Проблема классификации языков в свете нового учения о языке - Иван Иванович Мещанинов
Для примера остановимся на языках яфетической структуры, где высказанное нами положение выступает в достаточной степени ясности. По наличным яфетическим языкам мы можем выдвинуть следующие характеризующие их признаки:
1) яркость выражения задне-язычных звуков, в частности как простых, так и сложных гортанных;
2) обилие сложных звуков (аффрикатов) как в передне-, так и в задне-язычных звуках, причем в некоторых яфетических языках сложность звука доходит до трехсоставности;
3) три степени, а в некоторых горских языках Кавказа четыре степени звонкости каждого ряда звуков губных, зубных и задне-язычных, а именно глухой – звонкий – средней звонкости;
4) пассивная конструкция переходных глаголов, в которых логический субъект (действующее лицо) ставится в одном из косвенных падежей, в связи с чем логический объект совпадает с грамматическим субъектом (подлежащим), в силу чего вовсе отсутствует падежное окончание винительного падежа;
5) преобладающее значение агглютинации;
6) упор на диференциацию согласных, в связи с чем слабая диференциация гласных;
7) различение имен существительных по классам: разумному, т.е. активному, играющему действующую, решающую роль в хозяйственной жизни коллектива (например, человек, мужчина, а также бог), и неразумному, т.е. пассивному в той же хозяйственной жизни (животное, а также ребенок, раб и т.д.);
8) ясность в словарном запасе основ, оформленных в слова с различными значениями (полисемантизм), в частности, наличие так называемых семантических пучков, т.е. соединение в одной основе различных значений, логически между собою с нашей точки зрения не связанных, например: вода – женщина – рука (в грузинском языке все три от одной основы);
9) наличие двусогласных основ (яфетические четыре основных элемента);
10) преобладание основ, образующих как имена существительные, так и глаголы;
11) присоединение (аффиксация) к глагольной основе местоименных частиц, выражающих субъект и объект;
12) общность корнеслова.
Все отмеченные признаки, характеризующие яфетические системы, объединяют все яфетические языки, но в то же время вовсе не наличны во всех них в одинаковой степени. Так, например, абхазский язык богато представляет заднеязычные как простые, так и сложные звуки, имеет в изобилии аффрикаты, доходящие до слияния в едином звуке трех отдельных фонем, содержит три степени звонкости губных, зубных и задне-язычных, проводит полностью пассивную конструкцию переходных глаголов, не проводит осложненной диференциации гласных, имеет деление существительных по классам «разумному» и «неразумному», выявляет в достаточной степени полисемантизм и выявляет основы, образующие и существительные и глаголы. Но в то же время абхазский язык не только не имеет винительного падежа, но, как общее правило, вообще не имеет падежных окончаний. Кроме того, абхазский язык сохраняет синтетичность, ясно выраженную в аффиксации глаголов, т.е. в нем немыслим глагол без местоименных приставок. Эти местоименные приставки не склоняются, а прибавляются к глагольной основе со строгим соблюдением порядка синтетичности: на первом месте местоимение прямого логического объекта, на втором – косвенного логического объекта, на третьем – логического субъекта, и, наконец, в абхазском преобладают основы с открытым слогом, т.е. кончающиеся на гласный, следовательно односогласные. Таким образом, абхазский язык до известной степени производит впечатление не дошедшего еще до полных норм самих яфетических языков в их отмеченной нами общей характеристике.
Совершенно иную картину мы наблюдаем в грузинском, который почти утратил сложные задне-язычные звуки, но все же характерен своими гортанными фонемами. Из аффрикатов он сохранил значительное число лишь в переднеязычном ряде. Три степени звонкости в нем имеются во всех рядах звуков, т.е. и в губных и в зубных и в заднеязычных. Пассивная конструкция в нем сохранилась в переходных глаголах только в аористе, но все же особого винительного падежа грузинский язык не имеет. Гласные в нем не развиты до уточнения различных оттенков. Полисемантизм сохраняется, так называемые семантические пучки выступают достаточно ясно. С другой стороны, грузинский язык уже близок к флективности и имеет преобладание трехсогласных основ. По этим признакам он приближается к нормам семитических языков, т.е. проявляет тенденцию отделяться от закономерного типа яфетических систем.
Баскский язык имеет вполне ясно выраженную пассивную конструкцию, выступающую в аффиксации переходных глаголов местоименными частицами, но в значительной степени утратил аффрикативность и по своему фонетическому составу близок к индо-европейским.
Речь халдских клинописных текстов проводит полностью пассивную конструкцию переходного глагола, не имеет винительного падежа, но в то же время, по утверждениям Н.Я. Марра, уже нарушена в цельности своей языковой структуры нормами индо-европейской речи, притом нарушена уже в IX веке до н.э., когда о внедрении в Переднюю Азию индо-европейских племен не говорят даже историки Древнего Востока[16].
Достаточно одного уже этого беглого обзора, чтобы убедиться в условности классификации языков и в необходимости стадиального их распределения вне зависимости от датировки наличного материала. Кроме того, такая классификация неизбежна и внутри самих языков отдельно взятой стадии и системы. Все языки находятся в движении. Такое движение вперед наблюдается и внутри характеризующих языки признаков, следовательно и внутри только что приведенных признаков, наличных в языках яфетических систем. Положение этих признаков различно в различных языках вне всякой зависимости от датировки собираемого материала. Пример этому мы находим хотя бы в том, что современный нам абхазский язык оказался по своей структуре архаичен даже для самих яфетических языков, тогда как отдаленная от него двумя с половиною тысяч лет речь клинописных памятников халдов (урартов) IX – VI веков до н.э. уже в значительной степени отступает от норм яфетического состояния, приближаясь к следующей стадии флективных «индо-европейских» языков. С другой стороны, и древне-литературные и живые современные нам грузинский и армянский языки имеют также стремление к переходу в следующее стадиальное состояние. Таким образом, никакой безукоризненно цельной картины внутри самих яфетических систем мы не наблюдаем. То же самое придется сказать о каждой языковой группировке.
Когда мы обратимся к «индо-европейским» языкам, то и в них мы увидим если не наличие, то пережитки тех же отмеченных выше норм иностадиальной яфетической речи, и притом не в одном только словарном запасе, но и в самой структуре изучаемых языков. Этим лишь подтверждается преемственная стадиальная связь между отдельными их группировками, сохраняющими пережитки предшествующих стадий, так как каждая стадия полностью не изживает норм
