Галина Калинина - Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире
Православный взгляд на юмор как таковой весьма осторожен. Для нас, живущих в атмосфере пошлых анекдотов, постоянного зубоскальства и кривляния в развлекательных передачах, комедий и иронических детективов, это кажется странным, потому что мы привыкли полагать, что шутка «строить и жить помогает». Но мы не замечаем, как постоянная несерьезность и ирония размывают самые дорогие для нас чувства: супружескую любовь, отношения к родителям, патриотизм, скромность и целомудрие. Это обратная сторона смеха, его демоническое свойство. Недаром дьявол всегда изображается полным иронии и всегда готовым посмеяться над всем. Именно об этом опасном характере юмора и иронии и предупреждают нас св. отцы.
«Кто смеется над ближним, тот как бы клевещет на него, а клевета ненавистна Богу и людям (прп. Ефрем Сирин).
«Чувство юмора заставляет рассматривать свои и чужие поступки под более широким углом и с более дальних позиций, от чего они выглядят нелепыми. Это чувство охлаждает энтузиазм, высмеивает надежду, оправдывает недостатки, утешает в неудаче. (...) Широкий угол и дальняя позиция не дары выдающейся природной мудрости, но всего лишь сгусток мнений данного общества в данный момент»[67].
С одной стороны, юмор нередко помогает в борьбе с пороком, выставляя его смешным и нелепым. С другой стороны, эта борьба приобретает совершенно иной смысл: не спасение души, а желание повеселить общество, которое по какой-то причине сегодня решило высмеять тот или иной порок. Именно поэтому Н.В. Гоголь, мечтавший, что его «Ревизор» или «Мертвые души» послужат к исправлению общества, не только не был понят этим обществом, но и испытал на себе обвинения в безумии и «религиозной мании», а книги его остались памятниками желчной иронии, а не христианской любви. Не говоря уж о том, что нередко высмеиваемые черты, например малограмотность или слабоумие, с точки зрения верующего человека, не являются недостатками, заслуживающими обличения.
Шутка рассматривает и порок, и добродетель как бы через уменьшительное стекло, в результате чего первый перестает быть страшным, а вторая — прекрасной. Глядя на мир через призму юмора, человек забывает, насколько серьезно то, что происходит в нем. Шутка часто связана с иронией, а ирония — с цинизмом. Чувство юмора ведет к умеренности, к тому, что «не горячо, не холодно, но тепло». Мы все боимся быть смешными. Как часто мы отказываемся от своих идей, от своего мнения, от своей позиции только потому, что кто-то высмеял их. Казалось бы, что здесь такого? Разве смех убивает или калечит? Почему наши внутренние взгляды, способные выдержать периодически довольно серьезные испытания, пасуют перед чьим-то ироничным языком?
В реальности людей высмеивающих всегда боялись, ибо смех их не только бичует пороки, но и разрушает все, что другим дорого. В действительности сами шутники, как правило, крайне несчастны, потому что они все видят через искаженное зеркало иронии, их действия пропущены через ее фильтр, они не способны проявить искренние чувства, потому что искренние чувства всегда крайне серьезны. Они живут с вечной оглядкой на других и на саму госпожу иронию, ставшую в их жизни своего рода кумиром. И в этом цинизме обнаруживается их собственная пустота. Ведь такой смех выжигает в душе и цель жизни, и ее смысл, порождая в душе мучительное раздвоение на наблюдателя и наблюдаемого. Характерным примером жертвы такого юмора и иронии является персонаж романа Лермонтова «Герой нашего времени» Печорин, который много зла принес ближним и себе именно благодаря такому отношению к миру.
