Карен Армстронг - Библия: Биография книги
Значительное влияние, во многом определяющее характер дальнейшего развития, оказал на западное христианство Григорий Великий (540–604), монах-бенедиктинец, который был избран Папой. Григорий Великий был глубоко погружён в «Божественное чтение», но в его библейском богословии ощущалось присутствие тени, омрачавшей дух западного христианства после падения Рима. Он целиком принимал учение о первородном грехе и считал человеческий разум непоправимо ущербным и испорченным. Достичь Бога нелегко. О нём ничего не известно. Лишь огромным мысленным усилием мы можем обрести мгновенную радость в созерцании, чтобы затем снова впасть в ту тьму, которая является нашей естественной стихией[387]. В Библии Бог снизошёл к нашей греховности и спустился до уровня наших слабых умов, но человеческий язык не выдержал божественной мощи. Вот почему грамматика и словарь Вульгаты Блаженного Иеронима отступают от классической латыни; вот почему при первом прочтении бывает сложно обнаружить какое-либо религиозное значение в некоторых библейских рассказах. В отличие от Оригена, Иеронима и Августина, Григорий Великий не тратил времени на изучение буквального смысла Писания. Изучать этот простой смысл — всё равно, что смотреть кому-то в лицо, не зная, что у того на сердце[388]. Буквальный текст подобен небольшой равнине, окружённой горами, представляющими «духовные смыслы, которые уносят нас за пределы несвязных человеческих слов»[389].
К началу одиннадцатого столетия Европа начала выходить из эпохи темного Средневековья. Монахи-бенедиктинцы из аббатства Клюни, под Парижем, начали образовательную реформу среди мирян, чьё знание христианства было прискорбно недостаточным. Необразованные прихожане не могли, конечно, читать Библию, но их учили воспринимать мессу как сложную аллегорию, которая символически представляла жизнь Иисуса: чтения из Писания в первой части службы напоминали о его служении; во время приготовления хлеба и вина прихожане размышляли о его жертвенной смерти, а причастие символизировало его воскресение в жизнях верующих. То, что люди уже не понимали латыни и не могли следовать за смыслом текста, добавляло таинственности: большая часть мессы читалась священником вполголоса, а тишина и священный язык переносили обряд в некое удалённое пространство, знакомя паству с евангелием как с мистерией, с действом, исполненным силы. Месса, которая давала прихожанам возможность пережить евангельский рассказ в своём воображении, была для них то же, что «Божественное чтение» — для монахов[390]. Клюнийцы также побуждали мирян совершать паломничества к местам, связанным с жизнью Иисуса или святых. Немногие были способны совершить долгое путешествие в Святую Землю, но считалось, что некоторые из апостолов путешествовали по Европе и были похоронены там: Пётр — в Риме, Иосиф Аримафейский — в Гластонбери, Иаков — в Компостеле, в Испании. Во время путешествия паломники изучали христианские ценности и некоторое время жили, как монахи: оставляли светскую жизнь, сохраняли целомудрие на время паломничества и жили одной общиной с другими паломниками; им также было запрещено сражаться или носить оружие.
Европа, тем не менее, по-прежнему оставалась опасным и глухим местом. Люди были едва способны обрабатывать землю, голод и болезни были обычным явлением, постоянно шли войны, феодалы вели непрерывные сражения друг с другом, опустошая сельскую местность и разоряя целые деревни. Клюнийцы добивались введения временных перемирий, а некоторые пытались воздействовать на высшую знать и королей. Но рыцари были солдатами, и им была нужна воинственная религия. Первым совместным, объединительным действием новой Европы на исходе Тёмных веков стал Первый крестовый поход (1095–1099 гг.). Часть крестоносцев начали своё путешествие в Святую Землю с нападения на еврейские общины в долине Рейна, а закончили — истреблением около тридцати тысяч евреев и мусульман в Иерусалиме. Моральная цель крестоносцев основывалась на буквальном понимании слов Христа, приведённых в евангелии: «кто не несёт креста своего и идёт за Мною, не может быть Моим учеником»[391]. Крестоносцы нашивали кресты на свою одежду и следовали за Иисусом в ту землю, где он жил и умер. Есть трагическая ирония в том, что участие в крестовом походе проповедовалось как подвиг любви[392]. Крестоносцы почитали Христа как своего сеньора, и, как верные вассалы, они чувствовали себя обязанными вернуть его наследное имение. В крестовых походах христианство впитало и благословило жестокость феодальной Европы.
