Провославие в Пруссии. Век ХVIII - Георгий Олегович Бирюков
В эту зиму довольно много полков расположились на зимние квартиры в населенных пунктах, находящихся сегодня на территории Калининградской области. Так, кирасирские Киевский и Новотроицкий полки первой дивизии зимовали в Хайлигенбайле (Мамоново), кирасирский Казанский полк той же дивизии – в Бранденбурге (Ушаково). 1-й гренадерский полк и пехотные Санктпетербургский, Воронежский и Новогородский полки второй бригады второй дивизии со своими церквями разместились в городках и посёлках по обеим берегам реки Преголи от Кёнигсберга до Велау (Знаменска) и по реке Дейме. Рязанский пехотный полк третьей бригады второй дивизии со своей церковью зимовал в Цинтене (Корнево). Смоленский пехотный полк этой же бригады со своей церковью – в Кройцбурге (посёлок Славское Багратионовского городского округа). Бел озёрский пехотный полк второй бригады третьей дивизии – в городах Алленбург (посёлок Дружба) и Гердауэн (посёлок Железнодорожный). Псковский пехотный полк той же бригады – во Фридланде (город Правдинск). С началом летней кампании 1759 года все эти полки ушли воевать. В Кёнигсберге первоначально был оставлен в качестве гарнизона Муромский полк, но в конце июля он уже числился в составе первой дивизии действующей армии. Вместе с полками в зону боевых действий ушли и их священники, и их церкви.
Таким образом, зимой проблема отсутствия постоянно действующих храмов в Кёнигсберге, Мемеле и Пиллау несколько притупилась в связи с тем, что большинство полков разместились в тыловых городах на зимних квартирах. Проблема решена не была. Весной 1759 года необходимость её скорейшего решения стала очевидной. Решение было принято на высочайшем уровне. В протоколе конференции Двора Ея Императорского Величества от 14 апреля 1759 года было отмечено, что в завоёванных прусских городах Кёнигсберге, Мемеле и Пиллау имеется немало российских подданных, а церквей и священнослужителей при них нет. Поэтому
«… конференцией было определено:
1) отправить в Кёнигсберг одного учёного искусного архимандрита или иеромонаха, знающего иностранный язык, да при нём двух искусных же священников, одного диакона, восемь человек певчих и трёх церковников;
2) в Пиллау – одного священника, диакона и двух церковников;
3) в Мемель – протопопа, священника, диакона и двух же церковников.
Синоду сообщалось, чтобы ускорить высылку этих лиц, удовольствовать их достаточным для тамошнего пребывания жалованием из синодальных доходов, и вместе с утварью, книгами и особливо с хорошими ризами, отправить морем прямо в Кёнигсберг к губернатору Корфу»[67].
В экстракте из протокола Конференции говорилось, что прусскому губернатору Корфу «равномерно указ дан».
Начало работы по созданию православных храмов в Пруссии
Дату 14 апреля 1759 года можно считать датой начала реальной работы по созданию трёх православных храмов в Пруссии. Эту работу, получив конкретное распоряжение Конференции Двора Ея Императорского Величества, начал Святейший Синод. Прежде всего Синод начал исследование ситуации. 20 апреля
«… журнальным постановление Синода приказано было приложить к докладу подробную записку относительно того, как раньше оборудовались церкви с полным при них причтом в иностранных государствах, каким и откуда удовлетворялись жалованием их священнослужители, как были определяемы и направляемы в места»[68].
Во исполнение этого постановления канцелярией Синода была выписана подробная справка о содержании заграничных церквей: в Англии – в Лондоне, в Швеции – в Стокгольме, в Польше – в Варшаве, в герцогствах Голштинском – в Киле и Курляндском – в Митаве, а также в Гамбурге и Константинополе. Однако в справке не значилось, когда и на какие средства были построены эти церкви. В столице Китая Пекине обнаружились две церкви: одна при слободе русской сотни, вторая – при посольском дворе. Церковь при посольском дворе была построена «ханским иждивением». О содержании церкви при посольстве во Франции была приложена подробнейшая ведомость. Справка завершалась обозначением остатков денежной казны в канцелярии синодального экономического правления к 1 апрелю 1759 года. На эту дату в казне оставалось всего 44 343 рубля 67 коп., в том числе канцелярских доходов 9 468 рублей 56 с половиной коп., положенных на штат Св. Синода 33 100 рублей 21 коп., гривенных с церквей 661 рубль 73 с половиной коп. и вычетных из жалования 113 рублей 16 коп[69]. Из содержания этой справки можно было сделать вывод о том, что синодальных доходов на создание трёх церквей в Пруссии явно недостаточно.
Некоторое время ушло на исследование ситуации канцелярией Синода, на выписку подробной справки и изучение её содержания членами Синода. Наконец, 2 июля Синод постановил:
«выслать Московскому митрополиту из своей епархии для вышеуказанного назначения: игумена Николаевского Угрешского монастыря Ефрема, одного протопопа, 4 священников, 3 диаконов, 8 певчих, 7 церковников, выбрав их от Московских соборных и приходских церквей, достаточно искусных, жития и состояния доброчестного; если не окажется нужное их число, то произвести часть из студентов Академии, окончивших школьное учение и имеющих полный возраст. Всех означенных лиц, при отправке в Синод, снабдить должным числом ямских подвод, прогонными и на содержание из гривенных доходов деньгами, полным кругом церковных книг»[70].
Игумена Ефрема, «яко ко объявленному послушанию как известно и надежно есть способнейшаго», назначил для поездки в Пруссию непосредственно Синод. Остальных доложен был подобрать Московский митрополит Тимофей, на которого Синод возложил ответственность по решению кадрового вопроса. Московская епархия была в то время самой многочисленной. Она могла выделить для командировки в Пруссию означенное число духовных лиц. Однако следует предположить, что при подобной постановке вопроса руководитель любой организации не отдаст своих лучших подчиненных.
Скорее наоборот. В отношении дьяконов и церковников наше предположение в некоторой степени оправдается, о чём будет рассказано ниже. По поводу игумена Ефрема также имеются некоторые соображения. Синод не назначил для поездки в Пруссию игумена, имевшего великороссийские или малороссийские корни. Игумен Ефрем был сербом. Сразу можно предположить, что в Москве он был приезжим и ещё не имел прочных связей или покровителей, способных избавить его от заграничной командировки. С другой стороны, пробыв всего несколько месяцев игуменом Николаевского Угрешского монастыря, он уже успел обратиться аж к самой императрице Елизавете Петровне с просьбой избавить сию обитель от «колодников», мешающих нормальной духовной жизни. Государство Российское со времён Петра Великого смотрело на монастыри очень прагматично, и в Николо-Угрешской обители, например, поместило каких-то осуждённых. Государство рассчитывало,