Жозеф де Гибер - Духовность Общества Иисуса
Тем самым, Игнатий вполне допускал, что полные, месячные Духовные упражнения могут совершаться и не увенчиваясь выбором жизненного положения. Впрочем, в заметке под названием «Для исправления и изменения своей жизни и положения», которую он поместил (п. 189) в конце второй недели, он явно рассматривает случай упражняющихся, чье жизненное положение не подлежит переменам (людей женатых, прелатов, прикрепленных к какой-нибудь церкви…). Несомненно, здесь он предусматривает возможность выбора, касающегося изменений в штате прислуги, распоряжения состоянием. Но тем самым он призывает, как и в письме 1556 г. к иезуитам, обдумывать другие предметы выбора помимо жизненного положения.
Нужно ли, тем самым, признать, что, по его мысли, цель Упражнений, прежде всего, в том, чтобы внушить упражняющемуся стремление и волю к совершенной христианской жизни, а выбор жизненного положения, отвечающего воле Божией, – лишь первое применение этой воли к совершенству, конкретное ее проявление? Следует ли сказать, что эта цель, главным образом, в том, чтобы привести душу к тесному единению с Богом, по меньшей мере, наставить ее на путь, который успешно ведет к этому единению – причем к единению в самых возвышенных формах мистического созерцания, так хорошо известных ему еще с Манресы?
При всем уважении к другим мнениям я не могу с этим согласиться. Мне представляется (и это, как мне кажется, следует позаимствовать у Гранмезона), что, если рассматривать современный текст Упражнений, в его fieri, его становлении, то нужно согласиться: в процессе их составления в них действительно господствует мысль о выборе положения. Несомненно, Игнатий с самого начала пользуется будущей первой неделей окончательной книжки для обращения грешников, для обновления рвения благих душ. Но, если вспомнить, в каком расположении духа он сам первым прошел свои Упражнения, прежде чем написать их, то состояние, в каком пребывали первые парижские общники, которым он преподал их полностью, придется признать, что это действительно состояние щедрых и сильных душ, ищущих свой путь, волю Божию о том, как им распорядиться собственной жизнью. И эти обстоятельства действительно очень хорошо объясняют присутствие и отсутствие в книге тех или иных вещей. Но очень скоро, уже в 1536 г. в Венеции, Игнатий понимает, что даже полные, месячные Упражнения могут также прекрасно служить для того, чтобы склонять множество драгоценных душ к изменению жизни в рамках уже избранного жизненного положения, чтобы заставлять их отходить от посредственной христианской жизни, какую вели они до сих пор, и наставлять на путь более возвышенной, благодатной жизни. Вот откуда возникла упомянутая нами практика, которая со временем будет только развиваться.
Но даже тогда Упражнения по-прежнему несут на себе отпечаток своего происхождения и пребывают, как мы уже отметили, в том же русле, что и вся духовная жизнь их автора. Намеченная им цель – не отвлеченная идея совершенства, и даже не единство души с Богом, с ее высшим благом, со Христом, ее возлюбленным Супругом: эти идеи он, несомненно, не исключает, но факт состоит в том, что у него они подчеркиваются мало или не подчеркиваются вообще. Зато он с самого начала делает упор на мысли, которая непрестанно будет ставиться на вид упражняющемуся. Это мысль об исполнении воли Божией, о служении, подобающем Всевышнему Господу всякой твари, о служении, в котором человек найдет свое спасение и счастье. Эта, последняя, более личная, мысль быстро уйдет на задний план, оставив на переднем идею возвышенного и вдохновенного служения, полного и прекрасного исполнения воли Божией. Победить себя? Да, чтобы быть в состоянии, обуздав страсти, различить и принять без остатка сию волю Божию. Научиться молитве, глубоко вкусить тайны веры, до глубины познать сердце Христово, горячо любить Его и следовать за Ним повсюду? Да, но чтобы служить Ему. Совсем как в жизни самого Игнатия, молитва и ее благодатные дары никогда не предстают как цель, но всегда как средство – совершеннейшее из средств – наилучшего служения. Настоящим средоточием Упражнений остается для него выбор – выбор, который должен быть подготовлен светом «Начала и основания», очищением первой недели, воодушевлением размышления «О Царе Небесном», уроками самоотречения всей второй недели. Уроками необходимыми: ведь речь идет о выборе служения, а значит, о забвении себя. Выбор может касаться не только жизненного положения, но и изменения жизни и множества других вещей, что подтверждается сказанным о преподавании Упражнений монашествующим женщинам. Все оставшиеся упражнения призваны этот выбор утвердить. Ибо удивляться тому, что после «выбора» Упражнения длятся еще десять или двенадцать дней, значит не понимать мысли Игнатия. Он знает слишком хорошо, что мало принять трудное и важное решение, и принять его искренне. Чтобы осуществиться, оно должно еще крепко укорениться в душе. А кроме того, мы знаем по его собственному примеру, какое значение он придает божественному утверждению принятых решений. Вспомним его сорокадневные размышления о бедности: выбор его был сделан с самого начала, но все это время он просит и ждет именно божественного утверждения. Третья и четвертая неделя – не слишком долгое время для укрепления воли в совершенном выборе и для обретения его божественного утверждения.
