Сергей Юрченко - Я. Философия и психология свободы
Некогда М. Планк говорил по поводу новых идей в физике: «Новая научная истина не убеждает оппонентов, не заставляет их прозреть, побеждает она потому, что ее оппоненты в конце концов умирают и вырастает новое, знакомое с ней поколение». Никто в этом мире не меняет свои взгляды. Изменить взгляды можно только через невроз. Именно на невроз должны работать коррекционные центры. Но если самосознание, признанное преступным, не желает пройти через это состояние, через свой собственный суд, через личные муки совести, то его невозможно насильно изменить тюрьмой. И в этом случае я считаю более милосердным и разумным пристрелить вас, чем бессмысленно сажать в клетку, ибо вы не раскаетесь при этом в своей психологической и гормональной сути. Я лишь сделаю ваше бытие совершенно скотским, унижая этим ваше и мое человеческое достоинство. Именно так: унижая человека, человечество унижает себя. Через эти унижения проходит каждый. И все это, в конце концов, из поколения в поколение превращает каждого милого ребенка в тот зрелый продукт истории и общества, который иногда начинает грабить и убивать окружающих и которого демонстративно сажают в клетку.
На этой залгавшейся планете тюрьмы, называемые «исправительными учреждениями», совершенно бессмысленны и позорны. Где человек приобрел ту патологию мозга, ту болезнь самосознания, которая сделала его преступником? Как и любой другой младенец, он родился в солипсическом Синдроме брамы, как первочеловек Пуруша, как бог, как творец, считая мир продолжением самого себя. Там, в своем инфантильном состоянии он все вокруг считал своей собственностью и не понимал, что мир полон таких же как он существ, между которыми уже поделена эта мировая собственность, и ему мало что осталось. Но ведь не родился же он вором, убийцей или насильником. А если это так, то потенциальными преступниками рождаются абсолютно все. Именно в том и заключается социализация ребенка, что его приучают уважать чужую жизнь и признавать чужую собственность. Если это не произошло – значит, социализация оказалась изначально порочной. Так или иначе преступником человека сделало общество. Жизнь среди других людей развратила и ожесточила его. Психологически он лишь вернулся к инфантильному состоянию, в котором можно все: ничья жизнь не ценна кроме собственной и ничья собственность не запретна. Он просто брал, как бог, и убивал, как творец.
Так от чего же должен исправляться этот человек, признанный в обществе собственников преступником? От дурного влияния того самого общества, которое сначала плохо его воспитало, развратило своим лицемерием, а затем посадило в тюрьму. Пожалуй, он мог бы исправиться, если бы его отправили в мир праведников и ангелов, где никто не дорожит собственностью, не лжет, не крадет, не убивает, не лицемерит и не судится, но получивши по одной щеке, гордо подставляет другую. К этим прекрасным существам отправляют его на перевоспитание? Нет! Его отправляют к точно таким же больным, как и он сам. В чумном ли бараке лечиться от чумы? Это – абсурд. Это – дикость. Так как же вас лечить, если уж общество не дало вам достойного воспитания, но ожесточило и развратило вас с годами? Отправить в тюрьму?
Пожалуй, лучше вас пристрелить. Это, конечно, – риторическое заявление, но в остальном я честен. И если уж мне суждены паралич, рак или уготована моими соотечественниками тюрьма, то обойдитесь со мною столь же благородно, даже если не понимаете этого. Просто умертвите меня. Мне не нужна религиозная чаша с осадком бессмысленных унижений и оскорбительной боли на дне. Мне не нужна жизнь в клетке. И я ведь тоже не раскаюсь, если меня признают преступником: богохульником, врагом священного государства, осквернителем общественной морали, расхитителем гробниц или еще каким-нибудь монстром. В этом случае убить меня – и психологически правильно, и благородно (речь тут не о степени чьей-то правоты, а о разумности предпринятых действий).
