Феодор Студит - Том V. Преподобный Феодор Студит. Книга 1. Нравственно-аскетические творения
Организация преп. Феодором монашеской жизни
23. Но он и сам составил весьма много книг получив свыше талант мудрости за преизбыток чистоты, и первую – ту, которая до наших дней читается трижды в неделю и называется книгою «Малых огласительных поучений», числом до ста тридцати четырех, сказанных им без приготовления, по обычаю собеседования с братиями; затем вторую, третью и четвертую книгу «Великих огласительных поучений» он составил и издал не без приготовления, но обдуманно; впрочем, в тех и других ясно открывается изливавшаяся из уст его Божественная и небесная благодать слова; ибо, по моему мнению, ни из какой другой книги богомудрых отцов благоразумно изучающий не может приобрести столько пользы в отношении к общежительному благочинию, как из упомянутых «Огласительных поучений» отца нашего, потому что они объемлют все виды добродетели, премудро преподают всякое врачевство против различных и разнообразных болезней порока и внедряют просвещение и умиление в души читателей. Им составлена и книга «Похвальных слов», в которой он некоторые из праздников Христа и Богоматери и все праздники великого Крестителя и Предтечи и некоторых других знаменитейших святых прославил не хуже важнейших панегиристов. Сочинил он также другую, исключительно ямбическими стихами, весьма полезную книгу, в которой описал сотворение и падение прародителя; кроме того, как должно изобразил печальную картину греха и тления; потом особо представил зависть Каина к Авелю и убийство его; затем он прославил по справедливости Еноха и Ноя и родившихся от него троих боголюбивейших праотцов, отдельно и по порядку каждого, равно как и приснопамятных жен их. Кроме того, он исчислил все ереси и подверг их проклятию трехмерными и чистыми, как я сказал, стихами, а некоторые из них и опроверг совершенным образом.
Сочинения преп. Феодора
24. Еще пять книг «Писем» его сохраняются у нас до настоящего времени; по важности мыслей и чистоте изречений они отличаются столь высокой красотой и свойственное письмам достоинство представляют с такой верностью, что ни одного из них не может читать без слез тот, кто имеет не совсем каменное сердце. [Col. 265] Кроме них есть и другое догматическое его сочинение, написанное прозою, в котором он тремя состязательными (άντιρρητικοΐς) «Словами», как бы другой Давид иноплеменника Голиафа, решительно низложил чуждую истине ересь иконоборцев и избавил Церковь от этого тягчайшего позора, а обоих императоров, бывших главами упомянутой богохульной ереси, то есть Константина Копронима и зверя по душе или, лучше, зверя и по имени Льва, высоко подняв обличительными словами, как бы какими копьями, с триумфом ниспроверг и предал позору и нечестивые дела их раздельно и ясно изобразил для потомков. Таким образом, он, посвятив всю врожденную силу ума своего занятию Божественными предметами, весь день и ночь изучая закон Господень и по возможности устрояя Царство Небесное внутри себя и своих последователей, или, лучше, сделав знаменитую обитель Предтечи царством небесным, по одинаковости образа жизни, сам был как бы солнцем среди множества духовных звезд, изливающим лучи своей добродетели и мудрости, просвещающим окружавших его, изменяющим и преобразующим их к лучшему.
25. Но всегда злорадствующий и отец зависти, поистине чернейший и низкий ворон, диавол не мог терпеть, чтобы такая добродетель отца благополучно прославлялась, чтобы сонм спасавшихся под его властью и прекрасно руководимых им оставался без смятения и чтобы такой высокий род аскетической жизни являлся среди многолюдного города. Часто и различным образом быв поражаем действиями великого [отца], он, однако, и теперь не медлит привести в исполнение козни, которые замышлял против него. Именно в то время держал скипетр царства Никифор, который по-видимому был не хуже прежних благочестивых царей, а на самом деле далеко отступал от них, ибо известно, что вера без дел мертва есть (Иак. 2:26). И вот, нашедши его сосудом злым и исполненным нечестия, всегдашний ненавистник добрых дел праведников влагает в сердце его мысль – объявить невинным того, кто прежде совершил прелюбодейный союз, и возвратить ему священнический сан как бывшему виновником мира, говорил он, и заботившемуся о полезном. Итак, принявши внушение змия, царь в беседе со священномудрым патриархом просит и заставляет его разрешить Иосифа от запрещения, которым связал его святейший Тарасий и оставил так, переселившись к Богу, обещая ему, что царскими мерами он склонит всех согласиться на такую уступку. Таким образом, он убеждает соименного победе (νίκη) патриарха[512], вопреки его желанию и воле, принять отлученного опять в качестве сослужителя. И снова происходит разногласие и смешение мнений и разделение лиц между епископами и монахами, так как одни думали, что хорошо было бы не раздражать царя ради такого дела, [Col. 268] а окружавшие великого Феодора, напротив, говорили, что несправедливо нарушать приговор, произнесенный на Иосифа достопочтенным Тарасием и состоявшийся тогда для пользы всех, ибо послабление в этом, говорил он, явно одобрило бы прелюбодейный союз; притом нужно иметь в виду и не забывать праведный суд Божий, уже постигший Константина младшего; и отсюда нужно уразумевать волю Божественного законоположения, чтобы к погибели наших душ не создавать для легкомысленной души и необузданных порывов ума предлоги к послаблению, которые никогда не приносили никакой пользы вселенной. Поэтому, оставшись несогласными в суждениях, они отделились друг от друга, как некогда Павел и Варнава при разногласии касательно Иоанна, называемого Марком, о чем написано: бысть убо распря, яко отлучитися има от себе: Варнава убо поем Марка отплы в Кипр: Павел же, избрав Силу, изыде предан благодати Божией от братий (Деян. 15:39–40); беседуя об этом, божественный Златоуст в богосветлом толковании на Деяния говорит так: «Кто из них советовал лучше, не наше дело решать»[513].
