День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия - Николас Томас Райт
Подобные толкователи затем добавляют, что Павел взял существовавшую до него формулировку о верности Бога своему завету с Израилем, которая все еще отражена в стихах 24–26, и изменил ее таким образом, что теперь, вместо этого, она говорит о чем-то другом: а именно о том, что смерть Иисуса избавила человечество от грехов. И тогда сказанное Павлом вписывается в ту или иную версию расхожей теории «договора дел», как если бы Павла тут на самом деле интересовали лишь такие темы, как грех, наказание и прощение. (И тогда каждая попытка показать, что главная тема тут «завет», встречается с подозрением, как будто за ней стоит желание менее серьезно относиться к греху, наказанию и спасению, – это возражение абсурдно, но тем не менее его можно услышать снова и снова.) Это неправильный подход к пониманию любого текста, особенно такого сжатого и насыщенного. Гораздо лучше предполагать, что слова, которые мы читаем, по замыслу автора должны передать то, что он хотел сказать. Традиция толкования, с которой я тут спорю, изо всех сил пыталась исключить идею завета с Израилем как ключевой момент аргументации Павла. Так нельзя обращаться с текстом.
Этого нельзя делать, в частности, потому, что Римлянам 3:21–26 (и большой отрывок до конца главы 4) должен – как мы вправе ожидать – дать ответ на вопрос, поднятый в предыдущем разделе. Вот почему нам надо вернуться немного назад и подробнее поговорить об отрывках, с которыми мы бегло ознакомились ранее, с двух сторон обрамляющих наш важнейший текст.
Обычное чтение Послания («Римская дорога») предполагает, что между 1:18 и 3:20 Павел развивает лишь одну тему: что «все люди грешники». Это ведет к «договору дел»: мы неспособны вести нравственную жизнь; нам нужно быть «правыми» пред Богом, если мы хотим попасть на небеса; Иисус умер вместо нас; дело сделано. На каком-то уровне это лучше, чем ничего. Стакан может быть наполнен на одну треть. Но тут из общей картины выпало нечто ужасно важное – как коктейль, в котором не хватает необходимой порции бурбона. Его все равно можно пить. Некоторые важные ароматы в нем присутствуют. Но значение, которое хотел вложить туда автор, решительный прыжок аргументации Павла, отсутствует.
На самом деле тут не хватает двух важных смыслов. Во-первых, стандартный подход игнорирует скрытую тему Храма, о которой говорит вторая половина Римлянам 3:23: «Ибо все согрешили и лишены славы Божией». Павел не говорит тут туманным языком, что «все по своему поведению недостойны “славы” “небес”». Он тут оглядывается назад, на 1:21–23: «Познав Бога, они Его как Бога не прославили» и «променяли славу нетленного Бога в подобие образа тленного человека». Это перекликается (через Пс 105:20) с историей золотого тельца и говорит о том, как мы это видели в тексте 1:18–32 в целом, что за «грехом» стоит идолопоклонство. Люди отвернулись от Бога-Творца и вместо этого начали поклоняться и служить творению. Они даже сами начали создавать образы сотворенных вещей второго порядка, так что поклонялись идолам, вдвойне удаленным от Бога-Творца, а потому злоупотребляли своей властью, данной Богом, отказавшись от истинного призвания человека и извратив его. Бог вложил в человека умения и изобретательность, чтобы тот осуществлял Божий замысел в мире, а не чтобы он создавал себе альтернативных богов для поклонения. Таким образом, «грех» – не просто нарушение данных Богом правил. Это проявление идолопоклонства.
Именно это есть главная проблема Послания к Римлянам 1. И о ней же Павел упоминает во второй половине 3:23. И к этой проблеме он обращается напрямую в 3:24–26, где Бог-Творец делает Иисуса местом и средством новой встречи между истинным Богом и созданным им человеком. Вот почему, говоря о вере Авраама, Павел показывает, что этот патриарх вернулся от идолопоклонства к изначальному состоянию: он «был укреплен в вере, воздав славу Богу» (4:20). И вот почему, завершив всю цепь своих аргументов, Павел, подводя итоги сказанному, говорит в 5:1–2 культовым языком: мы, оправданные, имеем «доступ» к благодати Божьей и прославляем «надежду славы Божией». Таким образом, привычный подход к Павлу не позволяет заметить, что Павел имеет дело тут не только с «грехом», но и со стоящим за ним идолопоклонством, из-за которого человек теряет «славу».
Второй недостаток стандартных толкований состоит в том, что они не пытаются показать, как 3:21–26 соответствует ходу мыслей Павла начиная от вводного текста 2:17–24. (Выше я кратко об этом упоминал, а тут мы рассмотрим это соответствие подробнее.) Смысл этого отрывка толкователи также искажали, говоря, что тут Павел говорит об «иудее» просто чтобы показать, что это особый случай в рамках «договора дел». Согласно такому «обычному» прочтению, Павел просто с упорством продолжает вбивать в голову читателю мысль о том, что все люди грешны. Иудеи могут мнить, что они в нравственном смысле стоят выше язычников, но это не так. Разумеется, в 3:19–20 Павел действительно делает вывод, что никто, будь то иудей или язычник, не «прав пред Богом». Об этом ясно говорит сама Тора. Затем Павел повторяет то же самое в 3:23: «Все согрешили и лишены славы Божией». Но эта логика (что все люди грешники, а иудеи тут не исключение) не отменяет конкретного и иного смысла, который содержится в 2:17–3:9. Это также крайне важно для нас, если мы хотим понять внутреннюю динамику 3:21–26.
Тут снова мы видим, что «договор дел» отличается от «завета призвания». Толкователи предполагали, что, обращаясь к «иудею» в 2:17, Павел ведет речь о договоре дел, на самом же деле он явно говорит о завете призвания Израиля. Иудей, с которым спорит Павел, – можно думать, что это он сам в прошлом, – не говорит: «Я исключение из общего правила о всеобщей греховности». Он говорит другое: «Да, мир действительно оказался в бедственном положении, но мы, еврейский народ, вооруженный Торой, призваны Богом стать решением для этой проблемы. Нам поручено свыше разобраться с этим беспорядком, сделать мир правильным». И по сути Павел согласен с этим. Это так неожиданно для толкователей разных традиций, что они просто игнорируют прямые слова Павла.
Он согласен с тем, что «иудей» обладает особым статусом и имеет особые средства:
Допустим, ты себя зовешь «иудеем». Допустим, ты полагаешься на Закон. Допустим, ты радуешься тому, что Бог есть твой Бог, и знаешь волю Его и с помощью Закона можешь делать правильный выбор (2:17–18).
Он согласен – он даже готов это подчеркнуть – с тем, что Израиль действительно получил такие привилегии, чтобы стать светом для народов:
Допустим, ты уверен, что ты путеводитель слепых,
