Шалва Амонашвили - Как живете, дети?

Пробовал я разные педагогические приемы, чтобы как-то расшевелить тебя. Подходил к тебе и шептал на ухо: «Как ты сегодня мне нравишься!» Но ты все равно не хотел шепнуть мне взамен ответ на простейший пример 2+2. Потом я решил не обращать на тебя никакого внимания. И это не повлияло. Может быть, тебе было все безразлично?

Все время ждал, когда придет мама и заберет тебя. «А как он ведет себя дома?» — спросил я у твоей матери. «Он такой тихий, никогда ничего не испортит, говорит мало...»

Но как же с развитием? Если мальчик не шалит, мало разговаривает, не задает тысячу несуразных вопросов, ничего не просит, то как с развитием?

И я пришел к тебе домой в гости. Ты так удивился!.. Мама работала на кухне, папа — в своем кабинете, а ты разглядывал том детской энциклопедии.

Значит, тебя не пускают поиграть во двор с ребятишками? Значит, папе некогда шалить вместе с тобой? И мама тоже строга? Так прошли годы за границей? В конце концов, и самому, значит, расхотелось играть и прыгать вместе со сверстниками? Может быть, ты чем-то напуган?

В твоей комнате, которая напомнила мне золотую клетку для канарейки, я заставил тебя показать все твои игрушки (некоторые были даже не тронуты) и поиграть со мной. Я так шумел, восторгался игрушками, что ты смотрел на меня с явным недоумением. «Подари, пожалуйста, мне эту игрушку!» Разве ты мог отказать мне.

Затем я открыл дверцу твоей золотой клетки и выпустил тебя оттуда. «Папа, выйди, пожалуйста, из своего кабинета! Дима еще не ходил в зоопарк, а мы завтра будем говорить на уроке о животных. А эту заводную игрушку, уважаемая мама, Дима подарил мне!»

На другой день я сказал детям: «Посмотрите, какая интересная игрушка! Ее подарил мне Дима. У него есть удивительные игрушки попросите, он принесет их, и вы поиграете вместе с ним. А эту игрушку оставлю здесь, чтобы играли все...»

В тот день ты впервые заговорил с ребятами. Правда, неохот но, с каким-то недоверием, но заговорил...

Потом — помнишь, мальчик? — я дал тебе конверт. «Передай, пожалуйста, отцу!» — сказал я тебе. Знаешь, что я тогда послал твоему отцу? Ультиматум: «Если хотите, чтобы ваш сын Дима воспитывался в моем классе, я требую от вас: каждый день играйте с сыном в шумные, веселые игры, шалите сами и научите его тоже шалить; приходите в класс и расскажите ребятам о чем-нибудь очень интересном, помогите мальчику подружиться с ребятами во дворе; пригласите их к себе домой и дайте им поиграть с этими удивительными заводными и электронными машинами, роботами. Учтите, каждый день я буду расспрашивать Диму, как он вчера провел время с отцом».

Молодец твой папа, мальчик! В школе ты стал таким же веселым и шаловливым, как, например, Лери и Зурико, Гоча или Котэ.

У нас с тобой были и другие сложности: надо было выправить речь, не давались тебе чтение, русский язык. Но все осталось позади. Ты теперь у нас и шаловливый, и разговорчивый, любишь читать и с азартом рассказывать товарищам о прочитанном.

У меня опять заботы о тебе. Ты очень легко обижаешься и затем долго дуешься на товарищей, быстро возбуждаешься и переходишь в драку.

Выйдешь из больницы, и мы серьезно займемся исправлением твоего характера. Ты должен сдерживать себя, быть уступчивым, чутким...

У меня много записей о тебе. Хочешь, познакомлю с некоторыми из них? Вот, к примеру: «I класс. 30 октября. Димы в классе нет. „Где Дима?“ — спрашиваю у детей. Девочки говорят, что Дима только что играл с ними. Мальчики тоже видели, как Дима с Майей о чем-то спорили. „О чем вы спорили, Майя?“ „Он хотел отнять у меня марку, а я не дала“. „А потом?“ „А потом был звонок, и я побежала в класс“. Выхожу в коридор, а мальчика не видно. Несколько ребятишек бегают вместе со мной по этажам, по двору. Наконец Диму мы нашли на чердаке школы. Там он сидел на лестнице надутый. На наши вопросы не отвечал, не хотел идти в класс. Урок математики, конечно, сорвался. Дети злятся. „Тебя обидела Майя?“ Кивает головой. „Она не дала марку?“ Кивает головой. „Тебе очень хочется иметь такую марку?“ Опять кивает головой. „Майя, — говорю я девочке, очень тебя прошу, подари Диме эту марку, я же знаю, какая ты добрая девочка“. Майя дает ему марку. „А ты, Дима, завтра принеси свою электронную игрушку — помнишь танцующую девочку? — и подари Майе. Ей тоже будет приятно получить от тебя подарок! Договорились?“ Кивает головой. „А теперь скажи, как нам вернуть потерянный по твоей вине урок математики?“ Молчит. „Что делать, ребята?“ „Используем большую перемену“ — сказали они. Я так и сделал. „А Диму простим, правда? Думаю, он сам жалеет, что так получилось“. „Простим!“ — говорят дети без охоты. Сандро откровенен: „Я бы не простил. Он еще не знает, сколько мы бегали и как Вы волновались. Но раз все простили, я тоже прощаю“.» «31.X. Утром Дима протянул мне электронную игрушку. „Зачем мне она, ты ее Майе дай, только с улыбкой“. Майя и ребята весь день развлекались игрушкой. Майя не взяла ее домой. „Пусть будет общей игрушкой всех девочек!“ — сказала она...»

