Остроумие и его отношение к бессознательному - Зигмунд Фрейд
* * *
Среди технических приемов, общих для остроумия и для сновидений, определенного интереса заслуживают отображение при помощи противоположности и употребление бессмыслицы. Первое относится к разряду сильнодействующих приемов остроумия, как мы могли видеть на примерах «шуток с преувеличением». Впрочем, отображение при помощи противоположности не в состоянии ускользнуть от сознательного внимания, в отличие от большинства других технических приемов остроумия. Кто попытается привести у себя самого в действие механизм работы остроумия по возможности преднамеренно, как делает записной острослов, тот вскоре поймет, что шуткой чаще всего возражают на какое-нибудь утверждение, причем полагаются на вдохновение, так сказать, чтобы избавиться от конфликта, который может возникнуть из этого возражения. Быть может, отображение при помощи противоположности стало популярным благодаря тому, что оно образует ядро другого, тоже доставляющего удовольствие способа выражения мысли, для понимания которого не нужно беспокоить бессознательное. Я имею в виду иронию, которая очень близка остроумию и относится к подвидам комического. Ее сущность состоит в том, что человек высказывает положение, противоположное своему мнению, которое надо сообщить другому. Но возникающее при этом противоречие устраняется посредством интонации, сопроводительных жестов, стилистических черточек (если речь идет о письменном изложении), которыми объясняется, что на самом деле имеется в виду. Ирония применима только там, где готовятся услышать противоположное, ибо она непременно пробуждает в индивидууме желание противоречить. В силу этого условия ирония особенно легко подвержена опасности остаться непонятой. Тому, кто использует иронию, она предлагает ту выгоду, что дает возможность с минимумом усилий обойтись без прямого выражения мыслей – например, без ругательств. У слушателя она вызывает комическое удовольствие, побуждает, по-видимому, тратить психическую энергию на разрешение скрытого противоречия, и вскоре оказывается, что затрата была излишней. Такое сравнение остроумия с близким к нему видом комизма должно укрепить нас в предположении, что отношение к бессознательному есть особый признак остроумия, отличающий его, быть может, от комического[142].
В работе сновидения отображению при помощи противоположного отводится еще большая роль, чем в работе остроумия. Сновидение не просто любит изображать две противоположности с помощью некоего смешанного образа. Оно столь часто превращает один предмет из мыслей сновидения в его противоположность, что поневоле испытываешь немалые трудности при толковании. «Ни об одном элементе, способном иметь свою противоположность, вначале неизвестно, какое качество он имеет в мыслях сновидения – положительное или отрицательное»[143].
Я должен подчеркнуть, что этот факт еще отнюдь не нашел признания. Он указывает на очень важную характерную черту бессознательного мышления, лишенного, судя по всему, тех процессов, которые можно было бы сопоставить с «суждением». Взамен отрицающего суждения мы находим в бессознательном «вытеснение». Последнее правильно будет описать как промежуточную ступень между защитным рефлексом и осуждением[144].
Бессмыслица и абсурд, которые так часто встречаются в сновидениях и навлекают на них столько незаслуженного презрения, никогда не возникают случайно, путем беспорядочного нагромождения элементов; в каждом отдельном случае можно показать, что они умышленно создаются работой сновидения для отображения ожесточенной критики и презрительного противоречия в мыслях сновидения. Абсурдность содержания сновидения заменяет, следовательно, следующее исходное суждение: «Это бессмыслица». В «Толковании сновидений» я неоднократно подчеркивал это указание, полагая, что так проще всего будет рассеять заблуждение, будто сновидение вообще не является психическим явлением, преграждающим путь к познанию бессознательного. Мы узнали теперь (изучив ряд приведенных выше тенденциозных острот), что бессмыслица в шутках должна служить тем же целям. Также мы знаем, что бессмысленный фасад шуток особенно подходит для повышения затрат психической энергии у слушателя и увеличивает то количество энергии, которое высвобождается при смехе и предназначено для разрядки. Кроме того, мы не забываем, что бессмыслица в шутке – самоцель, ведь стремление сызнова извлечь прежнее удовольствие от бессмыслицы принадлежит к основным мотивам работы остроумия. Существуют и другие способы вновь создать бессмыслицу и получить от нее удовольствие. Карикатура, преувеличение, пародия и шарж – все эти приемы призваны создать «комическую бессмыслицу». Если подвергнуть эти формы выражения такому же анализу, какой был проделан над шутками, мы установим, что нет ни малейшего повода обращаться в поисках объяснения к бессознательным процессам. Теперь мы понимаем, почему характерная черта «остроумного» может иметь составной частью карикатуру, преувеличение или пародию: это проистекает из отличия одной «психической арены» от другой[145].
Перемещение остроумия в область бессознательного стало для нас, полагаю, гораздо более ценным, когда открылось понимание того факта, что технические приемы, вроде бы присущие остроумию, не являются его исключительным достоянием. Некоторые сомнения, разрешение которых нам при начальном изучении этих технических приемов пришлось отложить, именно теперь удобнее всего развеять. Тем большего внимания заслуживает суждение, которое подтвердило бы, что неоспоримо существующая принадлежность остроумия к бессознательному верна лишь для некоторых видов тенденциозных острот, хотя мы готовы распространить ее на все виды и ступени развития остроумия. Мы не можем уклониться от проверки этого положения.
Можно с уверенностью предположить, что образование шуток происходит в бессознательном в том случае, если речь идет об остротах, выражающих бессознательные или усиленные бессознательным намерения – то есть о большинстве «циничных» острот. Значит, именно бессознательное намерение как бы притягивает предсознательную мысль к себе, в область бессознательного, чтобы ее преобразовать. Это процесс, многочисленные аналогии с которым предъявляет изучение психологии неврозов. При тенденциозных остротах другого рода, при безобидной шутке или забаве эта сила, увлекающая в область бессознательного, пропадает. Следовательно, вопрос об отношении остроумия к бессознательному остается открытым.
Но рассмотрим теперь случай остроумного выражения мысли, которая сама по себе не лишена ценности и всплывает в связи с мыслительными процессами. Для превращения этой мысли в шутку, очевидно, нужно осуществить выбор между всеми возможными формами выражения и найти именно ту, которая доставит удовольствие от слов. Мы знаем из нашего самонаблюдения, что выбор производится без участия сознательного внимания, но для такого выбора будет полезно, если активность предсознательной мысли окажется
