Хусто Гонсалес - История христианства Том II. От эпохи Реформации до нашего времени.

Император не хотел вступать в дискуссию с Лютером, поэтому велел очередной раз задать ему вопрос: "Отрекаешься ты или нет?" На него Лютер дал ответ на немецком языке, отбросив латынь, на которой традиционно проводились богословские диспуты: "Совесть моя подчиняется Слову Божьему. Я не могу и не хочу отречься, ибо неправильно и небезопасно идти наперекор своей совести. Да поможет мне Бог. Аминь"{4}. С таким победным заявлением он вышел из зала и вернулся домой.

Сожжением папской буллы Лютер бросил вызов Риму. Теперь же, в Вормсе, он бросил вызов империи. Так что у него были большие основания взывать: "Да поможет мне Бог".

Богословие Лютера

Друзья креста утверждают, что крест хорош, а дела плохи, так как благодаря кресту разрушаются дела и распинается ветхий Адам, сила которого заключена в делах.

Мартин Лютер

На этом месте нам стоит, прервав ненадолго рассказ о жизни Лютера, остановиться для рассмотрения его богословских взглядов – движущей силы, во многом предопределившей всю его дальнейшую деятельность. К 1521 году, когда он предстал перед Вормсским рейхстагом, Лютер уже выработал основные положения своей богословской концепции. В дальнейшем он главным образом разъяснял и развивал те основополагающие принципы, которые отстаивал в Вормсе. Поэтому именно на этом этапе рассказа уместнее рассмотреть основные положения богословия Лютера. Выше мы уже говорили о его поисках личного спасения и о его учении об оправдании верой. Но все это ни в коем случае нельзя считать полным изложением богословия Лютера.

Общеизвестно, что Лютер стремился сделать Слово Божье исходной точкой и конечным авторитетом всего своего богословия. В университете он был преподавателем Писания, поэтому Библия имела в его глазах первостепенное значение, и именно в ней он искал ответ на свои мучительные поиски спасения. Но это не означает, что он был библеистом-педантом, ибо в его понимании "Слово Божье" означало нечто большее, чем записанные в Библии слова.

В изначальном смысле Слово Божье есть не что иное, как Сам Бог. Это подтверждают первые стихи Евангелия от Иоанна, где записано, что "в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". В самой Библии заявляется, что, строго говоря, Слово Божье есть не что иное, как Бог-Сын, второе Лицо Троицы, Слово, ставшее плотью и обитавшее с нами. Поэтому, когда Бог говорит, Он не просто сообщает информацию, но также и прежде всего действует. Именно это имеется в виду в Книге Бытие, где Слово Божье показано как творческая сила: "И сказал Бог: да будет… и стало". Когда Бог говорит, сказанное Им сотворяется. Слово Божье не только говорит, но и производит нечто в нас самих и во всем творении. Творческое и мощное Слово воплотилось в Иисусе, ставшем величайшим Божьим откровением и величайшим Божьим делом. В Иисусе нам раскрылся Сам Бог. В Иисусе же Бог поразил силы зла, державшие нас в подчинении. Божье откровение есть также Божья победа.

При таком библейском понимании Слова Божьего словом Божьим Библию делает не ее непогрешимость и не возможность ее использования в качестве авторитетного источника в богословских и религиозных диспутах. Библия есть Слово Божье, так как через нее к нам приходит Иисус – воплощенное Слово. Любой читатель Библии, по какой-либо причине не находящий в ней Иисуса, не видит и Божьего Слова. Именно поэтому Лютер, хотя он и настаивал на конечном авторитете Писания, отрицательно отзывался о некоторых его частях. Послание Иакова, например, казалось ему "совершенно пустым", так как он видел в нем не Благую Весть, а лишь набор правил поведения. С трудом воспринимал он и Книгу Откровение. Он не призывал исключить такие книги из канона, но открыто признавался, что ему трудно увидеть в них Иисуса Христа и что они не представляют для него особой ценности.

