Уолтер Брюггеман - Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение
Но раба Моего, Халева, за то, что в нем был иной дух и он совершенно повиновался Мне, введу в землю, в которую он ходил, и семя его наследует ее.
В художественной интерпретаторской традиции, отраженной в окончательной версии текста, Иисус Навин и Халев становятся прототипами верного, хотя и немногочисленного остатка, благодаря которому сохраняется преемственность между двумя крупными частями повествования — рассказами об исходе и вхождении в землю.
4. Поскольку Числа — произведение эпохи плена, созданное на основе древней традиции, можно говорить о том, что два персонажа (Иисус Навин и Халев), соединяющие два поколения, никак не связаны с исторической реальностью. Они представляются вымышленными фигурами, созданными в период кризиса, вызванного вавилонским пленом:
Старшее, грешное поколение — поколение, из–за которого в 587 году до н. э. был разрушен Иерусалим и народ уведен в плен.
Новое поколение — поколение плена, которое, через свою верность, может заслужить право вернуться в землю обетованную (особо следует отметить три поколения, фигурирующие в Иез 18, где третье поколение оказывается поколением плена, преодолевшим грех непослушания, совершенный отцами).
Иисус Навин и Халев олицетворяют верный остаток, сохранившийся в плену, переживший кризис и воплощающий продолжение жизни Израиля.
В окончательной версии Книга Числа представляет собой результат богословского осмысления кризиса VI века до н. э. и содержит призыв к верности, обращенный к сохранившемуся остатку, у которого есть возможность вернуться в землю обетованную и жить в ней, подчиняясь заповедям.
Все вопросы, попадающие в сферу интереса священнической традиции, оказываются связанными с законами святости и ритуальной чистоты. Именно жизнь в соответствии с этими законами делает возможным пребывание Бога среди Израиля — пребывание, представляющее собой резкий контраст с отдалением Бога (в условиях плена) от нечестивого и осквернившего себя Израиля.
Священническая традиция творчески переосмыслила древние материалы, создав их богословскую интерпретацию, соответствующую историческим событиям VI века. С учетом этого общего литературного контекста мы можем обратиться к разбору нескольких текстов, подвергшихся интерпретации в наибольшей мере.
1. Материал первой части, 1:1–10:10, представляет собой продолжение наставлений, полученных на Синае. Самый известный текст этой части — Аароново благословение, приведенное в 6:24–26. (Упоминание «Аарона и его сыновей» говорит о том, что в иудаизме эпохи плена аарониды имели очень высокий статус и фактически были руководителями общины. Слово «Аарон» в данном случае обозначает не легендарного брата Моисея, но священника, руководившего общиной.) Благословение же может быть понято как литургическое воплощение священнического видения реальности. Произнесение и исполнение благословения возможно благодаря тому, что теперь Израиль, с точки зрения священнической традиции, организован правильно, его жизнь становится возможной благодаря силе ГОСПОДА и поддерживается через культовую практику. Это священническое благословение играет в жизни решающую роль.
В благословении трижды упоминается имя Бога. Все благословение концентрируется на ГОСПОДЕ, истинном источнике благополучия. В нем священники выражают уверенность в том, что ГОСПОДЬ через свое присутствие защищает народ и благословляет его «светлым ликом Своим». Присутствие же Бога в рамках данной культуры выражается в мире (shalom). Благословение начинается словами «да благословит», а заканчивается словом «shalom». При помощи этих слов создается картина материального благословения, полученного от Бога–Создателя. Между началом и завершением благословения словом «shalom» говорится о присутствии Бога во время совершения культовых действий благодаря соблюдению народом принципов святости, что, в свою очередь, становится источником уверенности в благоденствии, даруемом ГОСПОДОМ.
2. Числ 11–14 содержит повествование, которое обычно возводится исследователями к источнику, превосходящему по древности священническую традицию, лежащую в основе Книги Числа. Вне зависимости от древности этого нарратива, в нем представлен совершенно иной взгляд на события, нежели в тексте священнической традиции. Этот материал рассказывает о тяготах жизни в пустыне без жизненно важных ресурсов, ситуации, повторившейся снова во время жизни в плену.
