Елена Сергеева - Блаженная Ксения Петербургская: Жизнь, чудеса, святыни

Старинная песня о сорока каликах с каликою, записанная Киршею Даниловым, говорит, что калики выходили из Ефимьевой пустыни, из монастыря Боголюбова, но это известие должно понимать гораздо общее, т. е. что калики жили преимущественно около монастырей, и у монастырских ворот было главное поприще их деятельности. Ходили они артелями по сорока калик с каликою; во главе артели (ватаги) стоял атаман, которого выбирали в кругу. На каликах надеты были сумки и подсумки, в руках у них были клюки. Придя на место, они становились в круг, клюки-посохи в землю втыкали, и на них вешали сумочки. В этих наружных признаках калик перехожих мы находим, без сомнения, черты древних славянских певцов, и точно такие же намеки на старинную нравственную чистоту певцов мы можем видеть в названии калик удалыми и дородными молодцами и в том, что у них очень строго наказывались грехи.

Ходили они по селам и деревням, по городам и пригородам и собирали милостыню, чем бы, по словам песни, молодцам душу спасти. Вещий голос древнего певца слышится в зычном крике калик.

Брали они милостыню не рублем, не полтиною, а целыми тысячами. Заходя в боярские и княжеские терема, садились за стол, им подавали вино и сладкие кушанья, они ели, пили, потешалися. Таковы древние черты общего наружного вида калик, указывающие на то, что в древности они были истинными народными певцами. Но этим и ограничивается их родство с народом, и во всем остальном, т. е. в личности калик, в духе, проникающем их песни, и в том, как народ понимает калик, они – чистейшее произведение Древней Руси, где мифические верования получили мрачный, дьявольский характер, где в слепоте видели связь с нечистыми силами, и самые певцы сделались представителями нечистой силы.

Как из уродов, на основании народных поверий, выходили юроды, юродивые, так из калек – калики перехожие. На основании довольно темных для нас древних верований, когда слово «Бог» имело более частное значение, всякий человек, лишившийся зрения, языка, членов тела, переходил поэтому в ведомство Бога, ему благоприятствовали вышние силы, он делался убогим. Но когда народ стал видеть в калечестве присутствие враждебной силы, когда стали делать заговоры от слепого знахаря, то и самое слово убогий было перенесено на дьявола. Прежние слепцы с их вещим значением обратились в провидош, как называются лазари в Каргополе и в Вологодской губернии, просить милостыни – то же, что кликать. Отсюда – нищие, получающие силу отыскивать некоторые травы, например траву нечуй-ветер; а встреча с нищим слепцом, или, как сказано в одной рукописи, «кто слепца стрячет», считалась дурным предзнаменованием. Эти-то мрачные, слепые нищие, жившие только для сбора милостыни, которую они сбирали, распевая лазаря, сами стали называться лазарями. Отсюда переносное значение, по которому лазарями называются все надоедающие своими прось бами, канючащие притворщики: «полно лазаря-то петь», говорят. Лазари не знают ни песен, ни исторических былин, поют одни стихи.

Переходя от «лазарей» к нищим, мы должны прежде всего объяснить слово «нищий». Древние святые люди, отрекшись от богатств сего мира, запирались в монастырях и делались нищими, а на этом основании в Древней Руси все наше благочестивое духовенство и монашество, как истинные наследники древнего благочестия, считались за нищих и в самом деле жили милостынею доброхотных дателей. До сих пор еще у часовни Иверской Божией Матери стоят ряды монахинь и монахов, кто с книжкою, завернутой в пелену, кто с тарелкой. Точно то же, что и в Древней Руси. «С пеленами на сооружение просят», – говорит «Сто глав».

Во всякой монашеской келье вы найдете известную лубочную картину, изображающую монаха, распятого на кресте, и испещренную различными символическими объяснениями, и, между прочим, ноги монаха прикованы к камени с надписью «нищета». За этим естественным положением человека, усвоившего себе идею отречения от мира, следовали все праздношатающиеся, которые занимались нищенским подвигоположничеством.

К ним принадлежали вольные нищие, отрекающиеся от своей собственности и в Бога богатеющие, неся крест смирения и терпения. Было много таких, которые, «раздав имение родителей своих нищим», нищали, подобно блаженной Улиании, которая «милостыню безмерну творя, ревнуя прежним женам», сама обнищала. Наконец, идут настоящие нищие. Это – неимущие, захребетники, бобыли, беглые, погорелые, ослепшие, спившиеся; идут они перед нами, и масса их постоянно увеличивается от отсутствия в жизни всяких человеколюбивых начал, от постоянных разгромов, пожаров, ежегодно истреблявших целые города, моровых поветрий, голодных времен, рабства и пр. и пр. Костомаров говорит: «Все обстоятельства тогдашней жизни так слагались, чтобы плодить нищую братию: их плодили и воеводы, и дьяки, и приказчики, и помещики, и ратные люди, и татары».

