Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин
Живет семья: отец, мать и взрослый сын. У отца рост метр пятьдесят, у матери метр тридцать, а у сына – метр десять.
Приходит сын к матери и говорит:
– Мам, я жениться решил. Ты как, не против?
– Сынок, я тебя не спрашиваю – кто она такая, кто родители… Ты мне скажи – рост у нее какой?
– Ну, рост небольшой – метр примерно…
– Я против!
– А что такое?
– А ничего! Так мы до мышей доженихаемся!
Нет бы им, тем Габсбургам, время от времени пускать в свой род свежую кровь – глядишь, здоровее стали бы. Но очень уж хотелось им видеть себя хозяевами всей Европы, и хотелка эта сильно била по здравому смыслу.
Так вышло и с очередным наследником испанской ветви дома Габсбургов. 9 октября 1646 года в Сарагосе вдруг взял да и умер наследник испанской короны, принц Астурийский Бальтазар Карлос.
Что только не подозревали – и оспу, и дурную болезнь, от девок непотребных приключающуюся, и (гораздо позже, уже в наши времена) перитонит. Но факт – вещь упрямая: единственный наследник почил в бозе.
Для отца, Филиппа IV, это был страшный удар. Судите сами: двумя годами ранее он схоронил жену, Изабеллу Бурбонскую, которую любил, да не сберег: короне позарез надобны были наследники, а они рождались хиленькими и мерли один за другим, всего-то двое кое-какие надежды подавали, и из этих двоих лишь один – мальчик, тот самый Бальтазар. Девять родов и несколько выкидышей подкосили женское здоровье, и один из выкидышей оказался для королевы последним.
Что делать? Восьмилетняя инфанта Мария Терезия, оставшаяся в живых, – мало того что не вариант, так еще и катализатор безобразий и заговоров из-за порядка наследования: Испания многим бы пригодилась!
«Вот вам всем, а не Испания!» – показал Филипп всем претендентам характерный жест, отловил невесту своего умершего сына и ну давай на ней жениться! Ну и что, что пятнадцатилетняя эрцгерцогиня Марианна Австрийская тоже была из Габсбургов и приходилась Филиппу племянницей – зато свой человек, зато все в дом!
Пока неизвестные еще никому генетика с евгеникой тихо рыдали в сторонке, Филипп в срочном порядке спасал страну – для Габсбургов, естественно. С фертильностью у него и юной Марианны оказалось все в порядке, и 6 ноября 1661 года на свет появился пятый в этом браке младенец. «Господи Иисусе!» – воскликнула мать, глядя на новорожденное чадо. «Матерь Божья!» – читалось в глазах младенца. «Ну вылитый Габсбург!» – умилялся отец. «Чудо!» – восклицали придворные: пятью днями ранее умер его старший брат (тоже от этого брака, маленький Фелипе Просперо), а тут, как по заказу, новый наследник.
Правда, счастье отцовства оказалось недолгим, и 17 сентября 1665 года в 4:15 утра Филипп IV умер от дизентерии, пожелав сыну на прощанье: «Пусть Бог сделает тебя счастливее меня». Так Карл в свои три года от роду стал Карлом II, королем всея Испании. Естественно, при регентстве королевы-матери и группы кабальерос.
Это наши с вами современники будут склонны считать, что у Карла имел место синдром Клайнфельтера: не самое редкое генетическое отклонение среди мужчин, когда вместо двух хромосом, ХY, человек получает одну добавочную – XXY. Ну и другие прелести близкородственных связей тоже аукнулись именно Карлу. В его случае коэффициент имбридинга (то есть тех самых близкородственных связей) составил 25 %. Говоря проще, обычный человек, посчитав свою родню до пятого колена, обнаружит тридцать два предка. А Карл II смог бы похвастать всего десятью. Десятью, Карл! Причем из этих десяти предков восемь оказывались потомками Хуаны Безумной.
Как итог – отставание в развитии: говорить мальчик начал в четыре года, ходить – в восемь лет. А поскольку рос он крайне болезненным (не понос, так золотуха – причем в буквальном смысле), его старались лишний раз не обременять учебой, и в итоге читать он научился лишь к десяти годам, и то так, постольку-поскольку. Возможно, в раннем детстве он и выглядел миловидно: белокурый, субтильный. А потом стала формироваться типичная для Габсбургов выдающаяся нижняя челюсть, которая, вкупе с непропорционально большим языком, мешала королю нормально говорить и есть (последнее, к слову, приводило к частым несварениям и прочим проблемам, связанным с питанием). Голова тоже сформировалась непропорционально крупной. Прибавьте сюда хрупкость костей, трудности с моторикой, эпилептические припадки и присоединившиеся позже галлюцинации – и вы поймете, почему Карл царствовал, но не правил. Регентский совет и королева-мать всячески берегли его болезное величество: много лет провел он в окружении карликов и прочих слуг с явными физическими недостатками и откровенными уродствами – только бы на свои поменьше внимания обращал и не переживал так сильно.
«Король был деликатного темперамента. Чаще всего он проводил целые дни в своем дворце, играя в бирюльки или какие-нибудь детские игры со своими карликами; у него не было никаких других забот, кроме соблюдения дворцового этикета и механического исполнения религиозных обрядов», – вот так деликатно современники описывали времяпрепровождение юноши.
Представитель папы римского при испанском дворе был чуть более конкретен, отзываясь о двадцатилетнем короле:
«Король скорее роста низкого, чем высокого, дурно сложен, некрасив; у него длинная шея, вытянутое лицо с выпяченным лбом; характерная австрийская губа; небольшие бирюзово-голубые глаза, нежная кожа. Волосы светлые и длинные зачесаны назад так, что видны уши. Он не может выпрямиться и ходит, опираясь о стену, стол или что-то еще. Его тело так же слабо, как и его разум. Время от времени он выдает признаки ума, памяти и некоторой живости, но не всегда; обычно он выглядит медлительным и равнодушным, неуклюжим и ленивым, ошеломленным. С ним можно делать все, что угодно, поскольку ему недостает собственной воли».
Впрочем, слаб ты здоровьем или головой, но раз ты король – будь добр, обзаведись наследниками. Вот Карлу и присоветовал его старший брат-бастард, по совместительству регент Хуан Хосе Австрийский: дескать, за морем царевна есть, что не можно глаз отвесть… короче, братишка, Мария Луиза Орлеанская, принцесса, племянница короля-который-солнце; наконец, она просто красавица!
Там, за морем (или по соседству, это как добираться), Людовик XIV уже потирал лапки: ну как же, аж цельная Испания, это же какие расклады можно через племяшку поиметь! Глядишь, и забудут мне все то, что я в ихних Нидерландах наворотил. Маша, подь сюды!
Далее, если верить легенде, король изрек: «Я не мог бы сделать большего для собственной дочери». Шестнадцатилетняя принцесса, уже успев отойти от лицезрения парсуны жениха, заметила в ответ: «Да, сир, но Вы могли бы сделать большее для своей племянницы».
Реакция Марии Луизы на живого Карла,
