Дэйв Пельцер - Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство
После ужина мама обычно складывала объедки в маленькое мусорное ведро. Потом она вызывала меня из гаража, где я стоял все время, пока семья ела. Мытье посуды было моей ежедневной обязанностью. Я стоял перед раковиной, погрузив руки в горячую воду, и чувствовал, как пахнут остатки ужина в помойном ведре. Сначала даже мысль об этом казалась мне отвратительной, но потом я понял, что других вариантов у меня не осталось. Я старался вымыть посуду как можно быстрее и бежал в гараж, чтобы выбросить мусор. Там, в темноте, осторожно очищая съедобные куски от обрывков бумаги и сигаретных бычков, я заглатывал жалкие остатки ужина и радовался тому, что желудок ворчит уже не так отчаянно, как прежде.
Но и этот способ был изначально обречен на неудачу — в конце концов мама поймала меня с поличным. Несколько недель я не трогал мусорное ведро, но потом мне снова пришлось копаться в нем — так сильно хотелось кушать. Как-то раз я съел выброшенный кусок бекона. И через несколько часов меня скрутила нестерпимая боль. Где-то неделю я страдал от жестокого поноса. Пока я болел, мама сообщила, что специально продержала бекон в холодильнике две недели. Когда он окончательно испортился, она его выкинула. Она знала, что я не смогу устоять перед мясом. После того как я поправился, мама заставляла меня приносить ей мусорное ведро, чтобы она, лежа на диване, проверяла, не осталось ли там чего пригодного в пищу. Она так и не догадалась, что я заворачиваю объедки в салфетки и прячу на самом дне. Я понимал, что она не захочет пачкать руки, копаясь в мусоре, поэтому моя схема некоторое время работала.
Мама чувствовала, что я где-то достаю еду, поэтому начала опрыскивать помойное ведро аммиаком. Я понял: дома мне надеяться не на что, придется снова утолять голод в школе. Раз меня ловят, когда я краду еду у одноклассников, значит, стоит попытать счастья с замороженными обедами в школьной столовой.
Я сумел рассчитать время и отпросился у учителя после того, как грузовик доставил продукты на кухню. Мне удалось незаметно пробраться в столовую и стащить несколько пакетов с замороженными обедами, после чего я скрылся в туалете. Там я, практически не жуя, запихивал в рот ледяные хот-доги и куски картошки; я давился, но остановиться не мог. Вернувшись в класс с полным желудком, я был невероятно горд собой, ведь мне удалось добыть еду!
Пока я бежал домой после уроков, в голове билась лишь одна мысль: завтра снова украду что-нибудь из столовой. Но мама заставила меня передумать. Она затащила меня в ванную и ударила в живот так сильно, что я согнулся пополам. Подтащив меня к туалету, мама приказала запихнуть палец в рот. Я попытался сопротивляться. Воспользовался одним из старых трюков: смотрел на фарфоровый унитаз и начал считать про себя: «Один… два…» До трех я так и не дошел. Мама принялась запихивать мне пальцы в горло, словно хотела самостоятельно вывернуть мой желудок наизнанку. Я отчаянно завертелся, пытаясь отбиться. В конце концов мама отпустила меня, но при одном условии — я все-таки вызову рвоту.
Я прекрасно понимал, что случится потом. Я закрыл глаза, чувствуя, как куски мяса с плеском падают в унитаз. Мама стояла сзади, положив руки на бедра. «Так я и думала. Вот посмотрим, что скажет отец!» Я напрягся, ожидая, что на меня обрушится град ударов, но ничего не случилось. Через пару секунд я обернулся и обнаружил, что мама ушла из ванной. Тем не менее я знал, что самое страшное впереди. Вскоре она вернулась — с небольшой миской. Мама приказала мне выловить из унитаза куски полупереваренной еды и сложить в нее. Поскольку отец ушел в магазин, она собирала доказательства моей вины.
Вечером, когда я закончил с домашними делами, мама оставила меня на кухне, пока они с отцом разговаривали в спальне. Передо мной стояла миска с выловленными из унитаза кусками хот-догов. Я не мог смотреть на них, поэтому закрыл глаза и представил, что я где-то далеко-далеко. Вскоре мама с папой ворвались на кухню.
— Посмотри на это, Стив! — рявкнула мама, указывая на миску. — Теперь ты видишь, что мальчик ворует еду?
По выражению папиного лица я понял, что он уже устал от постоянного «Мальчик сделал то, мальчик сделал это». Глядя на меня, он неодобрительно покачал головой и, запинаясь, произнес:
— Может быть, Роэрва, тебе просто стоит дать мальчику поесть.
Снова вспыхнула ссора, и, как всегда, мама победила.
— ПОЕСТЬ? Ты хочешь, чтобы мальчик ел, Стивен? Ну что же, он будет ЕСТЬ! Он будет есть вот это! — проорала мама, швыряя мне миску с хот-догами и с грохотом закрывая дверь в спальню.
На кухне стало так тихо, что я мог слышать, как напряженно дышит отец. Он осторожно положил руку мне на плечо и сказал:
— Подожди здесь, Тигр. Я посмотрю, что можно сделать.
Он вернулся несколько минут спустя. По его печальному взгляду я сразу понял, что переубедить маму не удалось.
