Дегенераты. Вырождение элиты - Макс Нордау
Пиликали, трещали, грохотали, жгли бенгальские огни больше, чем когда бы то ни было. По количеству шума, сожженного пороха, истребленных яств и питий этот праздник заслуживал первого приза среди всех известных состязаний такого рода.
Издержки достигали соответственных колоссальных размеров. Говоря об американском празднике, следует и даже необходимо назвать стоимость его. В данном случае он обошелся в 400.000 франков. Кроме того, граф пожертвовал бедным города Парижа 10.000 франков. Такова же была сумма, уплаченная городу за наем Булонского леса.
Это пожертвование было всесожжением для умилостивления грозных сил в недрах черни, вознаграждением обездоленных за роскошь богачей, которые ради своего удовольствия пускают на ветер в один пасмурный вечер целое состояние. Ведь Крез наших дней, насыщенных социализмом, не обладает уже горделивой наглостью сознающих свою силу владык прежнего времени, которым не знаком был страх перед раздосадованными бедняками и которые на бессильно злобствующую зависть смотрели как на самое сладкое преимущество своего положения.
Граф Кастеллане не совсем обезоружил нерасположение мелкого люда. Раздавалось немало протестов против того, что ему для праздника предоставлено было общественное место. Эти протесты послужили поводом к тому, что целый батальон пешей гвардии и эскадрон конной, с офицерами, барабанами и трубам, был командирован в распоряжение богача, возбудившего толки, и, выстроившись шпалерами, охранял его гостей.
* * *
Должен сознаться, что я не понимаю, как ночной праздник в помещении клуба конькобежцев произвел такое действие. Как возможно завидовать подобным графам Кастеллане? Такой человек, кажется мне, наоборот, заслуживает глубокого сожаления. Я разумею не мысль о том, что богатство не создает счастья, что золото не защищает ни от болезней, ни от смерти, не все вообще подобные избитые и дешевые аксиомы, – нет, а прискорбную ограниченность духа, которую граф, сознательно или бессознательно, раскрыл перед всеми.
Постарайтесь только ясно представить себе всю явную безутешность такого факта: вот человек, который владеет несметными миллионами; он желает устроить нечто такое, что наполнило бы самое отборное парижское общество изумлением и преклонением, что возбудило бы самое дух захватывающее представление о его мощи и величии; он тратит с этой целью не менее полумиллиона; и что же создает он?
Барак, сколоченный и разубранный декораторами и театральными машинистами, в том же самом стиле, в каком устраиваются на улицах Нейльи выставки в магазинах с зеркальными стеклами и позолотой, только тут все было в грандиозных размерах; варварские музыкальные таборы, фейерверки, треск шутих в чистейшем стиле народных гуляний; массовая кормежка на 180 персон, как за пошлым табльдотом большой швейцарской гостиницы; танцы и маршировка профессиональных балерин, как в блаженной памяти Эдентеатр, который погиб, потому что публика нашла представления такого рода слишком глупыми; словом, – все такие удовольствия, за какими убивают свои вечера странствующие агенты разных фирм, обработав славное дельце в городе, где они никого не знают; зрелища, которыми всякий может полюбоваться за несколько франков, но которые ни в коем случае не удовлетворят сколько-нибудь разборчивого вкуса.
Вот плоды духовного полета у миллионера! И неужели после этого нельзя согласиться, что он внушает сожаление?
Замечательнее всего то, что пример графа Кастеллане является не исключительным, а типичным. Умеренное состояние обеспечивает свободу от забот и независимость. Богатство делает возможными роскошь, удовлетворение всякого чувственного вожделения, осуществление всяких фантазий, но только до известного предела. А чрезмерное скопление денег в одних руках действительно освобождает человека от материальных ограничений, от стеснения чужой воли, даже почти от всякого давления законов и нравственности.
Перед миллионером падают все общественные преграды. Благодаря миллионам его вожделения подымаются из сферы телесного в сферу духовного. Выражаясь определеннее, он может дать полную свободу своему воображению; при желании, каждое его представление переходит в явление, каждая мысль – в факт; все, что он думает, держась, конечно, в пределах законов природы, все это он может воплотить в действительности. И если даже миллионер от рождения был робок и духовно ограничен, то сознание своей силы, не имеющей преград на практике, должно возвысить его натуру, должно дать широкий и смелый полет его мысли, дать порыв ввысь и вширь его желаниям и хотениям.
* * *
Такова психологическая теория. Но чему учит нас практика? Самые мощные замыслы миллионера сводятся к какому-нибудь ребячеству, в коем спорят за первенство бессмыслие и хвастливость. Тут человек дает ночной праздник, с которого все три тысячи гостей сбежали бы, если бы его вздумали дать государство или город, а не граф Кастеллане.
Маленький Лебоди построил себе амфитеатр и давал там бои быков, которые в гораздо более грандиозных размерах можно видеть в любом крупном испанском городе, заплатив девять песет за лучшее место; а между тем на подобные забавы он просадил в два или три года 27 миллионов.
Мне не хочется перечислять пустые, чисто филистерские глупости, которые рассказывают про «селитряного короля», недавно умершего полковника Норта, про Барнато, Бейтса, Вернера и других миллионеров золотых приисков. С удивлением спрашиваешь себя: неужели все эти люди просто ночные сторожа и угловые жильцы, только разбогатевшие неожиданно? Как возможно, что все они в самых грандиозных своих измышлениях постоянно напоминают сапожных подмастерьев из городского предместья, которые получили большое наследство и хотят взвеселить свою душу?..
Другие миллионеры хотели подняться до задач общественной пользы. Рокфеллер основал высшую школу и библиотеку, которые, впрочем, ни в чем не отличаются от других учреждений этого рода. Бишофсгейм устроил под Ниццей астрономическую обсерваторию, которая, впрочем, отнюдь не обладала лучшими телескопами и инструментами для астрофизики, чем все другие.
Обсерватория, как все обсерватории. Высшая школа, как все высшие школы. Вот мысли миллионеров, и притом самых изобретательных. Что за бедность мысли! Любая сочинительница рассказиков для бульварных листков устыдилась бы такого бессилия изобретательности.
В наше время был только один миллионер, фантазия которого работала в особом стиле. Это барон Гирш. Он задумал основать еврейское государство в Аргентинской республике. На первый случай он сразу дал 50 миллионов и был готов пожертвовать вдвое, а в случае нужды даже дойти до 200 и 250 миллионов. Выполнить эту мысль оказалось невозможным, но самая мысль была не из банальных и заезженных. Она обнаруживает властную натуру. Она доказывает, по крайней мере, стремление к тому широкому размаху цезарей, который получает удовлетворение, только играя людьми, как обликами, истребляя миллионы себе подобных, держа в ежовых рукавицах, лаская и мучая все человечество.
Такие натуры в полном развитии дают завоевателей и палачей рода людского, а замыслы барона Гирша являются карликовым видом их.
* * *
Спустимся
