Хусто Гонсалес - История христианства Том II. От эпохи Реформации до нашего времени.

Активный диалог между христианами и марксистами проводился и в других частях Европы. Марксистами, участвовавшими в диалоге, часто были не правоверные марксисты-ленинцы, а ревизионисты, принимавшие основополагающие положения марксистского анализа истории и общества, но в то же время стремившиеся внести в него собственное понимание. Ведущим выразителем этого направления мысли был Эрнст Блох, философ-марксист, согласный с Марксом в том, что религия в целом – и особенно христианская на протяжении большей части своей истории – использовалась как один из инструментов угнетения. Но, отталкиваясь от мыслей самого же молодого Маркса, Блох увидел в раннем христианстве движение протеста против угнетения, а в христианском учении и библейских рассказах – позитивный смысл. По его мнению, их ценность заключается в том, что они несли послание надежды. "Философия надежды" стала самым значительным вкладом раннего христианства в человеческую историю. И это оказало огромное влияние, так как надежду люди ищут не в прошлом, а в будущем. Такие взгляды, как и позиции других марксистских ревизионистов, подготовили почву для диалога, продолжавшегося вплоть до последних десятилетий XX века. Этот диалог – и особенно труды Блоха – способствовали развитию в протестантском богословии XX века одной из важнейших его черт, а именно, акцента на эсхатологической надежде как одной из основополагающих тем христианского богословия. Выдающимся представителем этого движения стал Юрген Мольтман, чьи книги "Богословие надежды" и "Распятый Бог" получили признание как начало новой эры в богословии. Мольтман утверждал, что надежда – основная категория библейской веры. Бог еще не закончил Свою работу в мире. Бог, говорил Мольтман, доходит до нас и призывает нас из будущего. Надежда на "последние дни" должна занимать в христианских богословских трудах первое, а не последнее место. Это – неличная надежда какого-то одного человека, а надежда на установление всеобщего нового порядка. Следовательно, богословие надежды должно побуждать верующего не к пассивному ожиданию будущего, а к участию в борьбе по искоренению бедности и угнетения, олицетворяющей уготованное Богом будущее.

Тем временем в Западной Европе, остававшейся свободной от советского контроля, усиливался процесс секуляризации. Через двадцать лет после войны в таких традиционно протестантских регионах, как Скандинавские страны, Западная Германия и Великобритания, посещаемость церкви и участие в ее делах снизились до такой степени, что лишь незначительное меньшинство населения – в некоторых случаях менее 10 процентов – имело хоть какую-то связь стой или иной формой организованного христианства. В этих регионах христианских лидеров и богословов более всего занимал вопрос о взаимосвязи между христианством и современным крайне светским мировоззрением, то есть вопрос, который Бонхеффер пытался разрешить в тюрьме.

Один из самых популярных ответов на этот вопрос дал Рудольф Бультман в своем опубликованном во время войны исследовании "Новый Завет и мифология". В нем Бультман заявил, что в Новом Завете послание выражено в форме мифа и что для понимания послания в современных условиях его надо "демифологизировать". Это важно не потому, что без него вера невозможна – человек может заставить себя верить во что угодно, даже в самое иррациональное, – а потому, что без демифологизации вера понимается совершенно неправильно. Вера – не усилие воли, чтобы заставить себя поверить в невозможное. Призыв Нового Завета к вере нельзя услышать, если он воспринимается как призыв поверить в миф. Миф – это попытка выразить в образах то, что выходит за рамки этого мира. Но в Новом Завете, помимо этого основополагающего мифа, нарисована также мифологическая картина мира, в которой действуют Бог и другие сверхъестественные силы, а мироздание состоит из трех ярусов с небом наверху и адом внизу. Современный человек не может больше воспринимать мир открытым для сверхъестественных вмешательств и подвешенным между небом и адом. Все это, в том числе попытки говорить о Боге в человеческих категориях, необходимо демифологизировать.

