты, трагически замер на мгновение и исчез за следующим поворотом. Михаэлис не мог с уверенностью сказать, какого цвета был автомобиль, и сказал полицейскому, что светло-зеленого – пер. наш.
«Автомобиль смерти», как его потом назвали газеты, даже не остановился; вынырнув из густеющих сумерек, он дрогнул на миг в трагической нерешительности и скрылся за поворотом дороги. Михаэлис и цвета его не успел разглядеть толком – подоспевшей полиции он сказал, что машина была светло-зеленая – пер. Е. Калашниковой.
«Машина смерти», как ее потом прозвали газетчики, даже не притормозила. Михаэлис рассказывал, что она вынырнула из сгущающейся полутьмы, а потом, словно в замедленном кино, поплыла над дорогой, и ее вроде бы повело в сторону обочины; за эти несколько полных драматизма мгновений, слив-для него в одно мрачное видение, он даже не успел разглядеть толком, какого цвета была промчавшаяся как пуля машина, в мгновение ока исчезнувшая за поворотом; грек только и смог сказать первому подоспевшему патрульному, что вроде она была светло-зеленая – пер. Н. Лаврова.
Приведенный пример показывает, насколько далеко отошел Н. Лавров от оригинального текста – кроме атрибутивных характеристик, представляющих МАШИНУ как пулю или стрелу, добавлены метафорические предикаты с иным концептуальным признаком вынырнула, поплыла, которые замедляют и утяжеляют действие, тогда как в оригинале выражена прямо противоположная интенция.
В ряде контекстов Н. Лавров добавил сравнение машины с собакой.
Ср.: Only gradually did I become aware that the automobiles which turned expectantly into his drive stayed for just a minute and then drove sulkily away.
Я заметил, хоть и не сразу, что машины, бодро сворачивающие в подъездную аллею, минуту спустя разочарованно выезжают обратно – пер. Е. Калашниковой.
Вначале я обратил внимание на то, что многочисленные авто, с бодрым фырканьем кружащие по серпантину его подъездной дороги, через считанные секунды возвращаются назад, неуверенно тычась бамперами, словно побитые псы – пер. Н. Лаврова.
Очевидно, что вариант перевода Е. Калашниковой полностью эквивалентен исходному тексту, в переводе Н. Лаврова добавлено сравнение с собакой, в котором переводчик акцентировал преданность, зависимость машины от хозяина, что не соответствует интенции оригинала. В русской лингвокультуре образ собаки многозначен, может нести и положительные, и отрицательные характеристики. Собака преданна хозяину, тяжело переживает разлуку с ним, тоскует. Побитая собака ассоциируется с ненужным, униженным, выглядящим жалким человеком [53, 152–159]. Возможно, в данном случае и следует говорить о противостоянии двух концептуальных картин мира – автора и переводчика, которые совпадают в позитивном отношении к машине как «другу человека», но по-разному осмысляют ее значение в человеческой жизни.
Таким образом, концепт CAR по-разному репрезентируется переводчиками: в переводе Е. Калашниковой сохранена когнитивно-пропозициональная структура концепта и, следовательно, адекватно передано авторское представление о том, что автомобиль – предмет национальной и личной гордости, признак благосостояния, жизненное пространство и носитель смерти. В переводе Н. Лаврова КПС концепта CAR упрощена, авторская прагматика в ней репрезентируется в объектной и частично атрибутивной позициях. В репрезентации субъектной и атрибутивной позиций КПС проявляется индивидуальное представление переводчика о концептуализированной реалии.