Представление о Слове Божьем как о Самом Иисусе Христе дало Лютеру возможность ответить на одно из главных возражений католиков против его учения о превосходстве авторитета Писания над церковным авторитетом. Они утверждали, что коль скоро именно церковь определила, какие книги следует включить в канон Писания, ее авторитет, несомненно, выше авторитета Писания. Лютер отвечал, что Библия создана не церковью, равно как и церковь создана не Библией, – как Библия, так и церковь появились в результате донесения Благой Вести, послания Иисуса Христа, воплощенного Слова Божьего. Но Писание предлагает более достоверное свидетельство Благой Вести, чем папская одержимая корыстью церковь или даже самое надежное христианское предание, поэтому Библия выше церкви, папы и предания. Это действительно так, хотя нельзя отрицать, что на раннем этапе развития христианства именно церковь распознала Благую Весть в одних книгах, а не в других и тем самым определила содержание Библии.

Лютер не отрицал постулатов традиционного богословия о том, что Бога в какой-то степени можно познать с помощью рациональных и научных методов исследования. Такие исследования подтверждают факт бытия Бога и позволяют нам проводить различие между добром и злом. Это делали еще языческие философы античности, и даже законы Древнего Рима показывают, что понятия добра и зла в них четко разграничивались. Более того, философы приходили к выводу о существовании Высшего Божества, дающего начало всему.

Но все это не есть подлинное познание Бога. Лютер не раз повторял, что Бога невозможно познать опытным путем, подобно тому как, например, человек лезет по лестнице на крышу, чтобы посмотреть, что там есть. Любые потуги человека подняться на небо и тем самым познать Бога бессмысленны. Такие усилия Лютер называл "богословием славы", которое стремится познать Божество Само по Себе, в Его собственной славе, без учета огромного расстояния между Богом и людьми. По сути, богословие славы ищет Бога в тех вещах, которые люди считают наиболее ценными и достойными прославления, и именно поэтому оно уделяет такое внимание силе Бога, славе Бога и благости Бога. Но это почти то же самое, что создание Бога по нашему образу, и мы обманываем самих себя, полагая, что Божья природа такова, какой мы хотим ее видеть.

Суть вопроса заключается в том, что Бог откровения весьма отличается от Бога богословия славы. Высочайшее самораскрытие Бога произошло на кресте, поэтому вместо богословия славы Лютер предлагал "богословие креста". Это богословие ищет Бога не там и не в том, где нам хотелось бы, а в божественном откровении креста. Здесь Бог предстает в момент слабости, страданий и тяжелых испытаний. Это означает, что Бог действует совершенно иначе, чем мы могли бы предположить. На кресте Бог разрушил наши предвзятые представления о божественной славе. Познав Бога на кресте, мы должны отбросить свои прежние представления о Боге, то есть все, что, как нам кажется, мы знаем, основываясь на разумных предположениях или внутреннем голосе совести. Наше новое знание Бога весьма отличается от постулатов богословия славы.

Бог познается в божественном откровении. Но в откровении Бог проявился двояко: как выразитель Закона и Благой Вести. Это не означает просто-напросто, что Закон первичен, а Благая Весть вторична или что Ветхий Завет – это Закон, а Новый Завет – это Благая Весть. Смысл гораздо глубже. Контраст между Законом и Благой Вестью показывает, что Божье откровение – это одновременно слово суда и слово благодати. Они неразрывно связаны, и человек не может слышать о благодати, не слыша в то же время о суде.

Учение об оправдании верой (весть о Божьем прощении) не подразумевает, что Бог безразлично относится к греху или что Бог прощает нас потому, что наши грехи в конечном счете не имеют серьезных последствий. Бог свят, и грех несовместим с Божьей святостью. Когда Бог говорит, нас переполняет сознание резкого контраста между такой святостью и нашими собственными грехами.

Но Бог говорит и о прощении – прощении, до такой степени связанном с Божьей святостью, что порой одно и то же слово относится одновременно к суду и к благодати. Это прощение и есть Благая Весть, которую суровость суда делает еще более радостной и всепобеждающей. Благая Весть не противоречит Закону и не отменяет его. Божье прощение не означает отрицания серьезности греха. Именно серьезность греха делает Евангелие такой удивительной радостной вестью.

Тем не менее, когда мы слышим это слово прощения, у нас меняется отношение к Закону. Груз, который раньше казался невыносимым, становится легким и даже приятным. В комментарии к Евангелию от Иоанна Лютер заявил:

Раньше Закон не доставлял мне никакого удовольствия. Теперь же я вижу, что он хорош и приятен, что он дан мне, чтобы я мог жить, и нахожу в нем удовольствие. Раньше он говорил мне, что я должен делать. Теперь я начинаю приспосабливаться к нему. И за это я поклоняюсь Богу, прославляю Его и служу Ему{5}.