Я знаю, что человек способен привыкнуть почти ко всему. Никто не желает терпеть участь Прометея. Уж лучше смерть! Но ведь все начинается постепенно. Сначала тебя приковывают к скале. И ты не считаешь это достаточным основанием для того, чтобы умереть. Затем прилетает орел и начинает хищно щелкать клювом. И опять ты не видишь в этом принципиального конца своему терпению. А хищник уже сдирает с тебя одежду. Но ведь это не намного хуже того, что уже было. В конце концов ты оказываешься тем самым Прометем, у которого стервятник год за годом выклевывает печень. Ты весь иссох, пожелтел и превратился в желчного гомункула, который ненавидит весь этот мир. Но ты все еще не готов расстаться с жизнью. Умирать нужно вовремя.
Знаменитый бунтарь Ницше говорил: «Познавший самого себя есть собственный палач». Но он не пожелал или не посмел вовремя умереть и стал свидетелем сифилитического распада собственной личности, проведя последние годы своей жизни в безумном, животном состоянии среди других сверхчеловеков психиатрической больницы.
Из всех человеческих привычек привычка жить – самая вредная. И самая фундаментальная. На чем основано такое мировое зло как эксплуатация человека человеком? Исключительно на эксплуатации его жизнелюбия. Этот мир именно таков, каков он есть, из-за людской привычки жить вопреки всему. В нем не было бы тюрем, полиций, армий, государств, политики и вообще всей человеческой истории, выстроенной на насилии и подлости, если бы человек меньше дорожил своей жизнью. В сущности, все мы приговорены к смерти. И жизнь нужно прожить как приглашение на казнь, которая вот-вот состоится. Только такое состояние можно назвать свободным.
Франсуа Вийон, сидя в своей камере, в ночь перед повешением написал:
И сколько весит этот зад,
Узнает завтра шея.
Впереди бесчеловечная приятность небытия. И никакого ханжества.
Анархизм и Зоопсихология
Однажды на заре, вооруженные пылающим
терпением, войдем мы в прекрасные города.
А. Рембо
Я подозреваю, что каждый, прочитавший заглавие этой статьи, воспримет в ней союз «и» как соединительный, а не как разделительный. Между тем, я использовал его именно в смысле противопоставления. Большинство людей убеждены, что анархия есть животное состояние первобытного общества, возвращение к которому есть лишь регресс. Человека с младенчества приучают к мысли, что власть есть благо. Попробовал бы ребенок зажить своим умом и без всякого контроля. Образ отца становится для него первым воплощением этой власти, и с тех пор всякая власть несет в себе элементы отеческого. Правда, Фрейд утверждал, что впоследствии сыну очень хочется убить отца за ту власть, которую он над ним имел в детстве.
Человек не есть общественное существо, он есть существо солипсическое, вынужденное жить в обществе. Глубочайшее заблуждение – считать, что общественное в его самосознании превалирует над индивидуальным. В истории человечества не было бы войн, государств, судов, тюрем и всех насильственных структур, а в его массовой психологии не было бы неврозов и психозов, если бы каждый человек не имел осознанного или бессознательного, заявленного или скрываемого им желания завоевать мир, подчинив общество своей сакральной воле. Этот мир есть то, что он есть, поскольку самосознание в нем изначально находится в непрерывном присвоении себе нуминозного Я. Вселенная тождественна самосознанию, и Синдром брамы преобладает над всем не только человеческим, но и животным бытием. В конце концов человек, как и животное, живет по Дарвину: отношения с социумом он выстраивает на демонстрации своей генетической привлекательности, неся как знамя свою внешность, свою силу, свой интеллект, свои социальный статус. Он только и делает, что завоевывает мир.
Что значит – освободить человека? Освободить от чего? От кого? Ведь не от родителей, жены, детей, друзей, коллег, соседей и соотечественников. Очевидно, все подобные призывы и декларации подразумевают освобождение человека от того, кто получил неограниченную власть над ним. Т.е. человека нужно освободить от человека. А это значит¸ что единственное, от чего стоит освобождать человека, – это его человеческая суть. Смысл гражданских свобод вовсе не в том, чтобы дать свободу некоему человека (его-то свобода и становится неограниченной властью), а в том, чтобы ограничить человека как такового. Именно отсутствие гражданских свобод создает благоприятную почву для того, чтобы этот человек вообще, homo sapiens, мог более или менее успешно осуществлять свою солипсическую суть – свой Синдром брамы, свою изначальную зоопсихологию, заложенную в него всей эволюцией.