Я сел на стул и ухватил кусок хот-дога из миски. Капли густой слюны капали с пальцев, пока я запихивал его в рот. Я пытался проглотить его и почувствовал, как по щекам бегут слезы. Я всхлипнул и повернулся к отцу, который стоял с банкой пива в руке и смотрел сквозь меня. Он кивнул, чтобы я продолжал. Я не мог поверить, что он просто стоит и смотрит, как я заталкиваю в себя отвратительное содержимое миски. В тот момент я понял, что мы все больше отдаляемся друг от друга.
Я глотал, не жуя, чтобы не чувствовать вкус, пока кто-то не треснул меня по шее.
— Жуй давай! — прорычала мама. — Ешь! Ешь все! — Она ткнула пальцем в обслюнявленные куски.
Я вжался в спинку стула. Слезы текли ручьем по щекам. Прожевав оставшиеся в миске объедки, я запрокинул голову, проталкивая то, что стало поперек горла. Я закрыл глаза и закричал про себя, умоляя желудок не отправлять съеденное обратно. И сидел так, пока не удостоверился, что меня не вырвет. Когда я наконец открыл глаза, то первым делом посмотрел на отца. А тот отвернулся, чтобы не видеть мою боль. Да, я безгранично ненавидел маму, но папу в тот момент я ненавидел еще больше. Человек, помогавший мне в прошлом, теперь неподвижно стоял и смотрел, как его сын ест то, к чему даже собака не притронется.
Когда с полупереваренными хот-догами было покончено, мама переоделась в халат и швырнула мне кипу газет. Отныне они будут моим одеялом, а пол под кухонным столом — кроватью. Я снова посмотрел на отца, но тот вел себя так, будто меня вообще не было в комнате. Собрав все силы, чтобы не расплакаться перед родителями, я, не раздеваясь, забрался под стол и прикрылся газетами, словно крыса в клетке.
Несколько месяцев я спал под кухонным столом, рядом с кошачьим лотком, и даже научился пользоваться газетами и заворачиваться в них так, чтобы сохранять тепло. Потом мама заявила, что я недостоин ночевать с ними в одном доме, и изгнала меня в гараж. Моей кроватью стала старая раскладушка. Чтобы согреться, я старался держать голову поближе к газовому нагревателю. После нескольких особенно холодных ночей я понял, что лучше всего засовывать руки под мышки, а ноги поджимать под себя. Иногда я просыпался в полной темноте и пытался представить, что я — настоящий мальчик, кому-то нужный, кем-то любимый, укрытый теплым одеялом. Некоторое время такие фантазии спасали меня, но холод возвращал в реальность. Я знал, что никто мне не поможет. Ни учителя, ни так называемые братья, ни отец. Теперь я сам по себе, и каждую ночь я молился Богу, чтобы он дал мне сил, укрепил душу и тело. В темноте гаража я лежал на раскладушке и дрожал, пока не проваливался в беспокойный сон.
Однажды, во время ночных фантазий, мне пришла в голову мысль о том, что можно выпрашивать еду по дороге в школу. Хотя «рвотная инспекция» теперь случалась каждый день после уроков, проглоченное утром должно к тому времени перевариться. Теперь я должен бегать в школу еще быстрее, чтобы успеть добыть что-нибудь съестное. Мой план был прост: я стучался в дома у дороги и, если мне открывала женщина, спрашивал, не находила ли она где-нибудь поблизости коробку с завтраком. Чаще всего это работало. По взгляду дам было видно, что им меня жалко. Я заранее придумывал себе фальшивое имя, чтобы никто не узнал, откуда я. Несколько недель новый способ отлично работал, а потом я постучался в дверь маминой знакомой. Моя проверенная временем история «Я потерял коробку с завтраком. Не могли бы вы приготовить что-нибудь для меня?» не сработала. Стоя на крыльце, я понимал, что эта женщина позвонит маме.
В тот день на уроках я молился, чтобы настал конец света. Беспокойно ерзал на стуле, представляя, как мама лежит на диване, смотрит телевизор, напивается и думает, что бы такое сотворить со мной, когда я вернусь к ней домой. После занятий я бежал из школы, и у меня было такое чувство, будто к каждой ноге привязали по мешку с песком. Я молился, чтобы мамина подруга забыла позвонить ей или приняла меня за другого ребенка. А небо было такое голубое, и солнце жарко грело спину. Подойдя к дому, я вскинул голову и зажмурился от яркого света. Интересно, увижу ли я все это снова? Я тихо скрипнул входной дверью, проскользнул в дом и на цыпочках спустился в гараж. В любой момент я ожидал, что мама набросится на меня и швырнет на пол. Но этого не случилось. Я переоделся в рабочую одежду и пошел на кухню — мыть оставшуюся после маминого ленча посуду. Я не знал, где таится угроза, поэтому мои уши превратились в маленькие радары. Я напряженно прислушивался к тому, что происходит в доме, пытаясь понять, куда делась мама. При этом я продолжал мыть посуду, чувствуя, как сводит от напряжения спину. Руки тряслись, я не мог сосредоточиться на том, что делаю. Наконец я услышал, как мама выходит из комнаты и направляется на кухню. Я посмотрел в окно. Там весело смеялись и играли соседские дети. Я закрыл глаза и представил себя одним из них. Почувствовал тепло внутри и улыбнулся.