В то время как одни европейцы сражались с мусульманами на Ближнем Востоке, другие учились в Испании у мусульманских учёных, восстанавливая с их помощью многое из культурного наследия, утраченного в Тёмные века. В мусульманской стране Аль-Андалус учёные Запада открывали для себя медицину, математику и искусство классической Греции, сохранённое и приумноженное мусульманами. Они впервые читали Аристотеля по-арабски и переводили его работы на латынь. Европа вступила в эпоху интеллектуального возрождения. Рациональная философия Аристотеля, более практическая, чем учение Платона, которое они знали по трудам отцов церкви, вызвала восхищение у многих западных учёных и побуждала их к самостоятельности мысли.
Это не могло не повлиять на изучение Библии. По мере того как Европа становилась более организованной и идеалы рационализма брали верх, учёные и монахи пытались как-то систематизировать несколько хаотичные традиции, которые они унаследовали. Текст Вульгаты был искажён накопившимися ошибками многих поколений монахов-переписчиков[393]. Как правило, переписчики предваряли каждую книгу Библии комментарием Иеронима Блаженного или какого-нибудь другого отца церкви. К одиннадцатому столетию самые популярные книги сопровождались несколькими предисловиями, зачастую противоречившими одно другому. Так, группа французских учёных составила сборник стандартных комментариев, называемый «Glossa ordinaria» — «Сводная глосса». Ансельм Лаонский (ум. в 1117 г.), который начал эту работу, хотел дать учителям ясное объяснение каждого стиха Библии. Если читатель сталкивался с проблемой, он мог воспользоваться примечанием, написанным на полях или между строк рукописи, где приводилось толкование Иеронима, Августина или Григория. «Glossa» была не более чем шпаргалкой: примечания были вынужденно короткими и упрощёнными, так как для развёрнутых объяснений более сложных вопросов не хватало места. И всё же они давали ученикам начальные знания, на которые они могли положиться. Ансельм завершил полный комментарий на самые популярные книги: Псалтырь, послания апостола Павла и Евангелие от Иоанна. Он также составил сборник «Sententiae», антологию «мнений» отцов церкви, собранных по темам. Брат Ансельма, Ральф, составил комментарий к Евангелию от Матфея, а его ученики — Жильбер, епископ Пуатье и Пьер Ломбардский — завершили проект.
Преподаватель в классе читал текст с толкованиями ученикам, затем они могли задавать вопросы и участвовать в дальнейшем обсуждении: позже, когда непонятных мест становилось больше, отдельное занятие посвящалось вопросам. Обсуждения стали более оживлёнными, когда ученики принялись экспериментировать с логикой и диалектикой Аристотеля. Другие применяли к библейскому тексту новую науку — грамматику: почему латинский язык Вульгаты нарушает основные правила классической латыни? Постепенно наметился раскол между монастырями и школами при соборах. В монастырях преподаватели уделяли основное внимание «Божественному чтению»: они требовали, чтобы их послушники читали Библию созерцательно и росли духовно. Учителя же соборных школ были более заинтересованы в приобретении новых познаний и непредубеждённом изучении Библии.
Появились также начатки интереса к буквальному смыслу Библии, вызванного работами раввинов из северной Франции. Рабби Шломо Ицхак, также сокращённо называемый Раши (1040–1105), вовсе не интересовался Аристотелем. Его страстью была филология, и превыше всего его заботило простое, буквальное значение Писания[394]. Он написал подстрочный комментарий ко всему тексту еврейской Библии, обращая внимание на значение отдельных слов, которые проливал новый свет на значение текста. Он заметил, например, что берешит, первое слово первой главы книги Бытия, может быть понято как «в начале чего-либо», и вся фраза может быть прочитана как «В начале сотворения Богом неба и земли земля была безвидна и пуста (тоху боху)». Отсюда следовало, что первичная материя земли уже существовала, когда Бог начал акт творения, и он просто упорядочил тоху боху. Раши также отметил, что в одном из мидрашей слово берешит толковалось как «ради начала», и что Библия именует «началом» как Тору, так и Израиль. Не означает ли это, что Бог создал мир, чтобы дать Тору Израилю? Метод Раши заставлял читателя пристальнее вникать в текст, прежде чем навязывать ему своё собственное толкование-мидраш. Комментарий Раши впоследствии станет одним из важнейших и наиболее авторитетных руководств по Пятикнижию.
