Ольгерта Харитонова - Женщины. Разговор не о мужчинах
Юноши и девушки, выросшие в условиях, когда массмедиа транслируют гламурную порнографию и гламурный садомазохизм, часто искренне верят, что секс и насилие — это одно и то же, пока насилие направлено мужчиной на женщину. Они не видели других образцов; массовая культура показывает им сексуальное насилие как норму сексуальных отношений. Мужчины считают секс естественным завершением свидания, даже если женщина против — или «ломается», как они считают — и ее приходится принуждать силой. В результате культурного влияния молодые люди и подростки считают, что ситуация, в которой мальчики насилуют, а девочки оказываются изнасилованными, — это нормальное течение событий.
Не ходить в темное время суток одной. Не носить откровенную одежду. Не разговаривать с незнакомцами. Не употреблять алкогольные напитки в компании мужчин. Не посещать бары и клубы в одиночестве. Если девушка не выполнила хотя бы одно из этих правил, на нее сразу вешается ярлык распутной девицы, которая всегда будет виновата в том, что бы с ней ни сделали.
Слатшейминг — это унижение женщины, навешивание на нее ярлыка гулящей распутницы на основе ее внешнего вида или поведения. Слатшейминг не имеет никакого отношения к числу половых партнеров женщины, а также к ее «доступности». Клеймение и оскорбление могут быть начаты вследствие красивой и сексуальной внешности женщины, ее коммуникабельности и простоты в общении с представителями мужского пола, любви к посещению ночных клубов или дискотек. Это страшное явление, приводящее к тому, что общество намного менее негативно, а то и вполне лояльно относится к насилию над женщиной, если она не соответствует определенным образцам поведения.
Однако люди закрывают глаза на то, что даже строгое выполнение всех перечисленных правил не гарантирует защищенности. Обычно потерпевшие знали насильника, доверяли ему. Однако и в этом случае виктимблеймеры яростно нападают на жертву: «Значит, сама хотела! Юбку задирала возле его носа. А мужчины тоже не железные!»
Другой миф связан с утверждением, что сексуального насилия не бывает в браке. Это убеждение подкрепляется понятием супружеского долга, то есть определенными сексуальными обязательствами по отношению к супругу: «Ведь знала, зачем замуж шла». Зачастую насильник воспринимает отказ от сексуальной близости как вызов его власти и контролю, после чего следует наказание: принуждение к сексуальному акту с использованием силы, угроз или шантажа (изнасилование), принуждение к сексуальному акту в неприемлемой для женщины форме, оскорбления на сексуальной почве и др. Причем насильник может оправдывать это тем, что «женщине нравится быть покоренной, завоеванной», что это разновидность сексуальной игры.
«Женщине нравится быть слабой» — в этом аргументе следует считывать его истинный смысл: «Мужчине нравится быть сильным». Его учат быть сильным с детства, его готовят к позиции силы и власти. В культуре насилия он должен занимать место сверху. И уж тем более это место принадлежит ему по праву в культуре изнасилования.
«Культура изнасилования» по‑русски звучит непривычно и вызывает сопротивление. Однако современная реальность подталкивает нас к пониманию того, что в России уже пора говорить об изнасилованиях не как о частных случаях, а как о системной «ошибке» — принципе, заложенном в общественной системе.
О тех изнасилованиях, которые происходят каждый день, широкая публика обычно не слышит и не читает. Только матери смотрят на дочерей и думают, как уберечь их от этого. Смотрят каждый день и каждую минуту думают. Женщины в этой культуре выросли и знают, чем она грозит дочерям. Матери не отрефлексировали «культуру изнасилования» и не используют этого термина в своих речах, обращенных к дочерям (всегда к дочерям — не к сыновьям!). Однако реалии жизни в обществе им хорошо знакомы, поэтому они понимают, что говорить надо. Общество же обычно эту проблему замалчивает. Бывают резонансные изнасилования, например, когда насильник известная персона, или когда изнасилование приводит к летальному исходу. «Серые» изнасилования остаются вне зоны видимости общества, СМИ, правовой сферы. Они продолжают совершаться вновь и вновь в мире женщин, переживающих насилие.
