Людмила Зубова - Языки современной поэзии
В этом же контексте имеется форма родительного падежа у тварь с нулевым окончанием: Дверь у тварь на засов.
В древнерусском склонении на *ĭ (краткое) (слова ночь, соль и т. п. современное 3-е склонение) форма родительного падежа множественного числа не имела нулевого окончания, однако в истории языка происходило активное взаимодействие разных типов склонений, и в данном случае псевдоархаизм указывает на одну из возможностей грамматической эволюции.
В стихах Сосноры встречается и двойственное число:
И вывели слона. В столбах и в силе.Из пасти бас из хобота из кобра!И бивня была два — как двойня смерти…в окружности на двадцать пять в шагах.
(«Дидактическая поэма» / «Верховный час»[142])Исторически точная форма двойственного числа появляется здесь в результате инверсии (ср. прямой порядок слов: *было два бивня) и отражения аканья. Если формы бивня и была мыслятся как двойственное число, то инверсия современной синтаксической конструкции предстает прямым порядком следования сказуемого за подлежащим. При таком порядке слов с реставрацией двойственного числа логическое подлежащее приводится в соответствие с синтаксическим. Примечательно, что при издании текстов редакторы и корректоры далеко не всегда внимательны к смыслу авторских отступлений от современной нормы. Текст, помещенный здесь, цитируется по американскому изданию (Соснора, 1987: 65), а в книгах, опубликованных в России, напечатано: И бивня было два (Соснора, 1998: 182; Соснора, 2006: 682). Очевидно, авторское воспроизведение древней формы было принято корректорами за ошибку.
Здесь же имеется и синтаксический архаизм: Из пасти бас из хобота из кобра! — грамматически одинаковое употребление слов на месте современного сравнения *из хобота, похожего на кобру.
Издательская неточность наблюдается и в контексте со словом пустыни из той же «Дидактической поэмы». В американском издании находим:
Существеннее миф о волосахСамсона…Здесь же: кто есть кто? —Амнон? Фамарь? Восстание? Иоав? —Никто — никто…Есть «столб Авессалома»,поставленный в пустыне так, как есть,до библь-страстей… Уж если есть пустыни,то почему бы в ней не быть столбу?[143]
А в сборниках (Соснора, 1998: 182; Соснора, 2006: 682) напечатано пустыня. Но в стихии архаического языка именно пустыни — правильная древняя форма единственного числа того утраченного склонения на *ī (долгое), к которому принадлежали слова, заканчивающиеся на -ыни в единственном числе: пустыни, рабыни, государыни, простыни. Реликтовая форма этого склонения сохранилась в польском слове пани.
В этом тексте Соснора явно иронизирует над конструкцией с существительным-определением — лексико-синтаксической калькой с английского языка (о распространенности сочетаний типа бизнес-справочник, Горбачев-фонд (см., напр.: Костомаров, 1996). Однако по происхождению такие кальки являются древнейшими индоевропейскими конструкциями с существительным-определением, сохранившимися и в русских реликтах типа жар-птица, бой-баба. Подобных сочетаний и с русскими, и с заимствованными словами у Сосноры встречается очень много:
Эйфель был берцов. Боже-Башня уже из кайф-кафеля.Уйди из Парижа — увидишь ее из Советской страны
(«Третий Париж» / «Верховный час»[144]);Пишут пишут книги о секс-страсть в сердце,грусть с позолотцей, грядущего Манна,я книг не умею, не умираю о славе, —Serwus, Madonna.
(«Serwus, Madonna» / «Верховный час»[145]);Драконы-деревьявместо фиктивных фруктовнаудили на ушкивишенки — флирт-флажки!Холм хмеля!
(«Полдень на хуторе» / «Верховный час»[146]);Я буду жить, как нотный знак в веках.Вне каст, вне башен и не в словесах.
Как кровь луны, творящая капель.Не трель, не Лель, не хмель, не цель… не Кремль.
Мечтой медведя, вылетом коня,еж-иглами ли, ястребом без «ять»…Ни Святополком (бешенством!) меня,ни А. М. Курбским (беженцем!) — не взять!
(«Традиционное» / «Хутор потерянный»[147]);Жук ты жук черепичка,бронированный дот,ты скажи мне сюр-жизнь а отвечу о нет,сюр-то сюр а множится соци монетку крутя мы видим орела лицевая сторона — арифмет цены,и круженье голов на куриных ногах.Ах!
