Петер Куттер - Современный психоанализ, Введение в психологию бессознательных процессов
Психогенез
В психогенезе неврозов навязчивого состояния после оживления классической тройственной ситуации между ребенком, матерью и отцом происходит регрессия на предшествующую "анальную" ступень разви-тия, поскольку относящиеся к генитальной фазе желания инцеста и устранения были слишком угрожающими для детского "Я". Стараясь избежать угрожающих ему генитальных импульсов, ребенок попадает из огня да в полымя. Поскольку начинают действовать относящиеся к "анальной" фазе садистические импульсы, которые вызывают у ре-бенка еще больший страх. Поэтому при неврозе навязчивых состояний мобилизуются наиболее действенные защитные механизмы: изоляция и формирование реакции, чтобы ребенок смог выдержать угрожающее ему состояние. Аффекты как бы отцепляются от мышления -- изоляция аффекта (Affekt-Isolierung), мышление с навязчивой сверхдобросовест-ностью приводится в порядок, поскольку в любом случае следует избе-гать "хаотичного" фантазирования и детских желаний ("формирование реакции"). В связи с регрессией от генитальной к анальной форме, же-лания любить и быть любимым заменяются желаниями господствовать или подчиняться, бить или подвергаться избиениям, мучить или быть мучимым.
Вместе с навязчивыми симптомами (навязчивые мысли, навязчи-вые действия, навязчивые импульсы и побуждения) посредством названных защитных механизмов (изоляция, особенно изоляция аф-фектов" формирование реакции, регрессия) из сознания изгоняются все болезненные, угрожающие, формирующие страх и поддерживаю-щие его побуждения: болезненное чувство стыда, чувство вины" рас-каяния, страх наказания, преследования и, не в последнюю очередь, сами угнетенные влечения. Если эти влечения слишком напирают и защита из-за этого становится порой проницаемой, то неприятный опыт может повториться снова, когда часть инстинктов доберется до сознания. Примером такого рода служит фраза, произнесенная паци-ентом после незначительного "прокола": "Прости грехи мои, распут-ный козел". В слове "распутный козел" (Hurenbock) в концентриро-ванной форме содержится одновременно как сексуальный так и агрес-сивный элемент.
"Человек-крыса"
О навязчивом характере, в котором угадывались черты, свойствен-ные и "нормальному" человеку, речь шла в главе V. 3.3. Что касается ярко выраженных случаев неврозов навязчивого состояния, то для "нормы" они могут показаться, напротив, чуждыми. Известные приме-ры этих неврозов, описанные Фрейдом, это т. н. "человек-крыса" (1909) и "человек-волк" (1918).
"Человек-крыса" страдал оттого, что опасался, как бы не произош-ло ничего плохого с его отцом и одной уважаемой им дамой. Он посто-янно ощущал навязчивый импульс перерезать себе горло бритвой. То-гдашний анализ обнаружил, наряду со многими другими деталями, первоначальную, связанную с симптомом, инстинктивную сексуаль-ную потребность овладеть женщиной, устранить отца и, в связи с эти-ми предосудительными влечениями, желание самостоятельно наказать себя, перерезав себе горло. Необычайное прозвище -"человек-кры-са" -- закрепилось за пациентом оттого, что у него была фантазия, наличие которой он смог установить лишь после преодоления величай-шего сопротивления, поскольку она казалась ему самому причудливой и чуждой: "Я сижу на ночном горшке, в котором находятся крысы, которые вонзаются в мой зад". В момент, когда пациент открыл это психоаналитику у того промелькнуло предположение, что это странное происшествие относится не к пациенту, а к его отцу, в смысле реакции мести за то, что, как предполагал пациент, отец возражал бы против удовлетворения его сексуальных желаний. Я думаю, что читатели сами смогут закончить эту интерпретацию. Читая многие фрейдовские тол-кования, у меня самого складывается впечатление, что порой они про-истекают скорее из фантазии самого Фрейда, чем следуют за ассоциа-циями пациента.
"Человек-волк"
В психоанализе стал очень известен сон "человека-волка" (Traum vom "Wolfsmann"). "Человек-волк" наблюдает в открытое окно множе-ство волков, которые неподвижно сидят на дереве. Анализ установил в интерпретации этого сновидения скрытые и осуждаемые сознанием гомосексуальные желания по отношению к отцу, желания, которые достигают своего апогея в фантазиях, полных сладострастия, наряду со страхом совершить коитус с отцом подобно женщине.
