Елена Никулина - Агиология
В святоотеческой литературе встречаются предостережения против самовольного принятия на себя старческого служения. Например, прп. Макарий Оптинский пишет, что окормлять других можно только за послушание, причем согласно с учением святых отцов и только тем, кто сам шел этим путем: «Приступать ему к окормлению других не советую, и давать правила не его еще дело, хотя и просит Д…Как не осудимся, самовольно наскакивая на такую высоту? Мы только тем разве можем несколько иметь извинение, когда за послушание показываем путь, коим научают нас святые отцы, и сами отчасти шли, и негли, окалявшись во блате [в болоте. – Е.Н.], других от того предостерегаем»[446].
Но как бы ни призывался подвижник на старческое служение, этому обязательно предшествует длительный личный аскетический подвиг. Преподобный Антоний стал наставником иноков после тридцати лет подвигов в уединении, в возрасте более 50 лет. Преподобному Савве Освященному, пришедшему в монастырь восьмилетним мальчиком, Бог вверил попечение о других душах, когда ему было около 45 лет. Преподобный Иоанн Лествичник девятнадцать лет прожил в послушании у старца и сорок лет в отшельничестве, и лишь в возрасте 75 лет был избран игуменом горы Синайской. Преподобного Макария Великого называли «юноша-старец», потому что благодатный дар духовного окормления он получил хотя и после многолетних подвигов в пустыне, но все же относительно рано, в возрасте около 40 лет. Такой же длительный аскетический подвиг предшествовал старческому служению русских святых старцев. Преподобный Серафим Саровский вступил в подвиг старчества после тридцати семи лет подвигов сначала в общежитии, потом в отшельничестве, когда ему было около 56 лет. Преподобный Амвросий Оптинский около 20 лет воспитывался при великих старцах Льве и Макарии Оптинских, волею Божией готовясь к старческому служению в послушании и умной молитве.
* * *Каковы же основные черты старческого подвига, в чем заключается сущность этого служения?
Старчество можно определить как обучение практическим средствам достижения христианского совершенства. «Дело нашего христианского усовершенствования, дело жизни сокровенной во Христе с Богом есть дело – не теории, а практики… Для человека, искренно и истинно желающего быть учеником Христовым… нужно знать, как же утвердить в себе кроткое расположение духа? Какими способами приобрести истинное смирение…? Как научиться молиться?.. Чтобы всему этому научиться, надо иметь учителя, который не по книгам только, но и собственным опытом прошел всю эту мудрость… Это последовательное научение в достижении христианского совершенства, в прохождении жизни христианской и есть то, что в монашестве именуется Старчеством или духовным окормлением»[447].
Старческое окормление происходит в такой форме: «В монастыре… волею Божией и голосом братии поставляется… благочестивый и опытный в духовно-аскетической жизни инок, пользующийся полным доверием всех, как общий духовный отец и руководитель. К нему не только идут исповедываться в положенное время, но приходят все, всегда, ежедневно и раскрывают ему всю свою душу, объявляют все свои греховные поступки, мысли, желания. Что бы ни задумал духовный сын старца – обо всем идет он советоваться со старцем и просить его благословения»[448].
Как видим, старческое руководство неразрывно связано с откровением помыслов, то есть постоянной и чистосердечной исповедью ученика перед учителем, дающей последнему возможность видеть состояние души ученика и дать ему необходимый совет, а также с послушанием, то есть готовностью ученика руководствоваться советом учителя[449]. И откровение помыслов, и послушание старцу основаны на полном доверии к нему.
Внутренние полномочия принимать исповедь и осуществлять духовное руководство обусловлены не только духовной опытностью старца. Старец – это сосуд благодати Святого Духа, именно она помогает дать верный совет. Старцы говорят не от себя, «не они суть глаголющий от себе: но Бог в них глаголет, якоже хощет»[450]. В Палестинском Патерике приводятся слова инока, пришедшего на исповедь к старцу: «Отче! Поведай, что внушит тебе благодать Всесвятаго Духа и уврачуй мою душу»[451]. «Древние старцы, преисполненные смирения», ясно осознавали действие благодати и свою человеческую ограниченность, что видно, например, в словах прп. Пахомия: «Когда Господь прекращает открывать Себя, мы становимся такими же людьми, как и прочие человеческие существа»[452].
