Личность в истории и художественной литературе - Коллектив авторов
Центральным событием самого романа является постановка пьесы «Астрея» (с этой языческой богиней правосудия также ассоциировалась Елизавета) об основных этапах жизни королевы, которая слыла почитательницей театрального искусства и принимала участие в любительских спектаклях. В пьесе Александра Елизавета выступает символом утраченной человеком после разделения на два пола гармонии. Вобрав в себя мужские качества, она обретает желанную цельность.
Роль юной Елизаветы исполняет имеющая с ней портретное сходство рыжеволосая Фредерика (обе унаследовали эту портретную черту от своих отцов). Не будучи актрисой и вопреки изначальной скованности, героиня романа отлично справляется со своей ролью, предлагает собственное вдумчивое прочтение, лишенное чувствительности. Подобно книгочею Елизавете – блестящему знатоку латыни, а также греческого, испанского, французского, итальянского и немецкого языков [6, p. 170], Фредерика получает хорошее гуманитарное образование, наследует «жадность отца к печатному слову» [7, р. 35], испытывает «чувственное удовольствие от любого чтения» [7, р. 128]. Цепкая память, быстрый ум, способность применять знания на практике, остроумие, наблюдательность обеих скорее свойственны представителям мужского пола.
Разочаровавшая отца своим рождением, подобно своему историческому альтер эго, Фредерика носит имя, которое изначально задумывалось как мужское. Она появляется на свет в день непобедимого Святого Варфоломея (Елизавета – в день рождения Богородицы). Героиня наделяется автором лихорадочным взором. Эта немаркированная цитата выполняет характерологическую функцию, соотнося «неугомонную» [7, р. 283] Фредерику с мужским персонажем – старым моряком из поэмы Сэмюэла Тейлора Колриджа «Сказание о старом мореходе». Выросшая в атмосфере страха (как и ее исторический прототип Елизавета), Фредерика единственная в семье не боится открыто противоречить отцу, противостоит его диктату и подобно ему легко впадает в ярость – рычит, как будто ею овладевает дьявол (подобными крайностями славилась и королева Бесс). Она наделена чувством собственного достоинства и стремится к первенству среди соучениц, соперничает со старшей сестрой (напрашивается сравнение с непростыми отношениями Елизаветы и ее сестры Марии I). Подобно предшественнице Елизавете, которой уже в пятнадцать лет было трудно манипулировать Томасу Сеймуру, Фредерика по-мужски агрессивна, напориста, властна (качество, также унаследованное обеими от отцов). В отличие от зрелой Елизаветы, вынужденной искать постоянных компромиссов в вопросах религии и политики, героиня романа непоколебима, как скала, и чужда терпимости. Ее желания первостепенны («Я хочу» произносится ею трижды [7, p. 481], усиливая эффект воздействия на читателя). Она упорно преследует своего любимого Александра.
Название романа порождает культурные ассоциации с королевой-девственницей и невинной семнадцатилетней Фредерикой (обе они Девы по знаку Зодиака). Целомудрие, всячески культивируемое Елизаветой, было одним из основополагающих элементов ее образа: портреты королевы исполнены его символами – лилией, жемчугом, решетом (последний отсылает к легенде о римской весталке Тукции, которая, чтобы снять с себя обвинения в нарушение обета весталок хранить девственность, принесла из Тибра воду в сите). В елизаветинские времена решение не выходить замуж требовало недюжинной смелости, так как воспринималось как нарушение божественного и социального порядка. Выйдя замуж, Елизавета выполняла бы функцию продолжательницы рода, в незамужнем статусе она оставалась верховным правителем (см.: [6, р. 305]), не деля власть с мужчиной и сохраняя свою независимость. Ее целомудрие воспринималось как «героическое целомудрие святого» [4, с. 127]. Оставаясь девственной, королева Бесс все свое внимание смогла уделить управлению нарождающейся империей.
С образом королевы-девственницы связывается постановка проблемы брака, который влечет за собой «потерю собственной идентичности у женщины» [8, р. 64]. Семнадцатилетняя Фредерика пребывает в пограничном состоянии между детством и взрослой жизнью. Ирония Байетт заключается в том, что если Елизавета всячески оберегает свое девичество, Фредерика в рамках новой исторической эпохи стремится избавиться от этого бремени. Она «одержима любопытством» [7, р. 272]: испытывает жажду знаний, стыдится прослыть несведущей, спешит расстаться с физической и духовной невинностью, ведь обладание знанием дарует столь желанную власть.
В поиске идеала женского существования Фредерика пытается найти вариант, отличный от традиционного женского (в лице ее безропотной матери и старшей сестры). Кстати, для Елизаветы пример матери (Анны Болейн) и сестры также казался печальным. Фредерика мечтает покинуть родительский дом в провинции и стать великой актрисой. Чтобы избежать помех творчеству, она не собирается выходить замуж (своим неприятием брака вновь напоминая Елизавету). В ее образе снимается дихотомия, противопоставляющая полную амбиций интеллектуальную жизнь (Фредерика, одна из немногих девушек своего послевоенного поколения, поступает учиться в Кембридж) традиционному женскому существованию в лоне семьи.
Героиня объединяет в себе мужскую символику огня-солнца и женскую воды, которой подобна ее изменяющаяся натура [1, с. 195]. «Двойственность героини составляет сущность ее характера» [3, с. 178], подобно исключительной натуре Елизаветы. Сочетая в себе женскую чувственность с мужской уверенностью в себе и независимостью, Фредерика выражает суть андрогинности, сила которой в ее «самодостаточности» [1, с. 196]. Согласно К. Хейлбрун (1926–2003) («К признанию андрогинности»), андрогинность освобождает от рамок нормативности, снимает жесткую дихотомию, позволяет создать сбалансированный синтез мужских и женских качеств, целостность и гармонию (цит. по: [9, р. 100]). Использование Байетт персонажа-андрогина становится способом «избежать ловушки гендера» [9, c. 101], позволяет дать двойную перспективу взглядов персонажа, выразить две точки зрения на мир (мужскую и женскую), анализировать поведение мужчин и женщин с помощью персонажа, который объединяет собой противоположные чувства и модели поведения.
В лице Фредерики Байетт создает новый образ феминности, раскрывает альтернативную женскую сексуальность, которая определяется и реконструируется применительно к образу женщины, стремящейся свободно выражать свою женскую суть. Байетт ставит вопрос о роли женщины (реальной и мифологизированной) в истории и культуре. На протяжении всей тетралогии («Дева» является ее первой частью) она показывает личность героини в развитии, которая меняется под влиянием эпохи [8, р. 62].
Отчасти идентифицируется с Елизаветой и Александр. Согласно Байетт, подлинный художник – андрогин. Э. Сиксу в статье «Выходы» отмечает, что
допущение составляющей другого пола делает их (мужчин и женщин) одновременно куда богаче, множественней, сильнее и, по мере именно этой подвижности, – крайне хрупкими. Лишь в этом состоянии возможно творчество [5, c. 54–55].
В комнате Александра висит репродукция красавца-гермафродита кисти Пикассо в венке из роз («Мальчик с трубкой», 1905) – символ золотого века, в котором не было разделения по половому принципу, а сам он испытывает зависть к изображенному на картине [7, c. 136]. Импульсы этого персонажа не носят сексуального характера, телесному контакту он предпочитает визуальный или вербальный. Александру по сердцу стихотворение Альфреда Теннисона «Спит алый лепесток, и белый спит», полное намеков и «недосказанности» [7, р. 133]. Александр обладает женским качеством чувствительности.