И зато [5] Господь Бог на них прогневался:

Положил их в напасти великия,

Попустил на них скорби великия

И срамныя позоры немерныя,

Безживотие злое, сопостатные находы,

Злую, непомерную наготу и босоту

И бесконечную нищету,

И недостатки последние…

Вся эта лестница нищей братии поддерживается известным учением, которое отвергнуто духовным регламентом. Подачею милостыни выражалось у древнерусского человека чувство милосердия и сострадания. Если б не было нищих, благочестивый человек не мог бы утешить своей совести: подать нищему – значило проложить себе путь к прощению от Бога. А потому и говорили, что «в рай входят святой милостыней».

Поэтому же нищие считались красою церковною, Христовою братиею, церковными людьми, богомольцами за мир. Написано было об этом много «слов» и «поучений». Так, например, в рукописях Румянцевского музея находятся: поучение некоего отца духовного – «Как подобает милостыню творити»; «Об управлении души и о рассмотрении милостыни»; «Начало пути жизненному, еже поучатися божественному писанию и жити в нищете». Старец Павел Высокий оставил слово ко всему миру «О холодности к нищим», начинающееся так: «Почто затворяете врата от нищих?» Слово, как увидим, относилось прямо к народу. Один, например, так поучал в XV веке: «Милостыня дерзновение имеет ко Владыце невозбранно о душах грешных и от уз тяжких разрешает, к Богу на небеса возводит: творяй бо милостыню, той друг Божий наречется и в страшный он грозный день великаго Божия неумолимаго суда Христа умилостивит и добре свободит душу от вечных мук». Боится человек умереть без покаяния, боится Страшного суда Божия и так молит смерть, обещая ей загладить свои грехи разными добрыми делами. Такова была общая норма спасения! Кроме того, сильным побуждением к пропитанию нищих была милостыня в виде епитимии, налагаемой духовным отцом на кающихся грешников, потом поминовения усопших, которые точнее и неупустительнее соблюдались в старину, чем ныне.

Смысл благотворительности, а следовательно и размер ее идут параллельно с народным развитием.

У нас народу дают копейку, чтобы он не умер с голоду, а в Древних Афинах бедным платили деньги, чтобы они могли наслаждаться театральными представлениями. Милостыня, обращаясь в пустую форму помощи, в дело лицемерия, и освящаясь в этом виде привычкой и потворством, вытесняла из народного сознания настоящее понятие о благотворительности, уничтожала в зародыше малейший порыв к доброму делу.

Эти-то спасающие грешников нищие разделялись на богаделенных, кладбищенских, дворцовых, дворовых, патриарших, соборных, монастырских, церковных, гулящих и леженок. Нищие, имевшие пристанище в избушках, назывались богаделенными. «Они, – говорит Снегирев, – имели ночлег и пристанище в укромных избушках, кельях и клетях, кои рассеяны были по улицам, переулкам в Кремле и Китае, Белом и Земляном городах, при церквах, часовнях и монастырях». Каменные богадельни стали строить со времен Елисаветы Петровны. Множество богаделен, упоминаемых в XVII веке, никакой не приносили пользы для призрения бедных. Если кому и удавалось жить там и получать содержание, то это были случайные люди, дармоеды. Царь Иван Васильевич Грозный восстал против них на Стоглавом соборе и велел всех их повыгонять из богаделен. Все же остальные, находившие в богадельнях кров, были обыкновенными нищими,

которые только назывались богадельными. При цар

ском дворце, в Кремле, существовали нищие под именем богомольцев верховых, которые от царя получали не только пищу, но даже и жалованье и форменную одежду. Они дожили до Петра и раз просили у него кормов и жалованья, какие они получали при его родителях. Ко дворам, где хранились царские запасы, также приписаны были нищие, и были чем– то вроде служащих. Таковы были нищие Аптекарского двора. Были нищие, жившие при соборах, по свидетельству Снегирева, вроде штатных. Известны патриаршие богадельни, называвшиеся домовыми, или келейными. Для содержания патриарших нищих собирались пошлины с церквей. Для монастырских нищих выдавались от царей руги и милостыни. В писцовых книгах города Мурома значится: в городе четыре двора монастырских, «а в тех дворах 63 человека дворников – бродячих людей, тягла не тянут и никаких податей не делают, а люди бедные, бродящие, кормятся своей работою, а иные питаются Христовым именем». То же было и при церквах. Около каждой церкви была одна или несколько изб, где жили церковные нищие. Несчетное количество церковных нищих наполняло северную часть Новгородской области. Вслед за ханжами и раскольницами тянулись туда из Московского царства и толпы нищих, и там, в глуши и в неведомых заозерных пространствах, наполненных церквами и монастырями, они селились целыми слободами.