Факты изнасилования должным образом не фиксируются в полиции, они не выстраиваются в систему, значит, и культура изнасилования остается невидимой. Ее не видят, чтобы не признавать необходимости борьбы с ней. Более того — изнасилование на уровне общих представлений о сексуальности считается «естественным». Обычный патриархатный мужчина считает, что вкладывать пенис в вагину — это естественно, это нормально и делать так до́лжно! То есть это не только его право, но и святой долг перед человечеством, чтобы оно не вымерло. Обычный патриархатный мужчина не может признать факт изнасилования, так как считает, что сексуальный акт — это естественно и он происходит так, как предписано природой. То есть если женщине подбить глаз, то большинство, конечно, скажет, что сама нарвалась, но тем не менее факт насилия будет на лице и не признать его окажется затруднительно. А вот если женщина в результате изнасилования не умерла, то какое же это насилие?! — никакого изнасилования и не было.
В таком духе рассуждает подавляющее большинство обычных патриархатных мужчин. Считается, что «мужская сексуальность агрессивнее женской», и ничего тут не поделаешь — так природа повелела. Эти аргументы — природное предназначение, естественность, женское естество, мужской напор, мужская сила — воспринимаются как не требующие доказательств: так есть, так естественно, так идет от природы. Женщина дает, мужчина берет. А если женщина не дает, то это она себе цену набивает.
И если мужчина все же возмущается изнасилованием, то чаще всего потому, что кто‑то взял чужое, ему не принадлежащее: либо чужую жену, либо дочь, сестру, служанку и т. п. Женскую честь надо было соблюдать, чтобы не попортить товар. И даже когда между мужчиной и женщиной любовные отношения скреплены эмпатией, а кто‑то женщину насилует, то мужчина скорее будет переживать о том, что он не смог отстоять честь своей жены, не сумел защитить ее, а не о том, что пережила женщина, каково было ей перенести насилие, какие муки она претерпела. Не все мужчины не чувствуют женскую боль. Но не чувствующих подавляющее большинство. Подавляющее большинство хорошо ощущает страх жертвы насилия, если жертва одного с ними пола.
Помню, мама прочитала в советской еще газете об изнасиловании девушки на глазах ее матери, прочитала и сказала: «Если бы такая ситуация была в нашей жизни, я бы сделала все, чтобы они надругались надо мной, но тебя бы постаралась спасти». Я уверена, что мама именно так бы и поступила. Уверена, что у большинства мужчин один из самых страшных страхов — стать как женщина, занять позицию женщины, занять ее место в сексуальном акте. То есть им легче умереть, чем подумать: возьмите меня.
И все потому, что место внизу считается «естественным» для женщины, а для мужчин такая позиция противоестественна. По этой же причине они и в изнасиловании не видят того ужаса, который испытывает женщина‑жертва. «Двойные стандарты» очень распространены в культуре российского общества: что позволено мужчине, то не позволено женщине, или что «естественно» для женщины, то не должно случаться в жизни мужчины. А для женщины «естественно» быть в положении униженной, стоять на нижней ступеньке, принадлежать ко второму сорту и принимать насилие как должное. В России даже закон против домашнего насилия не могут принять, потому что мужчины, и находящиеся у власти, и не обремененные никакой ответственностью, не видят здесь проблемы. Во‑первых, считается, что дом — это частная территория и живущие там могут делать что хотят, если это не нарушает общественный порядок. Во‑вторых, «бьет, значит, любит», причем бьет именно муж. В‑третьих, мужчина — традиционно глава семьи, и он может «учить» жену, прибегая и к рукоприкладству в том числе.
Подобные установки действуют и при изнасиловании. Считается, что мужчина должен быть сильным — этот стереотип довлеет над всеми нами с детства. И лучше если мужчина будет сильным с избытком, чем он будет слабее женщины. Считается, что сила сексуальна. Ее избыток, выливающийся в насилие, в жестокость, должен привлекать женщин. Женщина как бы считает, что такой сильный мужчина может защитить ее и ее потомство от других сильных мужчин. Это связано с вечными военными конфликтами. Но именно культура войны порождает отношение к изнасилованию как к «естественному продукту всех войн, во всем мире, во все времена и во всех формах». Мужчина‑защитник насилует чужих женщин, используя изнасилование в качестве оружия, инструмента войны, геноцида и притеснения.