В связи с этой фантазией имело место воспоминание о волнующем переживании детства: маленький мальчик наблюдал сзади моющую пол няню Грушу. Это его сильно возбудило. Дальнейшие ассоциации с вос-поминанием вели к фантазии о том, чтобы увидеть страстно совокуп-ляющихся родителей -- в действительности или лишь в фантазии, оста-валось под вопросом. Эта т. н. "первичная сцена" (Urszene) пугала и возбуждала ребенка настолько, что он, находясь под влиянием внут-ренних запретов на то, чтобы увидеть нечто подобное, отгонял от себя все связанные с этим мысли и чувства. Последнее удалось ему ценой целого ряда невротических симптомов, которые особенно манифестно проявились в совершении религиозно окрашенных действий. Подоб-ное часто приводит к характерным комбинациям, вроде высказыва-ния моего пациента -- "Прости мне грехи мои. распутный козел",-- например. "Бог и кал" (Gott und Kot) или "Бог и свинья" (Gott und Schwein); комбинации, которые ввиду строгих запретов на подобные кощунственные выражения неизбежно влекут за собой соответствен-ные покаянные действия.
До сих пор важная в образовании будущих психоаналитиков пока-зательная история о "Человеке-волке" была критически дополнена в более поздних публикациях (Gardiner, 1972; русский перевод см. Человек-волк и Зигмунд Фрейд. Киев. 1996). С психологической сторо-ны эту историю избрали как пример того. что психоанализ ни в коем случае не в состоянии научно объяснить невротическое поведение (Perrez, 1972). Действительно, анализ Фрейдом случая "человека-вол-ка" выявляет на современный взгляд целый ряд недостатков. Скорее всего Фрейд находился под чересчур сильным влиянием господство-вавшей над ним в то время теорией эдипового комплекса и рассматривал многослойный материал, предоставляемый ему пациентами, преимуще-ственно в этом духе. Роль покинутого ребенка, ищущего компромисс с помощью горничной и других слуг, была распознана столь же недос-таточно, как и социальная проблематика отношений между барчуком и зависимыми от помещика работниками и прислугой. Проблематичным остается вопрос -- соответствовало ли действительности толкование, данное Фрейдом "волкам" как символу скрытой за этим сексуальности родителей в прародительской сцене, или ближе к истине были другие интерпретации. Поэтому случай "человека-волка" вообще не годится в качестве доказательства "за" и "против" психоанализа. Сравните так-же "Разговоры" с человеком-волком" (Obholzer. 1980).
Дальнейшая казуистика
В связи с этим я предпочел бы вернуться к личным клиническим примерам, в которых я сам имею возможность перепроверить собствен-ные интерпретации реакций пациента:
42-летний старший преподаватель испытывал болезненную потреб-ность соблюдать ограничение скорости при поездках на автомобиле (при этом он дополнительно наслаждался маленьким садистическим удовольст-вием, когда за ним собирался целый хвост автомобилей). После преодоле-ния внутреннего сопротивления он вспомнил о гомосексуальных дейст-виях, которые он пережил с соседским мальчиком, когда ему было шесть лет. Ему удалось установить, что он всегда испытывал"желание овладеть сзади козой его родителей. Подобные воспоминания были для него не менее шокирующими, чем импульсы "безнравственно" прикасаться к стоящей перед ним школьнице. Он вырос в религиозной среде, в которой строго-настрого были запрещены не то что сексуальные стремления, а просто любое удовольствие. Уже одно представление о сексуальном действии было предосудительным ("Кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействует с нею в душе своей". Матф. 5, 28). Осознание шокировавших его инстинктивных порывов с помощью психоаналитика помогло ему впоследствии расценивать свои желания уже не как нечто скверное. Дополнительный опрос, проведенный через десять лет, показал, что симп-томы не возобновились.
31-летний бизнесмен, имеющий двух детей, испытывал навязчивый страх перед желанием их убить при одном взгляде на лежащий на столе нож. Во время анализа он припомнил, как в детстве отец ездил с ним на ве-лосипедную прогулку. Ему было три с половиной года, он сидел на детском сидении, и вдруг нога его попала между спицами переднего колеса. Траги-ческим следствием этого происшествия стало то, что нога осталась покале-ченной; маленький мальчик и без того обозлившийся на отца, чувствовал. что тот пренебрегает им. После несчастного случая он ощущал себя постра-давшим от отца. В то же время он боялся, что отец сделает ему за это заме-чание, у него появилось чувство вины из-за своих враждебных импульсов по отношению к отцу. В этой перспективе можно понять и пугавшее его жела-ние убить собственных детей, как "смещение" желания убить отца -- интерпретация, убедившая пациента. Столь же рассудительно он воспринял интерпретации, направленные в сторону того, что он сам наказывает себя своими навязчивыми импульсами. Возможно, уже тогда он бессознательно наказал себя, "случайно" сунув ногу между спиц. Затем пациент осознал, что, в действительности, причин для того, чтобы ощущать себя виноватым было больше, поскольку отец предпочитал его другим братьям и сестрам, а на третьем году жизни он занял место отца возле матери. Вследствие этого случай был поставлен в эдипальную схему, желающего мать и отстраняю-щего отца, ребенка. Катамнез через десять лет показал, что и в этом случае анализ прошел успешно.