Дар Святого Духа, необходимый для принятия помыслов и духовного окормления, – это, в первую очередь, дар христианской любви к ближнему. Святитель Тихон Задонский писал: «Никто не может более Христа любить, как тот, который спасения ближнего ищет… Любовь сыщет слова, коими можешь созидать ближнего; она представит тебе способ, и ум и язык направит»[453]. На старцах, с любовью принимающих всех приходящих к ним, сбываются слова «святого Иоанна Лествичника… что некоторые пришли во врачебницу не для врачевания, но, ласковостию лекаря удержаны быв, познали, что имели болезнь в глазах своих, и получили от него исцеление»[454].
Любовь к ближнему неотделима от смирения. «Особым свойством его обхождения и бесед были любовь и смиреномудрие, – пишет сщмч. Серафим (Чичагов) о прп. Серафиме Саровском. – Кто бы ни был приходивший к нему….в каком бы греховном состоянии ни находилась его совесть, он всех лобызал с любовью, всем кланялся до земли и, благословляя, сам целовал руки даже не у посвященных людей… Говорил он иным и обличения, но кротко, растворяя слово свое смирением и любовью». «Не было замечено, чтобы он какое-либо дело отнес к себе или хвалил себя, но всегда, благословляя Господа Бога, говорил: Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждъ славу (Пс.113.9)»[455]. О преподобном Макарии Оптинском жизнеописатель свидетельствует: «Изумительно было спокойствие старца в минуты наставнической его деятельности… Ничто не могло возмутить его христианского терпения, его полного душевного спокойствия. Все было покорено им в себе глубочайшему смирению»[456]. В письмах прп. Макария содержится множество свидетельств о его глубоком смирении. Он просил своих чад молиться о даровании ему истинного разума: «Прошу помолиться, чтобы Господь даровал мне истинный разум – давать ответы на твои вопрошения; а сам о себе не могу ничесоже творити»[457]. Он учил приписывать пользу от наставлений только Богу: «Ежели она получила какое успокоение духа, да приписывает сие милости Божией, а не моему недостоинству. Я ничто иное, как ничтожный грешник, вам глаголавший, а сам ничтоже творящий». О необходимости смирения для наставника преподобный неоднократно писал инокам, несущим служение старчества: «Что бы вы ни сделали доброго, то это не ваше, а помощь Божия и Его достояние, вы же токмо орудие, да и самое слабое»[458].
Благодать Святого Духа проявляется также в дарах рассуждения и различения духов. Общеизвестен совет искать в наставнике не высоких дарований, чудотворений и прочего, но именно духовной рассудительности. В жизнеописании прп. Макария Оптинского говорится: «Первое место между дарованиями, данными старцу на пользу общую… занимает бесспорно дар духовного рассуждения. – Для объяснения того, как существенно необходимо… сие рассуждение, старец обыкновенно указывал на сказание о даре рассуждения одного из скитских отцев, аввы Моисея, заимствованное сим последним со слов преподобного Антония Великого… “Рассуждение не есть земной или малый, но величайший дар Божией благодати, которому если инок не последует всею силою со тщанием и не навыкнет рассуждению твердым помыслом входящих в него духов, то по необходимости придется ему, как заблудившемуся в ночи, впадать не только в ямы лютейшего зла, но претыкаться на прямых путях и ровных местах”»[459]. О стяжании дара духовного рассуждения преподобный Макарий советовал прочитать в послании преподобного Кассиана к Леонтину игумену: «Истинное рассуждение не приходит, аще не от истинного смирения»[460].
В тесной связи с духовной рассудительностью стоит дар различения духов. Благодаря этому дару старец знает, какой помысел несет в себе зло и какой – добро, что угодно Богу и что нет. «Различать внушения в душе человека со стороны Святого Духа и Ангелов и со стороны духов злобы не так легко, потому что они [внушения. – Е.Н.] не являются отличными, как свет и тьма, – пишет И.М. Концевич. – Действие благодати обнаруживается в мире и радости, в блаженном настроении, но и грех сладок и сладкий недуг страсти, особенно страсти духовной, не трудно смешать с блаженством духовным»[461]. Концевич приводит слова прп. Макария Великого о том, что «грех преображается в светлаго ангела и уподобляется почти благодати». Внушения в душе человека обнаруживаются в виде тонких и порою сложных помыслов, рождающихся в сердце или вкрадывающихся в рассудок со вне. Чтобы склониться к доброму внушению и пресечь недобрый помысл, необходимо открыть источник каждого из них. Это в состоянии сделать только человек, достигший высшей меры духовного возраста. «Если человек не достиг сей меры, то не может различать помыслов, но будет поруган демонами и впадет в обольщение, поверив им: потому что они изменяют вещи, как хотят, особенно для тех, кто не знает козней их» (Вопрос 59)[462].
