Остроумие и его отношение к бессознательному - Зигмунд Фрейд
Иные истории свидетельствуют о глубоко пессимистическом цинизме. В техническом отношении они являют собой пограничные случаи остроумия, как, например, нижеследующая история.
Тугослышащий обращается за советом к врачу, который ставит правильный диагноз: пациент, должно быть, пьет слишком много спиртного и поэтому глохнет. Врач советует больному впредь не пить, пациент обещает принять его совет во внимание. Спустя некоторое время врач встречает его на улице и громко спрашивает, как идут дела. «Благодарю вас, – слышит он в ответ, – не нужно так кричать, господин доктор. Я отказался от пьянства и опять слышу хорошо». Через некоторое время они встречаются снова. Врач спрашивает обычным голосом о состоянии здоровья больного, но замечает, что его слова пропадают втуне. – «Мне кажется, что вы опять пьете! – кричит доктор в ухо больному. – А потому опять не слышите!» «Вы правы, – отвечает тот. – Я опять взялся пить, но хочу объяснить, почему это случилось. Покуда не пил, я все слышал; но то, что я слышал, все было хуже спиртного». В техническом отношении эта шутка есть не что иное, как наглядное пояснение. Тут требуются диалект или искусство рассказчика, чтобы вызывать смех. Но за историей прячется печальный вопрос: может, этот человек прав, раз сделал такой выбор?
Аллюзии за всеми этими пессимистическими историями отражают безнадежное положение евреев. В силу этого я должен причислить их к тенденциозным остротам.
Другие, тоже циничные по своей сути остроты, а не только еврейские истории, нападают на религиозные догмы и даже на веру в Бога. История о «взгляде ребе», техника которой состояла в ошибочности сопоставления фантазии и действительности (трактовка этой техники как смещения тоже правильна), принадлежит к числу циничных, или критических острот; она направлена против чудотворцев и, конечно, против веры в чудеса. Гейне на смертном одре сотворил прямо-таки святотатственную шутку. Когда дружески настроенный священник воззвал к Божьей милости и указал, что он может надеяться на прощение у Бога всех своих грехов, Гейне ответил: «Bien sur qu’il me pardonnera: c’est son metier»[110]. Это унизительное сравнение, технически ценное как аллюзия, ведь ремеслом занимаются разве что врачи или ремесленники, но никак не Божество. Соль этой шутки заключается в ее намерении. Она как бы говорит: конечно, Бог мне простит, для того Он и существует, я выдумал Его ради этой цели (так заводят личного врача или адвоката). В Гейне, бессильно лежавшем на смертном одре, живо было осознание того, что он создал себе бога и наделил того могуществом, чтобы при случае воспользоваться его услугами. Плод творения человека дал о себе знать незадолго до гибели творца.
* * *
К обсуждавшимся выше трем видам тенденциозного остроумия – обнажающему или скабрезному, агрессивному (враждебному) и циничному (критическому, святотатственному) – я хотел бы присоединить четвертый, самый редкий вид, характер которого стоит наглядно показать на хорошем примере.
Два еврея встречаются на галицийской станции в вагоне железной дороги. «Куда едешь?» – спрашивает один. «В Краков», – отвечает другой. – «Какой же ты лгун! – возмущается первый. – Когда говоришь, что едешь в Краков, то ведь хочешь, чтобы я подумал, что ты едешь в Лемберг. А теперь я знаю, что ты действительно едешь в Краков. Почему ты лжешь?»
Эта замечательная история производит впечатление чрезвычайной извилистости мышления и оказывает свое действие, очевидно, при помощи техники бессмыслицы. Второго еврея упрекают в лживости, так как он сообщил, что едет в Краков, но это действительно так! Сильный технический прием (бессмыслица) сопряжен здесь с другим техническим приемом – с отображением при помощи противоположности. Согласно беспрекословному утверждению первого собеседника, второй лжет, когда говорит правду, и сообщает правду при посредстве лжи. Но более серьезное содержание этой шутки представляет собой вопрос об условиях правдивости: шутка намекает на проблему, используя недостоверность одного из самых употребительных понятий. Будет ли правдой, если человек описывает мир таким, каков тот есть, и не заботится о том, как слушатели воспримут сказанное? Или это лишь иезуитская правда? Не состоит ли истинная правдивость, скорее, в том, чтобы принять во внимание особенности слушателя и помочь тому составить верное восприятие об услышанном? Я считаю шутки такого рода достаточно своеобразными для того, чтобы отвести им особое место. Они нападают не на конкретных людей и не на институции, а на надежность нашего познания – на одно из наших спекулятивных достояний. Термин «скептические шутки» будет поэтому вполне подходящим.
В ходе наших рассуждений об устремлениях и намерениях остроумия мы, быть может, получили некоторые разъяснения и, конечно, нашли множество побуждений к дальнейшим исследованиям. Но итоги этой главы, заодно с итогами предыдущей, ставят перед нами трудноразрешимую задачу. Если верно, что удовольствие, доставляемое остроумием, обусловлено, с одной стороны, техникой, а с другой – намерениями, то с какой же общей точки зрения можно объединить эти два столь различных источника удовольствия от остроумия?
Б. Синтетическая часть
IV
Механизм удовольствия и психогенез остроумия
Теперь мы вполне можем считать достоверно известными условия, при которых возникает своеобразное удовольствие, доставляемое нам остроумием. Мы осознаем, что ощущения могут обманывать, что мы легко путаем удовольствие, доставленное содержанием мыслей, с удовольствием от остроумия как такового. А это последнее проистекает, в сущности, из двух источников – из техники и намерений. Далее нам предстоит выяснить способ, каким проистекает удовольствие, то есть отыскать и описать механизм воздействия удовольствия.
Полагаю, что найти искомое объяснение при изучении тенденциозных острот гораздо легче, нежели при рассмотрении безобидных шуток, а потому начнем мы именно с первых.
Удовольствие от тенденциозных острот есть следствие того, что удовлетворяется исходное намерение, которое в противном случае не получило бы удовлетворения. Совершенно очевиден и не требует дальнейших доказательств тот факт, что такое удовлетворение является источником удовольствия. Но способ, каким остроумие добивается этого удовлетворения, связан с особыми условиями, из которых возможно извлечь дальнейшее разъяснение. Здесь следует различать два случая. Более простой случай – тот, когда на пути к удовлетворению намерения стоит внешнее препятствие, и его обходят при посредстве остроты. Вспомним,
