Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту (СИ) - Анна Моц
Истинное положение вещей открывалось постепенно, когда отдельные факты начали накапливаться и складываться во все более тревожную картину. Часть доказательств носили медицинский характер: в анализе мочи обнаружили следы диазепама. Это рецептурный препарат, который можно давать детям, страдающим от мышечных спазмов и судорог, но Алиссе его не назначали. Грейс объяснила это тем, что так лечила эпилепсию — заболевание, которое после обследований у девочки не выявили. Другие улики были косвенными, но их оказалось трудно игнорировать. Педиатр заподозрил сфабрикованную или спровоцированную болезнь и провел беседу с отцом девочки. Маркуса спросили, случались ли при нем эпилептические припадки, о которых часто говорила Грейс, и видел ли он, что девочке дают слишком много лекарств. Мужчина вспомнил, что перед первым посещением отделения неотложной помощи он заметил в детской пустой флакон из-под «Калпола». При этом накануне он был наполовину полон. Девочку стошнило: рвота была густой и зловонной. Маркуса посетила «странная мысль», что супруга, возможно, дала дочке слишком много суспензии, но он от нее отмахнулся — особенно после того, как Грейс убедила врачей, что никаких лекарств не давала.
Смутные подозрения стали перерастать в более серьезные по мере взросления Алиссы: мать продолжала показывать ее врачам по самым разным поводам. Грейс последовательно добивалась того, чтобы дочь обследовали на наличие аутизма и СДВГ, что привело их в кабинет детского психиатра. Специалист не подтвердил ни один из диагнозов, однако, к большому удивлению и разочарованию Грейс, обратил внимание на некоторые аспекты взаимоотношений между матерью и ребенком. По мнению психиатра, Алисса проявляла повышенную бдительность к настроению и заявлениям матери, а также испытывала облегчение, когда та была довольна, и постоянно смотрела на нее, прежде чем отвечать на вопросы. Когда девочку спросили о частых проблемах со здоровьем, она лишь сказала, что нередко чувствует себя усталой. На это мать заметила, что это естественное состояние после припадков. Алисса также сказала, что терпеть не может, когда мама сажает ее в инвалидное кресло. Иногда Грейс делала так перед тем, как «пойти на прогулку», и запрещала другим детям приходить в гости, чтобы дочь не переутомилась и не заболела.
Параллельно с целым рядом заболеваний Алиссы, лишь немногие из которых, как оказалось, имели под собой реальную основу, росло расхождение между тем, как Грейс воспринимала свою дочь, и тем, как ее воспринимали специалисты. Мать считала, что у девочки есть нарушения умственного развития, она неуклюжая и плохо запоминает информацию — даже то, что произошло за несколько часов до этого. В школе же говорили, что Алисса способная, собранная и внимательная. Врачи отмечали, что у Алиссы иногда проявлялись симптомы предполагаемого заболевания в присутствии матери, но она выглядела лучше, когда ее разлучали с ней для обследования.
Стало ясно, что практически здоровому ребенку регулярно приписывали несуществующие болезни и в результате девочку подвергали шквалу ненужных медицинских обследований. Единственный вопрос заключался в следующем: Грейс — гиперактивная и чрезмерно бдительная мать, которой нужна помощь, чтобы спокойнее относиться к здоровью дочери? Или же под маской страха, заботы и беспокойства скрывалась насильница, которая использовала Алиссу и систему здравоохранения для собственного удовольствия?
Ответ пришел, когда Алиссе было шесть лет и она в очередной раз оказалась в больнице. На этот раз ее привезла не мать, а машина «Скорой помощи». Проблемы с дыханием, которые прежде были незначительными, на этот раз стали серьезными. Аллергическая реакция привела к анафилактическому шоку, и без экстренного введения эпинефрина (адреналина) девочка могла умереть. Когда медсестры попытались успокоить крайне встревоженную Грейс, она рассказала, что привело к такому состоянию, чем вызвала беспокойство собеседниц. Грейс посмотрела документальный фильм об экспериментальных подходах к лечению тяжелой аллергии у детей. В нем продвигали метод микродозирования: введение крошечных количеств аллергена якобы должно развить толерантность. Женщина была расстроена тем, что врачи, по ее словам, не желали воспринимать ее всерьез. Поэтому она решила самостоятельно провести «лечение» без контроля специалистов: мать намеренно кормила Алиссу молочными продуктами, хотя знала, что у нее аллергия. Она заявила, что это была радикальная попытка вылечить ребенка от аллергии, имеющая научную основу. Несмотря на то что ее дочери только что спасли жизнь, Грейс, казалось, не осознавала опасности своих действий. Кроме того, создавалось впечатление, что женщину скорее волнует то, как с ней общались врачи, а не состояние дочки.
Это происшествие вызвало немедленную реакцию. К делу привлекли представителей местных органов власти, детского психиатра, медиков и полицейских. Семья оказалась под официальным надзором, а Грейс при этом находилась на втором триместре беременности. Специалисты заново изучили медицинскую карту Алиссы и стали сомневаться, что у Грейс всего лишь повышенное чувство тревоги и ничего более. Грейс с возмущением отвергла предположение, что она намеренно причинила вред дочери. Однако привлеченные к делу люди начали рассматривать сфабрикованное или спровоцированное заболевание как возможное и даже вероятное объяснение серии тревожных событий. Местные власти запросили оценку риска, которую провела специализированная семейная клиника. Медики выразили глубокую обеспокоенность психологическим состоянием Грейс, отметив ее отрицание того, что симптомы были ложными, неспособность осознать вред, который она причиняет дочери, и постоянные обращения в службы здравоохранения и неотложной помощи. Вывод был такой: Алисса подвержена серьезному риску и вопрос об опеке Грейс и Маркуса над девочкой и еще не рожденным ребенком следует пересмотреть. Именно на этом этапе дело оказалось на моем столе. Меня попросили провести оценку возможности психологического лечения Грейс, что предшествовало принятию решения о том, можно ли устранить глубинные причины ее поведения и позволит ли это со временем признать ее надежным родителем. С самого начала было ясно, что Грейс не по своей воле пришла к курсу психотерапии, однако этого было не избежать, если она хотела доказать, что не представляет опасности для ребенка, и получить право опеки над детьми.
Первые встречи с Грейс были сложными и неутешительными, а порой даже возникали конфликты. Мне требовалось уравновесить свои чувства по поводу того, что она предположительно сделала с дочерью, и реальность. Передо мной сидела женщина, сильно обеспокоенная обвинениями в свой адрес и боровшаяся с печальной двойственностью ее положения: она была на шестом месяце беременности одним ребенком, а ее собирались разлучить с другим. Я постаралась успокоить ее и заверила, что я здесь не для того, чтобы осуждать, а для того, чтобы помочь ей понять, что заставило службы по делам детей так обеспокоиться ситуацией
