Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр
В фарисеях, говорит Марк, выступает член христианской общины, который таким образом инициирует столкновение с Моисеевой заповедью, чтобы ниспровергнуть ее через идею святости и нерасторжимости брака.
Если, кстати, оригинальность Марка признана, и этот пункт изречения Матфея выдал себя за позднейшее апологетическое, теологическое, рефлексивное аварийное произведение, то попросим протестанта руководствоваться им, когда он клянется Священным Писанием. Философ же будет придерживаться концепции брака. Таким образом, обе стороны оказались правы.
Протестант, помня эти указания маршрута, должен идти дальше: он должен следовать противоречивым правилам: жениться, чтобы доказать нерасторжимость брака, и не жениться ради Царства Небесного. Последнее Иисус рекомендует ученикам как нечто высокое, когда они после беседы с фарисеями заметили ему: если так обстоит дело с браком, то лучше вообще не жениться. Если протестант возразит, что эта заповедь имела значение только для того времени, то мы спросим его, не является ли Царство Небесное, ради которого Иисус требует безбрачия, тоже чем-то временным, имеющим значение только для того времени? Пусть протестант, таким образом, заглянет в себя, а мы, как критики, намерены разобраться с этим маленьким высказыванием не иезуитски, а честно.
3. Безбрачие.
Как? Итак, если Марк, даже после этого разговора, позволяет ученикам явиться с вопросом, а ответ Иисуса из Матфея уже заранее уместен, потому что он хочет ввести другую тему, то знает ли он, если он теперь также хочет ввести соответствующий диалог, не дать ученикам заметить ничего лучшего, чем то, что при данных обстоятельствах лучше не жениться? То есть потому, что брак — это трудный нравственный долг, вот почему?
И что же отвечает Иисус? Упрекает ли Он учеников за их низменное отношение? Нет! Он думает совсем о другом и говорит ученикам, что убегать от трудного долга брака ради Царства Небесного означает нечто совершенно удивительное.
Иными словами, Матфей, считавший, что у него есть возможность прославить здесь дар благодати хесед, очень плохо реализовал эту возможность.
Он ошибся и в том, что в тот самый момент, когда говорилось о святости брака, он восхвалял безбрачие.
Христианский принцип содержит в себе это противоречие, но в любом случае было неловко так грубо и неосознанно скреплять его.
Лишь позднее, в отрывке о богаче, Марк невольно вспоминает об этом негативном направлении христианского принципа против семьи. Матфей слишком торопился и даже не подумал в тот момент, что в последующем будет восхваляться тот, кто оставит свою жену ради Сына Человеческого и Евангелия.
§ 74. Богатство.
Что ты называешь меня благим?» Иисус ответил: «Никто не благ, кроме Единого Бога», — когда один человек спросил его: «Учитель, что мне делать, чтобы иметь жизнь вечную? Эта фраза, уже приведенная во введении, в разных формах используется в данном отрывке и призвана указать верующему на необходимость возвышения до абстрактного единства. Чтение Мф. 19, 17: «Что вы спрашиваете Меня о том, что хорошо? Один есть добрый» не совсем бессмысленно, но это позднейшая глосса, вызванная тем, что Матфей вложил в уста человека странный тавтологический вопрос: «Что мне делать доброго, чтобы обрести жизнь вечную?
1. Искупление богача.
Если хочешь войти в жизнь, — продолжает Иисус, — соблюди заповеди». Какие заповеди? спрашивает богач; — как ужасно неуклюже, как будто человек их не знает! Как будто от заповедей, известных ему, нельзя перейти к заповедям, еще неизвестным ему! Теперь Иисус перечисляет заповеди, в конце также заповедуя: возлюби ближнего своего, как самого себя, на что юноша отвечает:
«Все это я соблюдал с юности моей. Чего же мне еще недостает?» И Иисус дает ему подумать: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай все, что у тебя есть, и раздай нищим».
Матфей хотел не оставить камня на камне, чтобы доказать богословам, что он не был первым автором этой истории. Мы уже заметили, как нелеп вопрос взрослого человека, и мимоходом отметим, как чужда в этом контексте заповедь о любви к ближнему, когда в качестве известных катехизических заповедей должны перечисляться только заповеди Декалога: Матфей не мог не добавить фрагмент из этого поучения о высшей заповеди. Далее, это уже очень хорошо подметил Вильке, но богословы не хотят слушать, а между тем это истины, которые открываются с первого взгляда и почти доступны простой механике эстетического суждения — насколько оно скучно и насколько абсолютен вес, придаваемый заповедям, когда говорится: «Соблюдайте заповеди, если хотите войти в жизнь!» Теперь, когда старые заповеди, согласно вопросу богача, должны быть приведены только сначала, чтобы указать на то, чего не хватает даже самому послушному их служителю, теперь, когда это отсутствие должно быть признано решающим, целесообразно ли было бы обозначить заповеди как абсолют?
И если теперь богач отвечает: я соблюдал все это от юности моей; чего же мне еще недостает? — не знает ли он уже тогда того, что должно стать известным ему только из уст Иисуса, а именно, что ему еще чего-то не хватает? И, наконец, когда Иисус говорит: «Если хочешь быть совершенным, продай то, что твое» и т. д., не жаль ли, что заповедь носит жестко догматический и позитивный характер, тогда как у Марка, который ничего не знает об этой формуле, это требование предстает в своей истинной дерзости лишь как духовное богохульство, которое на самом деле и наоборот скорее поражает и разрушает доверие правового духа к позитивному исполнению долга?
Поэтому красиво, художественно и правильно то, как Марк — первый — изложил дело, что Иисус сначала говорит о заповедях — «заповеди, которые ты знаешь: не делай и т. д.» — а затем, когда богач замечает: «Все это я соблюдал от юности моей», Он говорит ему с болезненно-ласковым видом: «Одного тебе еще недостает: пойди, продай, и следуй за Мною и», — чего не сделали двое других — «возьми крест!»
Лука С. 18, 18 — 23 верен Марку.
