Карен Армстронг - Библия: Биография книги
Однако этому рационализму противостояло мистическое движение среди евреев Польши, Галиции, Белоруссии и Литвы, которое дошло до бунта против веяний нового времени[495]. В 1735 г. Исраэль бен-Элиэзер (1689–1760), бедный шинкарь из юго-восточной Польши, объявил себя баал-шемом, «владеющим Именем», одним из многих знахарей, лечащих больных молитвами и наложением рук, странствовавших по сельским районам Восточной Европы и проповедующих во имя Божие. То было тяжёлое время для польского еврейства. После крестьянского бунта против знати (1648–1667 гг.) евреев истребляли в огромных количествах, и даже потом они страдали от уязвимости своего положения и экономических притеснений. Пропасть между богатыми и бедными постоянно росла, и многие раввины погружались в изучения Торы, пренебрегая собственной общиной. Исраэль бен-Элиэзер стал основоположником реформаторского движения и прославился как Баал Шем Тов — или, сокращённо, «Бешт», — наставник, обладавший исключительным статусом. К концу его жизни у него было более сорока тысяч последователей — хасидов («праведников»).
Бешт утверждал, что Бог выделил его не потому, что он изучал Талмуд, а потому что он повторял обычные молитвы с таким жаром и такой сосредоточенностью, что достиг экстатического единения с Богом. В отличие от раввинов эпохи Талмуда, которые считали, что изучение Торы важнее молитв[496], Бешт настаивал на превосходстве созерцания[497]. Раввин не должен зарываться в книги и пренебрегать бедняками. Духовное содержание хасидизма основывалось на мифе Исаака Лурии о божественных искрах, запертых в материальном мире, но Бешт преобразовал этот трагический образ в радостное представление о вездесущем присутствии Бога. Божественная искра может пребывать в любом, сколь угодно низком, материальном предмете, и ни в каком занятии — будь то еда, питьё, любовь или коммерческое дело — нет ничего нечестивого. Постоянно практикуя двекут («преданность», букв. — «прилипание»), хасид должен всегда осознавать присутствие Бога. Хасиды выражали это усиленное осознание в восторженной, шумной и бессвязной молитве, сопровождавшейся странными движениями (например, кувырканием, символизировавшим полное изменение мировоззрения), которые помогали им всем своим существом погрузиться в молитву.
Подобно тому как хасиды учились смотреть сквозь завесу материи, чтобы увидеть божественные искры, таящиеся в самых обычных предметах, они также учились проникать в слова Библии, стараясь мельком увидеть божество, скрытое в них. Слова и буквы Торы были сосудами, в которых заключён свет Эйн-Соф, поэтому хасид должен сосредотачиваться не на буквальном смысле текста, но на духовной реальности, заключённой в нём[498]. Он должен развивать в себе восприимчивость, сдерживая свой ум и позволяя Библии заговорить с ним. Однажды Баал Шем Това посетил Дов Бер (1716–1772), учёный-каббалист, ставший впоследствии его преемником, новым лидером движения хасидов. Вдвоем они изучали Тору и углубились в какой-то текст, где речь шла об ангелах. Дов Бер рассматривал отрывок с отвлечённых позиций, и Бешт попросил его проявить уважение к ангелам, которых они обсуждали, и встать. Как только он поднялся, «весь дом наполнился светом, вокруг повсюду зажёгся огонь и [оба] они ощутили присутствие ангелов». «Твоё простое толкование верно, — сказал Бешт Дов Беру, — но твоему учению недостаёт души»[499]. Толкование, основанное на здравом смысле, без должного настроя и молитвенных движений, не позволяет узреть сокровенное.
Без такой молитвы Тора была бесполезна. Как объяснял один из учеников Дов Бера, хасиды должны читать писание «с пылким восторгом в сердце, постоянно направляя все свои душевные силы на ясные и чистые помыслы о Боге и отказавшись от всяких удовольствий»[500]. Бешт говорил им: если они обратятся с таким настроем к рассказу о горе Синай, то «услышат, как Бог говорит с ними, как говорил Он во время откровения на Синае, ибо таково было намерение Моисея, чтобы весь Израиль смог достичь того же, что и он сам»[501]. Следовало не читать о богоявлении на горе Синай, но самому пережить его.