Представление самого Бультмана о том, как надо понимать Новый Завет, было вдохновлено философом-экзистенциалистом Мартином Хайдеггером. Однако этот аспект его программы не получил такого широкого признания, как призыв к демифологизации. Каким бы ни было новое понимание Нового Завета, заявляют сторонники этой концепции, ясно, что современный человек не мыслит более в категориях открытого для сверхъестественного вмешательства мира, и потому рассказы Нового Завета, выраженные именно в таких категориях, представляют собой препятствие для веры. Более чем через двадцать лет после опубликования работы Бультмана англиканский епископ Джон Робинсон в книге "Честность пред Богом", вызвавшей широкие дискуссии и комментарии, предпринял попытку популяризации идей Бультмана, а также Бонхеффера и Пауля Тиллиха, к которому мы еще вернемся в следующей главе.

Секулярные тенденции в Европе действительно растут, но этот процесс не следует истолковывать в том смысле, что церкви теряют жизненную силу или что богословские диспуты о значении секуляризма составляют их главное занятие. Напротив, европейские протестанты, число которых за последние десятилетия во многих местах сократилось, продолжают оставаться активной общественной силой и занимают ведущие позиции в движении за прекращение гонки вооружений, в борьбе за установление справедливых международных отношений и в служении обездоленным или потерявшим корни в результате промышленного развития и его последствий. Во Франции в 1936 году после слияния двух реформатских групп с методистами и конгрегационалистами образовалась Реформатская церковь Франции. Эта церковь проявляет большой интерес к евангелизационной работе в индустриальных районах и добивается в ней значительных успехов. Равным образом, в Западной Германии протестантские церкви содержат штат в 130 тысяч работников, занимающихся вопросами социального обеспечения как в самой Германии, так и за границей. За всей этой работой стоят миллионы преданных христиан, для которых главный вопрос заключается не в секу-лярности, а в послушании. В Восточной Германии к концу 80-х годов, после почти четырех десятилетий, в течение которых коммунистический режим препятствовал гражданам – особенно детям и молодежи – посещать церковь, почти две трети населения продолжали исповедовать христианство. И только к 1978 году правительство пошло наконец на соглашение с церквами, дав обещание прекратить дискриминацию христианских детей и юношей, разрешив проведение массовых собраний верующих на региональном и национальном уровнях, а также строительство новых церквей. В 1983 году правительство и церкви, в том числе католические, заключили нелегкий союз, чтобы отметить пятисотлетие со дня рождения Лютера. Несмотря на потрясения, вызванные крупными и даже гибельными событиями XX века, несмотря на сокращение в некоторых местах его численности, европейский протестантизм не утерял своей жизненной силы.

Протестантизм в Соединенных Штатах

Мы знаем свои христианские и гражданские обязанности. Следовательно, нам надо бросить вызов неуместной вере страны в свое экономическое и военное могущество… Нам надо противостоять искушению превратить страну и ее институты в предмет почти религиозного поклонения.

Чикагская декларация

Соединенные Штаты тоже участвовали в Первой мировой войне, однако для них этот конфликт не имел таких далеко идущих последствий, как для стран Европы. Это объясняется прежде всего тем, что Соединенные Штаты вступили в войну на ее последнем этапе и их территория не была театром военных действий. В общем и целом большинство американцев не были прямыми свидетелями разрушений и кровопролитий, а тяготы и страдания гражданского населения не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило в Европе. Долгое время общественное мнение выступало против участия в том, что казалось чисто европейским конфликтом, но когда Соединенные Штаты объявили войну, она была воспринята как дело славы и чести. Церкви, до 1916 года поддерживавшие движение за мир, присоединили свой голос к воинственным выступлениям. Как либералы, так и фундаменталисты говорили о необходимости "спасти цивилизацию", а некоторые наиболее радикально настроенные фундаменталисты начали оценивать происходившие события как исполнение пророчеств Даниила и Откровения. За исключением традиционно пацифистских конфессий – меннонитов и квакеров, – воинственный пыл и национальный шовинизм охватили всех, причем до такой степени, что с некоторых кафедр раздавались призывы полностью уничтожить германскую нацию во имя Бога. Это, естественно, создавало огромные трудности для американцев немецкого происхождения – в том числе для Вальтера Раушенбуша, – которые по разным причинам считали необходимым занимать более умеренную позицию.