Александр Ватлин - Германия в ХХ веке
В большей степени, нежели все ее европейские соседи, вместе взятые, нацистская Германия занималась пропагандой на зарубежную аудиторию. Здесь ее достойным соперником мог выступить только СССР, напрямую и через посредство коммунистических партий пытавшийся завоевать «друзей социализма» во всем мире. В отличие от интернационалистского характера советской пропаганды ведомство Геббельса делало ставку на завоевание симпатий этнических немцев, прежде всего в странах Восточной Европы. Их организационным сплочением занималась специальная структура в НСДАП во главе с Альфредом Розенбергом. Продовольственные посылки с пропагандистскими материалами доходили до немецких колонистов даже в удаленных уголках сталинской России. Сокращение территории Германии после первой мировой войны обострило проблему «иностранных немцев», и творцов Версальской системы международных отношений здесь есть за что упрекнуть. Приняв лозунг самоопределения наций, они дали Гитлеру удобный повод рассуждать о немцах как изгоях Версаля. Эту карту пыталась разыграть еще дипломатия Веймарской республики, но Гитлер радикально поменял тон и масштабы претензий Германии к своим соседям. Австрия и Чехия рассматривались как части «первого рейха», возвращение которых в третий являлось только вопросом времени. Претензии территориального плана выдвигались к Польше и Литве, Бельгии и Франции, хотя до поры до времени оставались «частным мнением» тех или иных лидеров НСДАП.
Вторым по значимости внешним адресатом пропагандистских усилий Геббельса являлись праворадикальные националистические группы в европейских странах, заметно активизировавшиеся после прихода Гитлера к власти. Массовые акции фашистов проходили даже в таких странах, как Франция и Великобритания, не говоря уже об авторитарных режимах в странах Центральной и Восточной Европы, лидеры которых испытывали едва ли не родственные чувства к национал-социалистскому движению. После военного переворота в Испании «фашистский Интернационал» перешел от слов к действиям, открыто выступив на стороне генерала Франко. События испанской гражданской войны продемонстрировали слабость западного общества, расколотого в своих симпатиях и потому неспособного к решительным действиям, и в конечном счете стимулировали реализацию агрессивных планов Гитлера.
Третьей линией пропагандистского фронта являлось формирование у внешнего мира позитивного образа Германии. На первом этапе центральное место занимали мирные инициативы Гитлера, будь то сокращение вооружений или посредничество в разрешении международных конфликтов. Колоссальные инвестиции были затрачены на проведение Олимпиады летом 1936 г. в Берлине, нацистским поборникам расовой чистоты пришлось смириться с участием в ней негритянских атлетов. С 1937 г. акцент был перенесен на демонстрацию военной мощи Германии и требование признать ее равноправие в Европе. Западное общественное мнение в целом доверчиво относилось к подобным спектаклям, позиции воинствующего антифашизма занимало незначительное меньшинство деятелей культуры и искусства, не говоря уж о представителях политической элиты, которым откровенно импонировала антибольшевистская риторика нацистов. В отличие от сталинской России, так и не сумевшей добиться перелома общественных симпатий в свою пользу на протяжении 30-х гг., гитлеровскому режиму удавалось драпировать свою сущность и агрессивные намерения вплоть до начала 1939 г.
Использование тоталитарной модели помогает исследователям понять механизмы политического господства, ведущие от власти к массам, но ничего не говорит о характере и формах обратной связи. То, что существование любой диктатуры напрямую зависит от поддержки или по крайней мере непротивления ее подданных, очевидно, равно как и то, что террором и пропагандой не исчерпывается набор условий для решения этой задачи. Если большевистская диктатура имела прежде всего идеологическую легитимацию, опираясь на социальные низы и не останавливаясь ни перед какими препятствиями для уничтожения предпринимательской, политической и духовной элиты Российской империи, то «третий рейх» рассчитывал на внутриполитическую стабильность путем достижения самого широкого социального компромисса. Для большевиков государство было и оставалось орудием класса-победителя, перекраивающего мир под собственный размер, для нацистов – мистическим выражением «национального духа», вносящим порядок в хаос общественной жизни и выполняющим в ней функции судьи и палача.
