Провославие в Пруссии. Век ХVIII - Георгий Олегович Бирюков
Не дождавшись ответа, Московская контора вторично запросила Синод, «как поступить с украшением на Евангелие, а также и с заказом по доставке купцом Кункиным священнослужебных сосудов, осеняльных крестов, кадил, запасных дароносиц и прочей утвари». Контора вторично спрашивала резолюцию Синода, и будет ли заказ выполняться Кункиным или его передадут другим мастерам[115]. Видимо, этот Кункин был не очень простым человеком, раз ради него была затеяна официальная переписка такого уровня. Только 6 марта 1760 года (!) Сенат наконец-то уведомил Синод, что
«им Кункину сосуды и другие предметы заканчивать разрешено, так как на смотр Синоду вынудили Кункина представить не доделанные вещи. За работой Кункина Синоду надо учинить надзор от себя, а качество благородного металла исследовать монетной конторе, сообще с магистратом и буде что противно окажется, поступить с Кункиным по указам»[116].
К этому времени священнослужебные сосуды, кадила, лампады и иная утварь уже были изготовлены и перевезены в Санкт-Петербург.
Журнальным постановлением 27 ноября архимандриту Ефрему был заказан деревянный жезл с ниспущенными сверху двумя рогами о трёх яблоках, который повелевалось выкрасить зеленой краской, а яблоки позолотить.
На полученный указ Синода от 19 ноября Московская контора доносила, что
«не взирая на 4-х месячный срок контракта, заключенного живописцами, ею предписано последним закончить работу иконостасов намного раньше; а для большей гарантии успеха их работы, от московского губернатора Грузинского царевича взята военная команда из обер– и ундерофицеров и поставлена в качестве караула в домах живописцев, с повелением следить за наисправнейшим написанием ими св. икон и проч, украшений. Для смотрения за правильностью письма приставлен к ним известный конторе своим художеством иконописец Василий Василевский. Ему и офицерам велено два раза в неделю рапортовать о ходе работ живописцев».
В доношении повторялось, что
«церковная ризница устроением к окончанию уже совсем приходит, шапка архимандриту Ефрему приобретена от архимандрита Владимирской епархии Товия за 150 рублей; вопрос об утвари остаётся открытым за неполучением ответа от Синода, и далее сообщалось, что ризы уже готовы и в приготовленных ящиках будут скоро отправлены при синодальном экзекуторе Веревкине, который для этой цели конторою задержан ныне несколько в Москве»[117].
15 декабря 1759 года Московская синодальная контора доносила Синоду, что
«серебряные сосуды готовы и позолочаются, лампады Куниным делаются. Иконы писать начали в трапезе ставропигального Петровского монастыря, и за успехом этих работ следят по прежнему офицеры с командою».
19 декабря церковная серебряная утварь в футлярах, ризница в сундуках на 12 почтовых подводах под конвоем и за присмотром синодального экзекутора Веревкина были отправлены из Москвы. Архимандричья шапка при этом не высылалась. 23 декабря церковная утварь и ризница с подробной ведомостью всем вещам и предметам и стоимости их были доставлены экзекутором Веревкиным в Санкт-Петербург, в Синод. 29 декабря 1759 года утварь и ризница, приготовленные для церквей в Кёнигсберге, Мемеле и Пиллау, в сундуках с ключами и специальными реестрами были доставлены обер-прокурором и экзекутором святейшего Синода во дворец в комнаты Ея Императорского Величества и сданы действительному камергеру Чулкову[118].
14 марта 1760 года иконостасы, престолы и жертвенники в девяти больших ящиках под конвоем девяти солдат на 24 ямских подводах были доставлены из Москвы в Санкт-Петербург в Святейший Синод и сданы по постановлению Синода архивариусу Звереву[119]. Можно считать, что практически всё необходимое для оборудования трёх церквей (иконостасы, церковная утварь и ризница) было изготовлено и в середине марта собрано в Санкт-Петербурге. Остались последние штрихи. Одним из этих последних штрихов была архимандричья шапка, купленная Московской конторой у владимирского архимандрита Товии за 150 рублей. Она прибыла в Санкт-Петербург после иконостасов и была представлена на осмотр императрице Елизавете Петровне. О ней синодальный экзекутор Веревкин «покорным рапортом» доносил Святейшему Синоду:
«Сего апреля 17 числа призван был я в кабинет Ея Императорскаго величества где сказано мне было от его превосходительства штатского действительная советника и кавалера Адама Васильевича Алсуфьева, чтоб я вашему святейшеству объявил Высочайшее Ея Императорскаго Величества повеление, дабы изволили представленную на все Высочайшую апробацию зделанную в Кёнигсберг архимандричью шабку переменить, а ежели здесь готовой нет, то ежели есть вмоскве за которой нарочновоб на почтовых отправить изволилиб будеже и вмаскве готовой неотищется, то помянутую представленную архимандричью шабку вновь вскором времяни переделать изволили, что впокорности моей присеем рапорте и доношу»[120].
Таким образом, императрица Елизавета Петровна решила, что эта шапка выглядит недостаточно представительной для главного православного священника Кёнигсберга. И началось…
Синод указом от 28 апреля поручил Московской конторе
«купить готовую шапку, стоимостью до 600 рублей, если готовой не будет, то заказать новую искусным мастерам, под конторским присмотром. Шапка должна быть покрыта сверху золотым богатым глазетом, с горностаевою опушкой, с серебро-позлощенным прибором, финифтяными, хорошей работы дробницами, украшена жемчугами, а также в надлежащих по пристойности местах алмазными, яхонтовыми, изумрудными и другими приличными разноцветными камешками, которые взять из синодальной ризницы от оставшихся после умерших персон шапок, а недостающее число купить; шапку с ведомостью о ея стоимости без замедления на почтовых с пристойным конвоем прислать в Синод, а между тем, что чиниться будет, почаще рапортовать; старая же шапка была оставлена архимандриту Ефрему в качестве второй. Резолюцию своего постановления о шапке Синод сообщил кабинету Ея Величества»[121].
Тем временем наступила весна, а вместе с ней возобновилось судоходство в Финском заливе. 12-го мая было вновь Высочайшее повеление (в четвёртый раз, однако) ускорить отправку в Пруссию трех церквей с причтом и ризницей. 16 мая экзекутор официально передал Синоду это Высочайшее повеление, объявленное ему через Алсуфьева: архимандрита Ефрема со священно– и церковнослужителями и с ризницею отправить в Пруссию в Кёнигсберг, Пиллау и Мемель[122]. 21 мая члены Синода устно сообщили архимандриту Ефрему о Высочайшем повелении назначить новых певчих в Кёнигсберг восемь человек из числа малороссиян. Было также объявлено, что в Пруссию они отправятся непосредственно из Малороссии. Узнав об этом, архимандрит Ефрем просил Синод определить ему певчих и церковников по его выбору.
Узнав о близком отъезде, протопоп Иванов заявил Синоду, что, произведенный в протопопы архиепископом Санкт-Петербургским ещё 27 ноября 1759 года, он до сих пор не имеет на это грамоту. Синод 24 мая постановил дать ему грамоту за подписью одного производившего его в протопопы архиепископа Сильвестра. Этого же
