Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова
Если семья вам многого не рассказывала о репрессированных родственниках, вы можете начать искать информацию самостоятельно, и это часто требует упорства. Сведения не всегда находятся сразу, и не всегда их вам дают немедленно. Вы начинаете писать в разные инстанции, доказывать родство… Это не только требует терпения и смелости, но и очень тяжело психологически. Сами по себе уголовные дела репрессированных – нелегкое чтение. К тому же многих людей ждет еще одно испытание (возможно, неожиданное): вы можете узнать, как оговорили вашего родственника или оговорил кого-нибудь на допросе он сам. Знакомство с протоколами допросов – это тяжело. Меня спрашивали: «Зачем тебе такое хобби? Ты сейчас в такую депрессию провалишься». Впрочем, занятие это не только депрессивное – оно предполагает и награду за труд и упорство. Представьте: у вас появляется дед или прадед, которого раньше не было. Вы читаете, что он говорил, начинаете представлять, каким он был. И вот вместо пробела в истории семьи появляется человек. Вы становитесь духовно богаче, ваше происхождение – понятнее, история вашего рода – более связной и цельной.
Люди с советских времен привыкли бояться. Станет ли вам страшно, если понадобится сходить в архив ФСБ? Вероятно, да. Даже в период демократизации люди не были уверены, что им ничего не грозит за то, что они открыто интересуются репрессированными родственниками. И сейчас не уверены. В конце 1980-х – начале 1990-х годов мы с моей хорошей подругой разговаривали о раскулаченных родственниках. Она говорит: «Мои реабилитированы. А твои?» Я ответила: «Не знаю». – «Ну и молчи о них». Мы обе были настроены демократически, хотели перемен. И все же… Просто мы были воспитаны в Советском Союзе: не говори лишнего, если не убедился, что говорить разрешено!
Задание для тех, кто хочет лучше понять полученный от предков опыт и правильно им распорядиться
Пробовали ли вы искать информацию о предках в интернете, в архивах? Как именно вы это делали, какими источниками пользовались? В конце этой книги вы найдете некоторые подсказки: полезные интернет-ресурсы, архивы, куда можно обратиться. Если еще не приступали к поиску, легче всего начать с поисковой строки вашего браузера: попробуйте ввести в нее фамилию, имя и отчество родственника и, если этот человек есть в базе данных участников войны или репрессированных, вы быстро его найдете.
Они пережили это
С призраками можно справиться, справилась и я
Однажды, когда я жила на квартире у Марьиванны, я проснулась ночью и увидела черную фигуру, сидящую на краю кровати. Привидение? Почему оно черное? Кажется, моя мечта – хоть раз в жизни увидеть привидение – сбылась. Или это было не привидение?.. Конечно, человеку иногда может что-то привидеться при пробуждении, в этом нет ничего необъяснимого. И нельзя сказать, что это «привидение» стало для меня чем-то новым. Собственно, в доме Марьиванны тоже жил Сталин. У нее и подавно, ведь она при нем выросла.
Марьиванна рассказывала: после оккупации, когда немцы ушли, всем старшеклассникам сельской школы велели заново вступать в комсомол. Разве можно считать их комсомольцами, если они жили под властью немцев? И вот собралась комиссия. Раньше Марьиванны перед комиссией предстала ее подруга, тоже Маша. Ее спрашивают, хочет ли она снова вступить в комсомол. И вдруг Маша отвечает: «Не хочу», – именно так и сказала, с ударением на первом слоге. Переспросили (не ослышались ли?), и она снова, отчетливо: «Не хочу». Марьиванна тогда сильно испугалась за Машу. Нельзя же так говорить! «Но, – добавила она со смешком, – всех, слава богу, просто снова приняли».
Как много я слышала историй о сталинском времени, когда кто-то поплатился за неуместные слова или когда боялись за человека – как бы он не поплатился… Часто думаю: ведь, слушая такие истории, мы должны испытывать ужас. А теперь признайтесь: чувствовали ли вы ужас? Если попытаться вынудить кого-то признать, что происходящее тогда было ужасно, зачастую слышишь в ответ: «Ну, это же было давно!» В данном случае подчеркивается временна я дистанция: это происходило не со мной, а с кем-то другим, давно. Интеллектуальная оценка («это ужасно») сохраняется, но ужас не ощущается.
В связи с этим вспоминается известное выражение «давно и неправда». Здесь одновременно проявляются уже две психологические защиты. Давно – значит, не имеет большого значения, не стоит ворошить старое. Неправда – отрицание факта. Отрицателей сталинских преступлений немало, к сожалению. Впрочем, это касается психологических защит наших современников. А как жили люди в то время, как они психологически все это выдерживали? Конечно, им было нелегко.
Люди, жившие при Сталине, были дезориентированы и напуганы; им не всегда легко было разобраться, о чем можно и о чем нельзя говорить, чему верить и чему не верить. Например, мой прадед-железнодорожник. Вернувшись из заключения, он оказался среди родных людей. Какую часть правды об увиденном и пережитом мог он рассказать? Произошедшее с прадедом мне описывали так: «Никто тогда ничего не понял. На работе устроили собрание, сказали, что на строительстве канала требуются инженеры и его (прадеда) отправляют туда». На самом деле его в тот день арестовали. Потом судили. Кто кому в семье говорил неправду? Кто рассказывал о собрании на работе? Говорили ли так детям, чтобы они не знали о «враге народа» в семье? Или сам прадед выдумал эту ложь? Тетя сказала: «Но ведь было же какое-то собрание!» На самом деле никакого собрания не было. Да, его арестовали практически на работе: на вокзале в Минводах. Совсем недавно я узнала, что в Дмитлаге в тот период действительно требовались люди с техническим образованием. Если приговор получал инженер или техник, ему сообщали, что на строительстве канала требуются как раз такие специалисты. Вот в чем доля правды! Один из способов утаить правду – сообщить ее выборочно, ту часть, которую можно высказать безопасно. Информация при этом может иногда искажаться до неузнаваемости. И теперь я думаю: какую часть правды сообщали мне мои родственники в разные годы?
Информация могла считаться позорной. В обвинительных заключениях содержатся вполне приличные формулировки. В них, как правило, не говорится, что человека посадили за какие-то разговоры. В архивной справке вы, возможно, прочтете, что ваш родственник «проводил контрреволюционную агитацию, направленную на подрыв мощи советского государства». Звучит серьезно, и люди верят, что внутри страны есть враги родины и
