Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова
Я долго пыталась узнать – правда ли это? Задавала вопросы в разных группах в соцсетях: кто помнит эти развалины в центре Пятигорска за Нижним рынком? Кто знает о них что-нибудь? Ответа нет. Нахожу в интернете фотографии только этой гостиницы-высотки. А о той груде камней и строительного мусора нигде ничего не написано… Получается, не только люди исчезали бесследно. Иногда и события уходили в прошлое, не оставив памяти о себе. И папа, и папина родня не раз намекали мне на «плохую» историю, связанную с этим местом. Никакой информации о ней ни в интернете, ни где-либо еще я не нашла. И фотографий тех развалин тоже нет. Но я видела эти развалины своими глазами! Много лет проходила мимо них. Действительно ли они были военного времени? Или более позднего? Я не знаю. Есть такие места, где, несомненно, произошло что-то плохое, а что именно – неизвестно. Что правда, а что нет – непонятно. Безусловная правда лишь в том, что была в самом центре города груда развалин, которую много лет не убирали…
Чаще всего люди пытаются исправить «поломку» в своем роду, заключая новые браки и производя на свет новых детей. Если в роду были травматичные потери (например, на войне), рождение детей может восприниматься как миссия по восстановлению семьи. («В нашем роду снова будет много мужчин».) Это как высотка на месте разрушенного здания – она новее и во много раз выше. Однако она, может, и замечательная, но… другая. И под ней похоронена память – неизвестно о чем. Но это – трагическая история здания. А у того, кто рожден, чтобы восполнить утрату в роду, грустная человеческая судьба. Если он появился на свет вместо конкретного человека, то на нем тяжкий груз обязанности быть достойным того, умершего (Морис, 2016). А если в истории семьи было много потерь? Например, расстрелянная во время войны семья партизан. Все были похоронены в братской могиле и засыпаны известью: «Там давно уже не отличить, где кто…» И женщина, выросшая с такой историей, неосознанно старается произвести столько людей, сколько было убитых. Это как построить высотку на месте разрушенного здания? Или «возродить» каждого из погибших, дав новорожденным их имена? Я не понаслышке знаю о семьях с замещающими детьми.
Есть разные способы справиться с трудным прошлым – своим и родной семьи, если хочешь, чтобы повторение негативного семейного сценария прекратилось. Одну мою подругу, жившую в том же доме, мама тоже всегда била. Мы часто с ней обсуждали – кого и чем побили на этот раз. Я говорю: «А меня – проволокой!» Она: «Должны остаться следы. Покажи». Я показала, и она поверила. Позже, говорят, муж бил ее прямо во дворе… Как же так?! Ведь создавая собственную семью, она не мечтала, чтобы ее снова кто-то бил. Не могла этого хотеть!
Один из способов изменить семейный сценарий – вступить в брак в надежде, что теперь все будет по-другому, поскольку человек сделал разумный выбор. Иногда так и случается. Но, к сожалению, по законам межпоколенческой передачи травмы часто повторяется прежний сценарий. Кто-то пытается решить проблему, «покинув поле боя» и рассуждая так: «Пусть я буду одна, но меня точно никто не будет бить», – или: «Пусть лучше у меня совсем не будет детей, чем будут несчастные». А иногда человек «находит выход» в смене ролей. В этом случае тот, кто был жертвой насилия, сам становится насильником. Таким путем пошла моя мама.
Однажды в Новоалександровске мы разговаривали на улице с приятельницей, и мимо шла какая-то женщина. Приятельница кивнула в ее сторону: «Глянь! Ты бы сказала, что она бьет мать? Такая интеллигентная женщина, врачом работает». Я подумала: а может, раньше мать била ее? В большинстве случаев насильники обычно вырастают в семьях, где есть насилие. Может быть, раньше отец этой женщины бил ее мать?
Насилие в семьях повторяется часто. Прабабушку Ирину бил муж; ее дочь, бабушку Нюсю, бил муж; бабушка Нюся била дочь; а ее дочь, моя мама, била меня. Такое впечатление, что цепочка насилия становилась все крепче и несокрушимее… Как своеобразный способ выживания семьи. Возможно, цепочка прервалась бы до моего рождения, если бы жизнь этих людей была другой.
Постоянно воспроизводить события прошлого в своей жизни тем или иным способом (рассказывать о них или вновь проживать) – это так называемое воспоминание-отыгрывание, по Доминику Ла Капра. Человек может отыгрывать всю жизнь снова и снова. Но если это и приносит облегчение, то лишь иногда и ненадолго. Более зрелый и эффективный вариант – воспоминание-проработка, когда произошедшее пытаются не только прочувствовать, но и понять как свой опыт (Мороз, Суверина, 2014).
Опыт потерь в семье требует воспоминания-проработки. Иначе отыгрывание того, что больно, никогда не прекратится. Когда травма или секрет скрываются (полностью или частично – например, бабушка Нюся много говорила об одном, но молчала о другом) и человек не проделал «работу горя», то утраченный дорогой человек остается в его душе, по Н. Абрахаму и М. Торок, как призрак в склепе (Abraham, Torok, 1994). Этот «призрак» активен, он дает о себе знать, когда что-то в жизни напоминает об утрате, а иногда даже призывает к действиям. Так, шекспировского Гамлета, согласно Абрахаму и Торок, именно вышедший из склепа призрак заставил отомстить за отца и привел самого героя к гибели. Этим и другими примерами Абрахам и Торок показывают, как сильно может влиять на человека и направлять его действия скрытая непроработанная тайна.
Рассказ о событиях также может быть отыгрыванием. Например, бабушка Нюся постоянно вспоминала о раскулачивании. Она говорила всегда одно и то же, и снова и снова чего-то не хватало. Рассказывала, как у них все отняли, как выгнали из дома… Такие бессильные кулаки… Но эти рассказы не исцеляли, и она продолжала жить со своей болью. Тогда не было психотерапевтов, которые помогли бы ей с воспоминанием-проработкой.
Мама в старости говорила, что никогда никого не била. А в ответ на мои воспоминания