Для многих знакомых общение с О. было сущим наказанием. Уж если кто попадался ей на язычок, то спасения не было. Но и поссориться до конца с ней никто не решался: уж больно остроумной и способной расшевелить любую компанию девушкой она была. Однажды на исповеди О. призналась священнику, что ей кажется, будто ее сознание раздваивается. В общении с близкими, на молитве и в разговоре с любимым человеком О. казалось, что одна ее часть с холодным любопытством наблюдает за ее жизнью и поступками, постоянно иронизируя над собой и над окружающими, а вторая пытается хоть что-то почувствовать на самом деле, а не сквозь эту иронию. Батюшка посоветовал О. во время молитвы просить у Бога, чтобы он убрал из ее сознания эту раздвоенность, этот «голос» иронии и самоанализа. Когда О. поведала нам эту историю, она сказала, что благодаря Богу незаметно для нее самой эта раздвоенность исчезла, но стоит чересчур развеселиться в компании, как она вдруг видит себя со стороны и, вспомнив о прошлом, быстренько прикусывает не в меру заболтавшийся язык.
В то же время святые знали, как может обнадежить человека, вернуть ему бодрость духа вовремя сказанное доброе, веселое слово. Мастером таких шуток был оптинский старец прп. Амвросий, обладавший великим даром рассуждения духов и видевший насквозь человеческие страсти. Он нередко заключал христианскую мудрость в шутливые стихотворения:
Скука — унынию внука, а лени — дочь.
Чтобы отогнать ее прочь,
В деле потрудись,
В молитве не ленись;
Тогда и скука пройдет,
И усердие придет!
А если к сему терпения и смирения прибавишь,
То от многих зол себя избавишь.[68]
От уныния же приходят ожесточение и нечувствие сердца. Уныние подобно сну души, когда всякие чувства, направленные на спасение, оставляют ее. Душа, пребывая во сне уныния, перестает ощущать свою греховность. Подобное состояние св. отцы называют окамененным нечувствием. Отсутствие истинного покаяния в своих прегрешениях, нежелание исправиться, нежелание спастись. Сердце теряет чувствительность к происходящему, голос совести замолкает. Человек вроде бы и понимает, что поступает худо, но понимание это не вызывает никаких эмоций, никаких чувств. Сердце будто парализованно, не способно к движению.
«Бывает такое «стянутое» состояние души, когда трудно улыбаться, никакой мягкости, нежности ни к кому, одним словом — «окамененное нечувствие». Только молитва, особенно церковная, разгоняет это состояние. Оно обычное для гордых, унылых, самолюбивых, распутников, скряг; но в некоторой степени свойственно всем вообще — это состояние греха и безблагодатно-сти, обычное состояние человека. Для души — это уже ад на земле, смерть ее при жизни тела, и оно есть естественно следствие греха, который буквально убивает душу» (свящ. Александр Ельчанинов).
Как правило, человек, чье сердце окончательно ожесточилось и пребывает в окамененном нечувствии, говорит: «Ну и пусть попаду в ад. Зато здесь нормально поживу». Надо отметить, что для них не встает вопроса, куда попадет душа их после смерти. Эти люди потеряли надежду. Они подобны человеку, которого уговаривают бросить пить, на что он говорит:
— Уже поздно.
— Никогда не поздно, — возражают на это ему.
—Ну, тогда я брошу как-нибудь потом, — отвечает он.
Эти люди похожи на приговоренного к смерти, который в последние минуты стремится получить от жизни как можно больше и преступает все человеческие законы, потому что все равно умирать, а вместо угрызений совести чувствует злость на мир, который обрекает его на смерть. Только он в своем безумии, ослепнув и оглохнув от своего отчаяния, не хочет слышать того, что ему обещают помилование, если он изменится.
Уныние выражается в скуке и вечно плохом настроении, в депрессии, в постоянной усталости, в ощущении бессмысленности всего и тщетности попыток что-то изменить. Столь популярный вопрос о смысле жизни есть по сути своей вопрос уныния.
Бес уныния лишает человека способности радоваться. Одержимый унынием перестает радоваться даже удовлетворению своих страстей, понимая в глубине души, что удовольствие это преходящее, минутное, не может заполнить тот внутренний вакуум, который образовался в душе. Одиночество становится невыносимым. Окружающие люди нагоняют скуку и тоску. Человек не может долго находиться без движения, все время стремится к перемене места жительства, работы, учебы, к смене круга общения. Он не может подолгу заниматься одним делом: хватается то за одно, то за другое. Не может долго оставаться в состоянии собранности и сосредоточенности.