В отличие от первых десятилетий советской истории, когда правящий режим был заинтересован в обстановке перманентной гражданской войны для навязывания обществу программных утопий, первые годы существования нацистской диктатуры принесли «освобождение от разрывающей нацию классовой борьбы», обещанное правыми партиями еще в манифесте Гарцбургского фронта. Ответ на вопрос о том, почему большинство немцев нашло свое место в реальностях «третьего рейха» и солидаризировалось со стратегией Гитлера, невозможно найти только в сфере безудержной демагогии и политических репрессий. В речи социал-демократа Отто Вельса в рейхстаге 23 марта 1933 г., ставшей последним легальным выступлением республиканской оппозиции, содержалось характерное утверждение: «разрушение существующей системы еще не является революцией. Народу нужны позитивные дела». И социалисты, и либералы как в Германии, так и за ее рубежами были уверены в том, что нацистский режим рухнет, как только дело дойдет до выполнения его предвыборных обещаний. Получилось как раз наоборот – жесткое следование новой власти своим программным ориентирам шаг за шагом сближало ее и немецкий народ, подавляющее большинство представителей которого бежало от мысли о том, куда приведет дорога, вымощенная намерениями «фюрера, думающего за нас».
Вопреки утверждениям нацистской пропаганды об органичном строении «народного сообщества» социальные перегородки между отдельными категориями населения никуда не исчезли. Напротив, возрождение сословной структуры консервировало их, заставляя принимать довольно причудливые формы. Новое было в другом – каждый из классов, социальных слоев или сословий был напрямую связан с властью, контролировался ею и изолировался от своих потенциальных контрагентов и соседей. Общество приобретало вид слоеного пирога, рыхлые социальные прослойки которого перемежались с политическими мембранами, чутко реагирующими на их настроения и в то же время обеспечивающими удивительную прочность всей конструкции.
Наиболее наглядно это проявлялось во взаимоотношениях власти и самой широкой категории индустриального общества – рабочего класса. Еще недавно единственный обладатель «собственной» партии, выступавшей носителем социального и демократического мировоззрения, он по историческим меркам моментально превратился в опору нового режима. Политический раскол международного рабочего движения и коммунистическое влияние, ни в грош не ставившее ценности буржуазного общества, являются необходимым, но недостаточным объяснением произошедшего поворота. Еще в меньшей степени он являлся заслугой «социалистической» составляющей самого нацистского движения – о социализме в годы мирового экономического кризиса говорила едва ли не каждая вторая германская партия.
Для того, чтобы понять состояние и настроения рабочих в годы «третьего рейха», нужно покинуть небеса идеологии и вступить на твердую почву прагматики. В годы кризиса многие из них вернулись к состоянию, когда им уже нечего было терять. Даже тот, кто не пополнил собой многомиллионную армию безработных, чувствовал на себе ее дыхание. Стоимость рабочей силы упала до 60-70 % от докризисного уровня. Нацистская политика экономического регулирования (о ней пойдет речь ниже) привела к постепенному рассасыванию безработицы и ее полному исчезновению к 1936 г. Чтобы противодействовать обратному процессу – погоне предпринимателей за квалифицированной рабочей силой – была введена система «трудовых книжек» и льгот, привязывавшая того или иного человека к своему рабочему месту. Хотя реальная заработная плата (официально она была заморожена на уровне 1932 г., но загруженные военными заказами фабриканты охотно платили сверхурочные) преодолела докризисную планку лишь к 1938 г., рабочим было с чем сравнивать свое нынешнее материальное положение.
Не меньшее значение в расширении социальной базы режима играли и внеэкономические мероприятия, ответственность за проведение которых брало на себя государство. Вытеснение женщин из сферы наемного труда преследовало цель не только вернуть авторитет семьи и добиться увеличения рождаемости, но и поднять производительность труда. Нацистское руководство сохранило темпы строительства социального жилья, преимущество в получении которого имели многодетные семьи. Благотворительная организация «Сила через радость» культивировала проведение отпуска рабочими в комфортабельных домах отдыха, в заграничных круизах, не забывая напоминать им, кого они должны благодарить за новое качество жизни. Широкий резонанс не только в Германии, но и за границей получила программа «моторизации немецкого народа», включавшая в себя строительство 4000 км скоростных дорог (Autobahn) и массовое производство автомобилей для каждой семьи (Volkswagen).