26. Мы же об этом предмете скажем, что они оба поступили хорошо, подобно как и приснопамятный Тарасий поступил в своем послаблении применительно к обстоятельствам; ибо и он тогда, видя гнев и ярость царя и зная, как он от природы расположен к несправедливости и страдает удобопреклонностью ко греху, ослабил бразды строгости, чтобы тот не сделал чего-нибудь худшего против Церкви Божией, и, допустив меньшее и частное зло, мудро сохранил всеобщее благо, исполняя слова: искупующе время, яко дние лукави суть (Еф. 5:16). Так точно нужно рассуждать и здесь, что блаженный Никифор сделал послабление применительно к обстоятельствам, не желая, но быв принужден царем; а отец наш Феодор соблюдал точное исполнение Божественных заповедей, подвигнутый Богом, а не увлекаясь злою страстью, дабы незаконное сожительство не вошло в закон у звероподобных людей, преданных невоздержанным пожеланиям, и дабы явилось нелицеприятие вполне надеющихся на Бога и не угождающих лицам ко вреду души своей, так чтобы не предстояло жертвовать заповедью Господней власти царя, повелевающего несправедливо, по словам псалмопевца Давида: и глаголах о свидениих Твоих пред цари, и не стыдяхся (Пс. 118:46). Правда, дела церковного управления в этом случае шли нехорошо во дни тех двоих императоров, о чем и сами боговдохновенные патриархи хорошо знали; ибо вождь Православия Тарасий не сказал бы о великом Феодоре, возвратившемся из Фессалоники, [Col. 269] что он хорошо поступал, если бы не был уверен, что он неуклонно шел истинным путем Евангелия; ни соименный победе священноначальник [Никифор] в свою очередь не принял бы его и не увенчал бы похвалами, как поборника истины, если бы не признавал его право соблюдать слово веры. Притом надобно прибавить, что если бы каждый из них не считал нехорошим делом принятие в сан священства совершившего прелюбодейный союз из страха пред императорами, то они не отлучили бы дерзкого от сонма иереев после смерти этих царей и постигшего их от Бога скорого отмщения за святого Феодора. Так нужно боголюбивым людям рассуждать о свойстве этих дел и не осуждать ни той ни другой стороны достоуважаемых наших предстоятелей.
Второе изгнание
27. Между тем надменный царь, увидев, что его решение отцами нашими отвергнуто и не удостоено никакого уважения, с гневом повелевает отправить великого Феодора и единомысленного с ним иерарха Христова Иосифа, вместе с дядей и руководителем их Платоном, на острова, лежащие близ города, и держать их под стражею не вместе и не в одном и том же помещении, но каждого из них отдельно в разных помещениях, а братское общество приказал отряду воинов стеречь в собственном их монастыре. Сам же, прибыв чрез несколько дней в Елевфериев царский дворец, приглашает к себе всех для совещания; потом, отделив важнейших из них, старается словами убеждения отвлечь их от отеческого решения. Но когда он увидел, что его словесное предложение, как бы негодное копье, решительно отражается твердым их возражением, то обращается к обществу братий и говорит им: «Те из вас, кто хочет следовать нашим увещаниям и быть в общении с патриархом и Кафолической Церковью, отойдите на правую от меня сторону; а те, которые решились оставаться при прежнем своем мнении, станьте на левую сторону». Этим он думал обмануть их, из которых некоторые были несведущи в словесных изворотах, но все готовы презреть и мир, и родство, и самую жизнь ради безукоризненного пребывания в послушании Божием. Тогда все они, единодушно заняв левую сторону, с дерзновением говорят ему: «Мы, царь, верно знаем, что отцы наши, научившиеся всему из Богодухновенного Писания и руководимые Духом Святым, мыслили и учили лучше и ближе ко спасению, поэтому и сами мы, без сомнения, следуя стопам их, не принимаем новосоставленного вами мнения». Он же, пораженный таким смелым ответом преподобных мужей, повелевает тотчас рассеять их и держать под строжайшей охраной в близких к городу монастырях, как преступных и непослушных царским и иерархическим повелениям.
