Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин
Одними улыбками странности царя Федора не ограничивались. Приметили, что на посольских приемах он откровенно скучает и вместо того, чтобы внимать послам заморским, расспрашивать их, ладно ль за морем иль худо и какое в свете чудо, – сидит и любуется скипетром и державою. Англичанин Джильс Флетчер, который выполнял дипломатическую миссию при московском дворе, писал: «Теперешний царь (по имени Феодор Иванович) относительно своей наружности: росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водяной; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется.
Что касается до других свойств его, то он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен. Кроме того, что он молится дома, ходит он обыкновенно каждую неделю на богомолье в какой-нибудь из ближних монастырей».
Зато как рады были лица духовные! Ну еще бы: царь, как в церковь ни придет, все колоколами заслушивается, да все время сам норовит на колокольню взобраться да лично перезвон устроить. Обедни с удовольствием слушает. Каждую неделю из Кремля на богомолье сбегает. Ну святой же человек. А что до странностей – так это явный признак святости. И не слабоумие то, а самое что ни есть юродство, то есть занятие зело богу угодное. Как бы то ни было, а на неполные четырнадцать лет царствования Федора Иоанновича страна получила передышку. И в чем-то эта передышка пошла ей на пользу: оправились от кризиса после Ливонской войны, укрепили южные границы, основав города-крепости Воронеж, Самару, Царицын, Елец, Кромы и Белгород. Завершился поход Ермака, и началось освоение Западной Сибири.
Да, Федор Блаженный царствовал, предоставив править Борису Годунову. Но ведь не мешал, с прожектами дурными не совался и вообще старался не трогать то, что худо-бедно работает, за что народ его любил и был ему безмерно благодарен.
А вот с детьми у блаженного царя как-то не заладилось. Дочь Феодосия умерла еще в раннем возрасте, а другими он так и не обзавелся. В итоге, когда он тяжко заболел (и снова поговаривают, что его, как и отца, отравили) и в час ночи 7 (17 по григорианскому календарю) января 1598 года почил в бозе, – прервалась и московская династия Рюриковичей. Россию ждали годы Смутного времени.
Мустафа I: безумный-то безумный, а в султаны дважды ходил
Сведения о пятнадцатом султане Османской империи изобилуют пробелами. Даже с годом рождения не все до конца понятно: большинство сходится на том, что появился он на свет в провинциальной Манисе, и было это в 1591 году; но есть и те, кто уверяет, будто родился мальчик в Стамбуле, и год рождения… ну никак не позже 1603. Отцом мальчика был Мехмед III, на тот момент еще шехзаде. Матерью же… поговаривают, что Халиме-султан, но это опять-таки не точно.
Вскоре, в 1595 году, умирает султан-дедушка. «Вах, гробы подорожают!» – уверяют знающие люди. И точно: мальчик вместе с отцом (по совместительству новым султаном) и матерью переезжает в Топкапы, султанский дворец, откуда вскоре выносят девятнадцать домовин. Мехмед III не стал пренебрегать правом, что давал ему один из пунктов, прописанных в Канун-наме Мехмеда Фатиха, и распорядился удавить по-тихому всех возможных конкурентов. А то развели тут, понимаешь…
Правда, и сам Мехмед III в султанах не сильно задержался: всего-то восемь лет было ему отмерено кисметом. 22 декабря 1603 года в возрасте тридцати семи лет он скоропостижно скончался. От каких-то естественных, но загадочных причин. То ли сердечный приступ острым кинжалом, то ли аллергия на шелковую удавку с фатальной асфиксией, то ли синдром острого дефицита митридатизма, а может, и в самом деле сказалось потраченное в политической борьбе здоровье. Да только новым султаном стал тринадцатилетний Ахмед I. Гробовщики снова оживились и потерли мозолистые ладошки, но Ахмед наотрез отказался изводить младшего брата: и жалко пацана, и у самого пока наследники только планируются, когда он, наконец, узнает технику процесса их появления. А ну как сам помрет, не испытав любви, так что – и всей Османской империи кранты? Нет уж, пусть будет хоть такая, но страховка. Пока же пусть этот Мустафа, что ли, в Кафесе посидит. А потом, если мысли привести закон Фатиха в исполнение у Ахмеда и появлялись, так ведь и Луноликая Кесем у него появилась. И начала разыгрывать свою многоходовочку, пользуясь тем, что молодой, но уже султан от нее без ума. Мол, пусть себе живет братишка, ты же видишь, что он столь же безопасен, сколь и бесполезен для империи – ну кому в голову придет делать на него ставки! Он же, как говорят северные гяуры, юродивый, и не надо брать грех на душу. Позже этот прецедент вполне оправдает ожидания Кесем и сохранит жизнь уже ее собственному сыну, Ибрагиму (на что, собственно, и был расчет).
А 22 ноября 1617 года двадцатисемилетний Ахмед I умер от сыпного тифа. И в султанском дворце схватились за волосы и за бороды: ну как так можно! Покойный Ахмед, видите ли, человеколюбие проявил, а нам теперь мучайся: соискателей-то на вакансию султана аж целых два! Мустафа постарше, да глуздом слаб. Вон, когда ему в Кафес приносят еду и питье, бьется в истерике, кричит и прячется, всякий раз думает, что убивать или травить пришли. Ну не то чтобы совсем безосновательно так думает, но чего параноить-то сразу? А Осман Ахмедыч – он ведь еще совсем мелкий!
Глава черных андроидов… простите, евнухов кызляр-ага Мустафа топил за Османа: дескать, совсем, совсем башка у Мустафы слабая и квадратная, нельзя на нее султанскую чалму повязывать. А шейх-уль-ислам Ходжасадеттинзаде Мехмет Эсат-эфенди и зам великого визиря Софу Мехмед-паша уверяли: пусть-де лучше он, чем совсем маленький Осман: люди же засмеют, совершенно справедливо не поверив, что малец что-то там может решать.
Так и стал шехзаде Мустафа пятнадцатым султаном Османской империи, Мустафой I, создав прецедент в порядке престолонаследия: на этот раз власть была передана не