(«Золотой Нос» / «Двери закрываются»[148])Обычно архаическому определению в виде существительного сопутствуют и другие архаизмы. Так, отсутствие двоеточия в конструкции ты скажи мне сюр-жизнь архаизирует значение слова скажи (‘расскажи’ — ср.: сказать сказку), а отсутствие двоеточия в строке и монетку крутя мы видим орел превращает существительное орел в неодушевленное. На ранних стадиях развития русского языка категория одушевленности еще не была грамматически оформлена. Обратим внимание на то, что в тексте Сосноры речь идет не о живом орле и даже не о его изображении, а о стороне монеты, условно называемой орлом.
Синтаксические конструкции со значением прерванного или неосуществленного действия (типа шел было; было пошел), восходящие к плюсквамперфекту (я есмь был пошел, он есть был пошел), преобразуются у Сосноры в двух направлениях. Во-первых, частицу было автор употребляет как полноценный бытийный глагол, в результате неосуществленное действие предстает осуществленным, причем факт состоявшегося бытия подчеркивается и знаками препинания, и дистантным расположением слова было по отношению к соответствующему глаголу. По существу, именно слово было становится смысловой доминантой такого текста:
Было! — в тридцать седьмой год от рожденья меняя шел по пескам к Восходу. Мертво-живые моряволны свои волновали. Солнце глазами львавыло! Но сей лев был без клыков и лап.<…>Песню весенней любви теперь запевайте, вы, майские Музы!Было! — у самого-самого моря стоял ДомТворчества. В доме был бар. Но об этом позднее.В Доме том жили творцы и только творили.Творчеством то есть они занимались, — и это понятно.Всякая тварь испытала на собственной шкуре, что значит творить.<…>Песню весенней любви продолжайте вы, майские Музы!Как начиналось? А так: не хватило дивана.Было — вошел Аполлон в почти новобрачную спальню,и — чудеса! — был диван. Был на месте, и — нету.— Боги Олимпа! — взмолился тогда Аполлон. — Где же диван?
(«Мой милый!» / «Тридцать семь»[149])Во-вторых, можно наблюдать, как в пределах одного контекста утверждение бытия сопоставлено с древним плюсквамперфектом или с современным диалектным употреблением частицы было, имеющим переходный характер от плюсквамперфекта к предложению со значением неосуществленного действия. Промежуточная стадия эволюции плюсквамперфекта обнаруживает себя в согласовании частицы с глаголом по грамматическому роду:
Эйно:лестницу взял у лица на коленки,взнуздал мотоцикли колесил по окрестностям хуторато по окружности, то по восьмеркес лестницей, чтобы она была у лица на коленках — ведьвертикалью!(Нужно признаться — с немалым искусством!)А мотоцикл был с коляской, в коляске, как ласки, — бутыльбыл.Эйно бутыль был подбрасывал в воздух, Герберт глядел иглотал(Вкусно не вкусно, хочешь не хочешь, а пей для новеллы!)
(«Баллада о двух эстах» / «Верховный час»[150])Показательно, что в тексте изображен эпизод из крестьянской жизни. Но персонажи — эстонцы, и отклонения от современной нормативной грамматики могут быть мотивированы в контексте их несовершенным знанием русского языка. Кроме того, для понимания грамматических отношений в тексте важно то, что форму был можно трактовать и как элемент слитной номинации бутыль был, имеющейся в предыдущей строке. При этом интересно, что сочетание бутыль был, с одной стороны, представляет собой аномалию (рассогласование в роде) по отношению к нормативной речи, но, с другой стороны, такая языковая игра с переменой рода у слова бутыль характерна для разговорного языка. На фоне этого аграмматизма сочетание был подбрасывал тоже можно воспринимать как игру с родом. Кроме того, в этом сочетании можно видеть и полную редукцию конечного заударного гласного, типичную для разговорной речи (здесь редукция составляет резкий контраст с акцентированием слова было в предыдущем контексте). В мерцании разных мотиваций грамматической аномалии участвует и плюсквамперфект в его диалектном варианте. Таким образом, воспроизведение плюсквамперфектной конструкции оказывается возможным в комплексе совершенно разных свойств современной разговорной речи.
