М. Рощин - След исламского фундаментализма на Северном Кавказе

М. Ю. Рощин

След исламского фундаментализма на Северном Кавказе

Исламский фундаментализм на Северном Кавказе не имеет принципиальных отличий от этого явления в других регионах мира. Его короткая история началась во второй половине 1980-х гг. Теоретической базой для него послужили классические фундаменталистские труды Рашида Рида, Хасана аль-Банна, Сейида Кутба, Абу аль-Аля Маудуди и их исторических предшественников: Ибн Таймийя, Мухаммада Ибн Абд аль-Ваххаба и других. Первый очаг исламского фундаментализма сложился в Дагестане, откуда он начал постепенно распространяться по всему Северному Кавказу. К середине 1990-х гг. Дагестан стал идеологическим центром фундаментализма, а в испытательный полигон довольно быстро превратилась Чечня.

Рассказать о том, как это происходило, и входит в задачу предполагаемой статьи.

Исламских фундаменталистов Северного Кавказа часто называют «ваххабитами». Им самим по не вполне понятным причинам этот термин очень не нравится, и они предпочитают называть себя сторонниками салафии (возврата к истокам) или сторонниками «чистого ислама». Фундаменталисты стремятся к обновлению ислама на основе Корана и сунны и отрицают все исторические напластования традиционного суннизма, накопившиеся в течение его более чем 1000-летнего развития, поэтому неправильно называть их «традиционалистами»[1]. Особенно негативно сторонники «чистого ислама» относятся к суфизму, пустившему глубокие корни в республиках Северного Кавказа (прежде всего в Дагестане, Чечне и Ингушетии). По их мнению, наличие шейха или устаза (наставника) в качестве посредника между Богом и человеком противоречит фундаментальным основам мусульманской веры. Северокавказские фундаменталисты решительно отвергают поклонение «святым местам» (зияратам), возникшее на основе суфийской традиции. Они также выступают за сокращённый ритуал поминовения усопших и считают, что время четырёх классических суннитских мазхабов прошло и в наши дни возможен общий подход к толкованию Корана и сунны в рамках единого мазхаба[2]. Интересно, что христианские фундаменталисты также отрицают усложнённый традиционалистский подход православных и католиков к толкованию Библии, утверждая, что там всё ясно и просто. На мой взгляд, для фундаменталистов обеих религий характерен редукционизм (упрощённое отношение) к своему религиозному наследию.

Главные учителя и проповедники северокавказского фундаментализма родом из Дагестана. Как и в других идеологических течениях, в этом фундаментализме есть умеренное и радикальное направления. Лидером умеренных фундаменталистов, безусловно, являлся аварец Ахмад-кади Ахтаев (1942—1998), уроженец села Кудали (Дагестан). В 1990 г. на Съезде мусульман СССР, проходившем в Астрахани, А. Ахтаев был избран председателем Исламской партии возрождения. Позднее он стал лидером умеренной фундаменталистской организации «Аль-Исламия». На 55-м году жизни он умер от инфаркта по дороге в мечеть в родном селении. А. Ахтаев был сторонником мирного распространения фундаменталистских взглядов и считал себя мусульманским просветителем[3]. Среди его учеников немало молодых имамов по всему Северному Кавказу, от Дагестана до Карачаево-Черкессии. Как и многие его единомышленники во всём мире, А. Ахтаев полагал, что «"новый мировой порядок" выбрал себе жертвой ислам как идею, как образ жизни»[4]. Он старался противостоять этому мирными способами: проповедовал свои воззрения, организовал медресе в родном ауле Кудали. А. Ахтаев развивал концепцию о взаимной дополняемости ислама и православия в России как евразийской стране. Лидером радикального крыла северокавказских фундаменталистов стал дагестанец Багауддин Кебедов (род. в 1945 г. в селе Ведено)[5]. В 1990 г. вместе с А. Ахтаевым он стал одним из основателей Исламской партии возрождения, имевшей отчетливо выраженную фундаменталистскую направленность, а через год основал медресе в г. Кизилюрт, расположенном недалеко от Махачкалы. Б. Кебедов проявил себя талантливым проповедником: его аудио- и видеокассеты на аварском и русском языках пользовались большой популярностью не только в Дагестане, но и в других республиках Северного Кавказа. В отличие от А. Ахтаева Б. Кебедов всегда явно тяготел к общественной деятельности, и он довольно рано начал строить организацию радикальных исламских фундаменталистов, которую назвал «Джамаат» («Община»).

