Проблема классификации языков в свете нового учения о языке - Иван Иванович Мещанинов
Если же саму внешнюю флексию, по ее основному признаку прилепы, считать деформированною агглютинациею (аффиксация), то окажется доступным прослеживание всех этих признаков в одном языке, другими словами окажется наличие в одном языке и приставок и фонетических перебоев (ср. русское бег-у, беж-ал и т.д.), хотя бы и не в равноправном значении как ведущего признака. Поэтому в конечном итоге и не приходится возражать против отнесения языка к той или иной группе по признаку различия форм выражения грамматического строя, хотя бы и здесь констатировалась значительная доля смешения. Кстати тут же следует отметить, что именно такое смешение разнотипных выражений грамматических отношений в одном языке, при неучете этого смешения, привело к объединению двух совершенно различных разновидностей оформления слова в одну общую группу флексий. Таким путем попали в одну категорию и приставки и звукоизменения, являющиеся на самом деле двумя совершенно по форме не сходными выражениями, выполняющими ту же функцию, иногда параллельно друг другу, иногда же и в своем совместном сочетании и внутреннего изменения основы и приставки (ср. русское: дом → дома; звезда → звёзды; лет-еть → леч-у и т.д.).
Уяснить значение и причину появления разновидностей грамматических категорий и их внешнего в слове выражения можно опять-таки только историческим подходом с учетом как единства глоттогонического процесса, так и разнообразия его выявления во времени и пространстве, т.е. в последовательно чередующихся стадиях и в синхроничных языковых группировках. В противном случае, исследовательская работа ограничится только описательною стороною, как это и выявила лингвистика, усилив тем самым упор только на описательную типологию. Это приводит в то же время к смешению разнотипных форм выражения грамматического строя, объединяя их под одною рубрикою в результате поисков цельности языковой структуры и неулавливания действительного наличия одновременного смешения форм.
Казалось бы, что при распределении языков по семьям выдвигается и задание сличения их между собою с размещением по скалам хронологического периода по признаку не времени существования языков, а степени архаизма их структур. Такая хронологическая систематизация выдвинула бы и периодизацию моментов перестроек и виды их выявления в конкретно взятых языках.
Этого не могла достигнуть сравнительная грамматика, этого не достигла и школа младограмматиков, хотя, по словам Ф. де-Соссюра, она и включила результаты сравнения в историческую перспективу. Благодаря нео-грамматикам
«язык перестал рассматриваться как саморазвивающийся организм и был признан продуктом коллективного духа языковых групп. Тем самым была осознана ошибочность и недостаточность воззрений на него сравнительной грамматики и филологии»[6].
Однако, при всей столь благоприятной оценке, данной новому течению в лингвистике еще XIX века, тот же де-Соссюр решительно оговаривается, признавая, что
«сколь бы ни были велики услуги, оказанные этой школой, нельзя все же полагать, будто она пролила полный свет на всю проблему в целом, – основные вопросы общей лингвистики доныне ожидают своего разрешения».
И как бы ни признавал даже де-Соссюр констатируемый им сдвиг в языковедных исследованиях с переходом на историзм еще младо-грамматиков, все же историзм этот оказался крайне односторонним даже и в руках новейшей западноевропейской теоретической лингвистики.
«Не трудно убедиться, – говорит де-Соссюр, – что ни один из (характеризующих индо-европейские языки) признаков полностью не сохранился в отдельных индо-европейских языках, что даже кое-какие из этих признаков не встречаются ни в одном; некоторые из индо-европейских языков даже до такой степени изменили первоначальный индо-европейский характер, что кажутся представителями совершенно иного лингвистического типа»[7].
Действительно, если взять такие языки, как английский, русский, армянский и др., то говорить об одном лингвистическом строе не приходится, и отсюда, конечно, можно притти к выводу, что
«ни одна языковая семья не принадлежит по праву и раз навсегда к определенному лингвистическому типу»[8].
Более того, при таких условиях можно притти к полному отказу от самого типологического распределения языков, так как
«спрашивать, к какому типу относится данная группа языков, – это значит забывать, что языки эволюционируют, подразумевать, что в их эволюции есть какой-то элемент постоянства»[9].
Но дело в том, что языки переживают трансформационные сдвиги вовсе не плавного эволюционного течения, и уже одно это дает основание к постановке вопроса о классификационном распределении наличных представителей речи во всяком случае по стадиям, с непременным признанием возможности не только перехода из стадии в стадию, но и перегруппировок между системами.
Вся ошибка западной школы, не исключая и де-Соссюра, заключается в том, что историзм у них все же упирается в пра-язык в виде ли того «первоначального индо-европейского характера», о котором упоминается в только что приведенной цитате, или же в более конкретизованном образе, данном тем же автором несколькими строками выше, где он говорит, что
«лингвистам известны характерные признаки того языка, от которого произошла эта семья».
При таком положении весь историзм свелся к последующему запутыванию характеризующих признаков, ясных и точных только в том первоначальном языке, от которого пошло дальнейшее разветвление, приведшее к изменению, смешению и исчезновению первичных признаков. Выходит, таким образом, что вначале мы имеем один язык, лежавший в основе будущей семьи, или, вернее, целый ряд таких первичных языков по числу выделившихся семей. От этих первоисточников идет все деление, связывающее языки по семьям. Но сами языки в пределах семьи, как оказывается, изменяют и растеривают свои объединяющие признаки настолько, что типологическая классификация оказывается уже невозможною. Все же они сохраняются в семье по признаку того пра-языка, каковой на самом деле отсутствует, во всяком случае до нас не дошел, и характерные признаки которого «известны» лингвистам лишь в результате их теоретических выкладок, построенных на языках, не поддающихся типологии. Получается заколдованный круг, или тупик, как именует его Н.Я. Марр.
Если пра-язык – лишь теоретическое построение, то и первоначальные его