Когда вождём хасидов стал Дов Бер, его репутация крупного учёного привлекла к этому движению многих раввинов и учёных. Теперь его толкование уже не было сухим и отвлечённым. Один из его учеников вспоминал: «Когда он открывал рот, чтобы изречь слова Истины, он выглядел так, словно был не от мира сего, и словно божественное присутствие говорило его устами»[502]. Иногда он умолкал на полуслове и некоторое время не говорил ничего. Хасиды создавали своё собственное «Божественное чтение», отыскивая в своём сердце тихий уголок для Священного Писания. Хасид не анализировал текст, не разбирал его по частям, — напротив, он должен был заставить замолчать свои способности к критическому разбору. «Я буду учить вас так, как лучше всего изучать Тору, — говаривал Дов Бер, — не осознавая самого себя, становясь как бы чутким ухом, которое слышит множество звуков, но не говорит само»[503]. Толкователь должен превратиться в сосуд, который наполнится для божественного присутствия. Тора должна воздействовать на него так, словно он её орудие[504].
Хасиды возбуждали яростное противодействие со стороны ортодоксальных евреев, которые были потрясены очевидным принижением усердного изучения Торы. Противники хасидов стали известны как Миснагдим («сопротивляющиеся»). Их лидером был Элиягу Бен Шломо Залман (1720–1797), глава (гаон) академии в Вильно, в Литве. Изучение Торы было главной страстью Гаона, но он также был знатоком астрономии, анатомии, математики и иностранных языков. Хотя он изучал Тору более упорно, чем хасиды, метод Гаона тоже был по-своему мистическим. Он ценил «усилие» при изучении, глубокое напряжение мысленной деятельности, которое помогало ему подняться на новый уровень понимания и заставляло его просиживать за книгами всю ночь, погрузив ноги в холодную воду, чтобы не заснуть. Когда он позволял себе задремать, Тора проникала в его сны, и он переживал восхождение к божеству. «Тот, кто изучает Тору, общается с Богом, — говорил один из его учеников, — ибо Бог и Тора суть одно»[505].
Однако людям Западной Европы становилось всё труднее находить Бога в Писании. Дух Просвещения заставлял всё новых и новых богословов подходить к изучению Библии критически, но невозможно было пережить её трансцендентное измерение без особых молитвенных движений и душевного настроя. В Англии некоторые из наиболее радикальных деистов использовали новые научные методы, чтобы опровергнуть Библию[506]. Математик Уильям Уистон (1667–1752) считал, что раннее христианство было более рациональной религией. В 1754 г. он опубликовал версию Нового Завета, из которой были исключены все упоминания о боговоплощении и о Троице — доктрины, которые, как он заявил, были навязаны верующим отцами церкви. Ирландский деист Джон Толанд (1670–1722) пытался заменить Новый Завет рукописью, выдававшейся за давно утраченное иудео-христианское Евангелие от Варнавы, в котором отрицалась божественная природа Христа. Другие скептики утверждали, что текст Нового Завета подвергался стольким искажениям, что невозможно определить, что на самом деле говорит Библия. А вот выдающийся классицист Ричард Бентли (1662–1742) организовал кампанию богословов в защиту Библии. Используя критические методы, которые в его время применялись к греческой и римской литературе, он показал, что возможно восстановить оригинальный текст путём сопоставления и анализа различных его вариантов.
В Германии пиетисты, стремившиеся подняться над бесплодной богословской полемикой противоборствующих протестантских сект, тоже воспользовались аналитическими методами, чтобы восстановить прежний текст Библии. Их вела уверенность в том, что библейская критика должна стоять выше лояльности своей конфессии[507]. Целью пиетистов было освобождение религии от богословия и восстановление индивидуального опыта встречи с божественным. В 1694 г. они основали университет в городе Галле, чтобы донести до мирян новое учение не в виде новой секты, и Галле стал центром библейской революции[508]. Между 1711 и 1719 гг. там было отпечатано более 100 000 копий Нового Завета и 80 000 полных Библий. Учёные из Галле выпустили также «Библиа пентапла», чтобы способствовать над-конфессиональному прочтению Писания: пять различных переводов были напечатаны параллельно, так, чтобы лютеране, кальвинисты и католики могли читать версию по своему выбору, а в случае затруднения обратиться к тексту соседней колонки. Другие переводили Библию дословно, чтобы показать, что даже на народном языке Слово Божье далеко не ясно. Богословам следовало быть более сдержанными при использовании «доказательных текстов», которые могли не выдержать веса того теологического толкования, которое им приписывалось. Если оригинал не был передан изящным немецким языком, Библия звучала странно и незнакомо, и это было полезным напоминанием о том, что Слово Божье всегда сложно для понимания[509].