Во время моей поездки в Дагестан летом 1997 г. мне удалось встретиться с Б. Кебедовым и послушать его проповедь в мечети Кизилюрта. Багауддин, бывший уже амиром (главой) «Джамаата», объяснил мне, что посткоммунистическое правительство Дагестана находится в состоянии ширка (язычества, или многобожия, приравниваемого к неверию). Регистрация мечетей и общин фундаменталистов, по его мнению, не имеет принципиального значения. «Мы уже зарегистрированы Аллахом, — говорил Багауддин, — мы не хотим брать власть в свои руки, мы хотим, чтобы власть была в руках Аллаха. Для нас географические и государственные границы не имеют значения, мы работаем и действуем там, где это возможно. Дагестан сегодня управляется из Москвы, мы не имеем исламского общества, аналогичного существующему в Чечне. Мы бы одобрили, например, полный запрет на продажу алкоголя, но для нас важнее вера (иман) и единобожие (таухид). В исламском государстве мы хотели бы ввести службу мухтасибов (полицию нравов). Привычку курить и наркоманию мы рассматриваем как харам (то, что запрещено)». Я спросил Багауддина, что он думает о возможной независимости Дагестана. Он ответил, что является приверженцем исламского государства, и это для него принципиально. Состояние куфра (неверия) для него неприемлемо, будь то в составе Российской Федерации или в независимом Дагестане.

Уже в этих высказываниях Б. Кебедова достаточно заметен политический крен в духе радикального фундаменталистского подхода. Не случайно это течение многие исламоведы называют «политическим исламом»[6].

Во время нашей встречи Багауддин подчёркивал, что ислам — это целостная система человеческой жизни. Следовательно, она не может не включать в себя попыток построения «исламского общества и государственности».

Наиболее успешно подобная попытка была предпринята в селах Карамахи и Чабанмахи Буйнакского района Дагестана. Там в 1997—1999 гг. последовательно реализовывалась программа «Джамаата». Идеология движения была принята жителями, и местная мусульманская община, соборная мечеть которой находилась в селении Карамахи, превратилась в маленькую «ваххабитскую» республику, форпост фундаментализма в Дагестане (своего рода «независимую исламскую территорию»). Именно поэтому туда стекалась в поисках «чистого ислама» молодёжь со всего Дагестана и из других республик Северного Кавказа.

20 августа 1998 г. Карамахи и Чабанмахи посетил С. Степашин, бывший тогда министром внутренних дел. Им была достигнута устная договорённость с жителями о том, что те могут свободно жить по законам шариата, т.е. мусульманского права[7], при условии соблюдения лояльности и взаимодействия с властями Дагестана по всем остальным вопросам. После этого обстановка вокруг сёл разрядилась, а карамахинцы стали регулярно приезжать на различные совещания в Махачкалу.

В общине действовала система подготовки молодых салафитов под названием «талибан». Аспирант Института востоковедения РАН Д.Н., в июле 1999 г. учившийся в этой системе и живший в с. Карамахи, описывает её так:

«Она состояла из двух этапов. Первый — идеологическая подготовка, изучение основ веры, называемая повышением "имана", ибо тот, кто берёт оружие, и не только оружие, всё должен делать ради Аллаха, и с каждого, придерживающегося каких-либо иных целей, будет суровый спрос в день Страшного Суда.

Второй — военная подготовка. "Брат" должен уметь сражаться ради Аллаха… Мы жили по следующему распорядку: поднимались очень рано, в половине третьего утра по местному времени (на территории действовало мединское время — на один час назад), делали омовение, где-то в три часа — намаз. После этого мы изучали Коран, учили наизусть суры. В 6 часов утра начиналась физическая подготовка — бег по горам (около 6 километров). Как говорили "братья", "муджахеда (то есть того, кто встал на путь джихада или священной войны. — М.Р.) ноги кормят", "тяжело бегать в горах, зато когда спустимся и пойдём на Махачкалу, будем бегать как джейранчики"… В конце курса нам предстояли экзамены. Каждый из "братьев" должен был к нему выучить 15 сур и ответить на пройденные в течение курса вопросы. Продолжительность обучения была три недели. Только сдавшие этот экзамен допускались ко второй части — военной подготовке, включавшей в себя рукопашный бой, стрельбу из различных видов оружия, начиная от пистолета и кончая зенитными установками, тактику боя, в том числе в условиях горной местности»[8].