Ясно, что вся интенсивная внутренняя работа, посредством которой упражняющийся подготовит себя к выбору, не допуская влияний никакой неупорядоченной страсти, пребывая в полной покорности благодати, послужит прекрасным введением в более ревностную жизнь, в подлинную близость со Христом, что она вольет в душу глубокий дух самоотречения и великодушного служения Богу, и потому итог Упражнений непременно станет мощным порывом к совершенству, к единению с Богом. И невозможно сомневаться, что Игнатий предвидел этот итог и стремился к нему. И тем не менее, Упражнения, как он их задумывает, все же характеризуются устремленностью всей этой внутренней работы к поиску и приятию божественной воли. И для Игнатия их главный плод все же не в обретении душой света, рвения, порыва, но в твердой и решительной воле к исполнению воли Божией, явленной в отношении конкретных вопросов в миг выбора.
В такой перспективе, в несколько слишком густой массе практических советов и приемов (они важны для такого человека, как Игнатий, очень внимательного кдеталям, но все же явно второстепенны в сравнении с истинной целью) нетрудно различить основные линии книги. Рассуждение «Начала и основания» (когда бы ни заняло оно свое нынешнее место, ибо мы говорим здесь об Упражнениях в их окончательном виде, какой был присущ им в 1548 г.) с самых первых шагов устремляет всю внутреннюю работу упражняющегося к единственной цели, отводит человеку перед Богом место твари и служителя, сводит назначение ложных человеческих целей к роли простых средств, подчеркивает состояние безразличия, необходимое для спокойного размышления в полной благодатной ясности (lumiere surnaturelle). Затем идет предварительное очищение души, очищение не только от грехов посредством исповеди, но и от неупорядоченных страстей, от мирского и земного духа путем размышления о великих истинах. Когда человек таким образом прочно утверждается в свете веры, в размышлении «О Царе Небесном» вводится новый элемент, вдохновенная любовь к Господу Нашему Христу: служение, подобающее Богу как Творцу, становится дружеским служением Христу, Богу воплощенному, видимому Вождю, Чья личность, Чье дело достойны всякой преданности. Но в то же время, дабы вызванное таким образом воодушевление не затерялось в мечтах о пустых подвигах, Игнатий немедленно и недвусмысленно отмечает, где пролегает пограничная черта, отделяющая возвышенное служение от служения обыкновенного: она состоит в любви к нищете и к презрению со Христом бедным и униженным, в полном самоотречении вослед Ему и ради Него. Когда созерцание тайн жизни Христовой начинает внушать человеку более глубокое знание Иисуса и любовь к Нему, Игнатий вводит другое большое размышление, «О двух хоругвях», дабы ясно показать, что столь значительный упор на бедности и позоре был сделан не случайно. Здесь уловки врага противопоставлены подлинной жизни, которой учит Христос. Это позволит упражняющемуся лучше ощутить, что на всех уровнях духовной жизни решающий конфликт происходит именно здесь, в сфере материального и духовного богатства, почестей, гордости и смирения. Размышление «О трех мужах» поможет упражняющемуся исследовать собственные склонности, прежде чем перейти к выбору. Наконец, рассуждение о трех степенях смирения принесет упражняющемуся окончательную ясность (lumiere), явив ему, до какой степени это «смирение», это освобождение от себя самого, предмет всех его усилий, может пронизывать душу, когда она принимается искать волю Божию. Душа может освободиться от любви к богатству и почестям в достаточной мере лишь для того, чтобы заранее отвергнуть саму мысль о смертном грехе, который лишил бы ее возможности прийти к цели и погубил бы ее навеки. Тогда ею движет законный благодатный интерес. Душа может пойти и дальше и прийти к такому безразличию, о котором говорится в «Начале и основании». Тогда для нее уже несомненно: ни при каких условиях она не изберет умышленно то, что менее послужит славе Божией, тем более то, что является простительным грехом. В этом случае ею движет простой благодатный разум, строгая логика веры. Но можно пойти и еще дальше. Когда душа уже прочно утверждена в склонности идти до конца в умозаключениях своего разума, просветленного верой, человек может руководствоваться принципом выбора, который, никогда не противореча этому благодатному разуму, часто будет превосходить его, – принципом любви ко Христу. Ради нее, ясно видя, что вящая слава Божия требует приятия богатств и почестей, человек склонится к бедности и унижению вместе с Тем, Кого любит, со Христом бедным и презираемым. В это время, если упражняющийся достиг, по крайней мере, второй из этих степеней смирения, он в состоянии осуществить свой выбор, различить в себе движения благодати, с полной благодатной независимостью взвесить мотивы своего выбора и найти волю Божию, свободную от всякого влияния неупорядоченных страстей. Когда этот выбор уже совершен так, как описано у Игнатия, созерцание евангельских тайн еще продолжается. Прежде всего, созерцание Страстей и Воскресения Христа, источника безграничной щедрости и радостного упования, в котором воля крепнет, прося о божественном утверждении обретенных постижений (lumieres) и принятых решений.