Ты помнишь эту историю? Что ты пережил тогда, когда стоял перед товарищами? Я все боялся, чтобы они не напали на тебя. Молодец, мальчик, что не пожалел игрушку! Легкая обидчивость у тебя еще не совсем прошла, но вижу, порой ты находишь силы перебороть себя.

Вот еще другая запись, которую я сделал совсем недавно.

«II класс. 19 января. Дети приступили к решению задачи, а Диму я попросил решать задачу на доске за занавеской. Дима юркнул под занавеску и приступил к решению задачи. Вскоре он вышел из-за занавески, видит, что товарищи еще работают. Я удивлен, мальчику вообще трудно дается решение задач, и жестом подаю знак: „В чем дело?.. Уже?“ Дима подходит ко мне и шепчет на ухо: „Я сам удивляюсь. Когда дома решаю задачи, все время допускаю ошибки, не получается. А за занавеской задачи решаю легко!“ Потом мы проверили, задачу он решил правильно, хорошо рассуждал. Надо почаще давать ему решать задачи за занавеской...»

Знаешь, мальчик, этим своим откровением ты еще раз убедил меня, как порой простой игровой прием помогает ребенку проявить сосредоточенность и проницательность...

А вот последняя запись. После этого тебя положили в больницу. «II класс. 19 февраля. На большой перемене Дима подрался с мальчиком из параллельного II класса. Девочки разняли их. Как мотом выяснилось, виноват был Дима, он мешал мальчику прыгать в длину. Учительница пожаловалась мне. Однако Дима всю вину свалил на избитого им же мальчика. Девочки возмутились поведением Димы. „Ты же сам мешал ему, ты набросился на него, он даже пальцем не притронулся к тебе!“ Но Дима упорно оправдывался. Почему он так поступил? Боялся? Стыдился? Может быть, это и есть нечестность? Надо проследить за дальнейшим поведением Димы». И тут, мой мальчик, я записал мысль великого педагога Якова Семеновича Гогебашвили, которой я руководствуюсь в твоем воспитании и воспитании твоих товарищей:

«Воспитание честных и благородных чувств в сердцах детей нужнее и дороже, нежели обогащение разными знаниями».

Пройдут годы, ты вырастешь, и я мечтаю, чтобы ты стал честным и благородным и, конечно же, хорошим специалистом в выбранной тобою профессии. Вот тогда, может быть, я пошлю тебе, как и другим твоим товарищам, эту тетрадь с моими записями о тебе. Как ты тогда оценишь мои нынешние тревоги и заботы о формировании твоего характера? Как важно не промахнуться сегодня, ибо моя ошибка в твоем воспитании и воспитании твоих товарищей — эта не та «ошибка», которую я допускаю каждый день, стоя у доски и решая простые примеры...

Вот с этими размышлениями о тебе я и собираюсь написать сейчас длинное письмо, которое начну так же, как и другие: «Здравствуй, Дима!» Мое письмо не будет набором наставлений. В нем я поделюсь с тобой о том, что меня радует и огорчает.

Болезнь, конечно, нехорошая вещь, но надеюсь, что она останется для тебя таким же приятным воспоминанием, какой она осталась для Русико. Эти 38 писем, я верю, тебя вылечат не только от болезни, но и от некоторых отклонений в характере и ты вернешься в школу более добрым и благородным...

После обеда до начала занятий в продленке остается 40 минут.

Это время дети обычно проводят свободно: играют во дворе, читают в библиотеке, обмениваются марками, спорят о чем-то, играют в шахматы, в настольные игры, заняты книгами собственных «сочинений», просматривают диафильмы и мультфильмы, упражняются на шведской лестнице и, конечно, шалят тоже.

Но эти 40 минут у нас нашли и другое применение: каждый день в это время — после обеда до начала занятий в продленке — я принимаю детей по личным вопросам. Нет, это не какая-то форма педагогической бюрократии! Дети имеют свои проблемы, они нуждаются в помощи, совете, поддержке, улыбке, утешении. У них имеются свои секреты, им хочется сказать о них человеку, которому верят, это им нужно для успокоения души. Возникает необходимость поговорить со мной обстоятельно, наедине. Когда все это сделать? Во время перемен? На уроках? После уроков? Не получается, не всегда получается так, чтобы в процессе работы со всем классом я выкроил хотя бы пару минут для обстоятельного и «секретного» разговора. Поэтому предпочел выделить для этого специальное время.