Числ 11:4–25 рассказывает о голоде, пережитом евреями в пустыне, и о спасении их от смерти. В стихах 4–6 говорится о жалобах Израиля, испытывающего нужду и требующего сострадания к себе. Затем Моисей от имени израильтян обращается с просьбой о помощи к Богу (ст. 10–15), и далее, в стихах 16–25, Бог дает свой ответ на их жалобы. Особенно интересной эту историю делает молитва Моисея о голодном Израиле. Кроме демонстрации смелости и действенности общения Моисея лицом к лицу с Богом, внимание в этом фрагменте привлекает укор Моисея, обращенный к ГОСПОДУ в стихе 12:
Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка, в землю, которую ты с клятвой обещал отцам его?
Из слов Моисея, пытающегося снять с себя ответственность за народ, становится ясно, что ГОСПОДЬ, а не Моисей, выносил народ во чреве, родил, носил его на руках и кормил грудью. Примечательно, что в этом риторическом обороте происходит обращение к образу матери, и ГОСПОДЬ оказывается Богом, обладающим материнскими качествами. Можно предположить, что столь необычный образ возникает именно на фоне кризиса, связанного с необычно сильным голодом и в контексте тех последствий, которые этот кризис оказал на лидерство Моисея.
Забота о лидерстве Моисея отражена и в главе 12. Согласно тексту, Мариам была сестрой Моисея, однако в еврейской народной памяти она могла появиться как отголосок существовавшего некогда отличного от Моисея авторитета. В этом фрагменте говорится о наказании Мариам, бросившей вызов Моисею и поплатившейся за это, причем она не только заболела проказой, но и исцелилась от нее исключительно благодаря ходатайству Моисея. Этот фрагмент становится дополнительным свидетельством о том, что в народной памяти Израиля Моисей прочно занял место самой авторитетной фигуры.
Главы 13–14 рассказывают о соглядатаях, выражающих свои сомнения в способности Израиля победить население земли обетованной. Здесь впервые в качестве провозвестников веры будущего Израиля выделяются Иисус Навин и Халев. Рассказ лазутчиков об изобилии земли полностью соответствует древнему обещанию. В качестве доказательства своих слов они приносят «кисть винограда» необычайной величины (13:24). (Кисть винограда, которую несколько человек переносят при помощи шеста, стала одним из самых известных символов Государства Израиль.) Они же подтвердили, что земля действительно «течет молоком и медом», как и было обещано издревле (13:28).
Однако затем в сюжете происходит поворот и говорится о страхе лазутчиков и о доверчивости народа. Большинство соглядатаев испугались, подумав, что им придется сражаться за эту землю без помощи ГОСПОДА:
И распускали худую молву о земле, которую они осматривали, между сынами Израилевыми, говоря: земля, которую проходили мы для осмотра, есть земля, поедающая живущих на ней, и весь народ, который видели мы среди ее, люди великорослые; там видели мы и исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода; и мы были в глазах наших пред ними, как саранча, такими же были мы и в глазах их
(Числ 13:33–34).Два верных лазутчика (Иисус Навин и Халев) ответили на всеобщий испуг смелым заверением в божественной помощи:
Если ГОСПОДЬ милостив к нам, то введет нас в землю сию и даст нам ее — эту землю, в которой течет молоко и мед; только против ГОСПОДА не восставайте и не бойтесь народа земли сей; ибо он достанется нам на съедение: защиты у них не стало, а с нами ГОСПОДЬ; не бойтесь их
(Числ 14:8–9).Благодаря такой концовке история превращается в повествование о доверии и недоверии к ГОСПОДУ.
Эта часть Чисел имеет две сюжетных линии. В первой Моисей разговаривает с ГОСПОДОМ и уговаривает Его проявить милость к Израилю, как Он обещал когда–то (Числ 14:17–19, Исх 34:6–7). Если мы вспомним, что этот текст изначально не был связан с исходом, обращение к ГОСПОДУ с просьбой о милосердии обретает первостепенную важность для выжившего остатка. То, что когда–то было всего–навсего древней легендой, стало в эпоху вавилонского плена ключевой идеей, призванной убедить второе поколение пленников в верности ГОСПОДУ своим обещаниям. В другой сюжетной линии ГОСПОДЬ отделяет верных от неверных. Халев (в данном случае даже без Иисуса Навина) оказывается единственной нитью, связывающей прошлое с будущим, поскольку именно он воплощает доверие к Богу, столь необходимое Израилю: