Андрей Курпатов - Философия психологии. Новая методология
Мы еще будем говорить об этом впоследствии, здесь же давайте попробуем конкретизировать несколько моментов, а именно: образование чего бы то ни было невозможно без формирования отношений; отношения сами по себе есть нечто принципиально новое, то, чего раньше не было; отношения – это то, что есть везде, где что-то есть; отношения по сути своей аналогичны друг другу, а человек – феноменальный носитель яркой манифестации этого принципа (кстати, применительно к человеку М. Бубер называет это «живое понятие» «Диалогом»).
И, наконец, рассмотрим третье «живое понятие» экзистенциализма методологического толка, которое бы следовало указать здесь именно как «допущение». Конечно, этот принцип так же «очевиден», как и вышеперечисленные, но можно представить, насколько тяжело его принять строгому и рассудительному «мыслителю». Во многом это обусловлено причиной, уже частично раскрытой нами при рассмотрении третьей теоремы закрытого системного познания, причиной чрезвычайной стойкости одной абсурдной мысли, весьма крепко сидящей в нашем сознании, – мысли о том, что мир надо представлять себе так («объективно отражать»), как это делает «нормальный» человек.
Метафорически, образно это «живое понятие» можно назвать «пространственно-временное измерение». Но, как и любое экзистенциальное допущение (тем более родственное трансцендентному), оно распространяется на все, то есть на все «измерения», вне зависимости от того, способен ли их уловить и воспринять человек или нет. Методологически более правильно, наверное, было бы говорить даже не о «пространственно-временном измерении», поскольку пространство и время – это частный случай данного феномена, а о «живом понятии» «измерения». Впрочем, и такое название вряд ли удовлетворит наши ожидания.
Наиболее ясно и полно «живое понятие» «измерения» было представлено Серверой Эспинозой. Причем, что интересно, это «живое понятие» у Эспинозы логично вытекает из только что представленного нами буберского «Я и Ты».
Вот что пишет Сервера Эспиноза: «…„Я“ существует не само по себе, а в окружении других, которые с тем же правом могут говорить о своем времени и своем пространстве. Пространство и время – реальности, распределенные между людьми. Потому лучше сказать, что человек не существует, а сосуществует с себе подобными в том сплетении связей, из которых выткана любая человеческая жизнь… Пространственно-временное измерение – единственная дверь, через которую человеческая личность может выйти в мир своего существования. Для каждой жизни в отдельности оно представляется чем-то физическим, которое, хотим мы того или нет, навязывает нам свою реальность и заставляет с ним считаться… Пространство и время – координаты, образующие человеческое „где“. Без пространства и времени невозможно развитие человеческой личности» (курсив наш. – А.К., А.А.).[52]
Итак, методологическое допущение – «живое понятие» «измерения» (по Эспинозе – «пространства и времени») – представляет собой способ существования. Мы будем говорить об этом позже, здесь же отметим: время и пространство оцениваются не как «форма существования материи», а как форма или, точнее, – способ нашего с вами человеческого существования. И это еще не все, право говорить о своем «времени и пространстве» показывает нам перспективу, где никто не лишен этого «права» говорить о своем измерении. Это своего рода гарант «личной неприкосновенности», суверенности личного бытия – это способ существования! Способ жизни, если угодно. А если так, если это высочайшая ценность, то покуситься на нее, произвольно ее менять или навязать невозможно. В таком виде это «живое понятие», конечно, еще нельзя назвать принципом в собственном смысле этого слова.
Часть вторая. Вехи психологии
Глава первая. Донаучная психология (первый этап)
В сущности все, о чем следовало сказать в этом разделе, уже было так или иначе сказано в главе о мировоззрении – имеются в виду «религиозная» и «философская» психология, психотерапия. В широком смысле религиозная «психология» и «психология» философии – это не выдумка. И религия, и философия с самого момента своего зарождения пытались определить вопросы, касающиеся человека, его бытия в мире, и, насколько это возможно, ответить на них.
Религиозная полемика в вопросе о человеке с психологической точки зрения представляет незначительный интерес. Религиозная мировоззренческая система чрезвычайно закрыта, а вольнодумство здесь особенно никогда не допускалось. Место человеку в этой системе отводилось второстепенное (речь в первую очередь идет о католичестве, православии, исламе и иудаизме), а психотерапия была условной. Протестантство, не стоит об этом забывать, повернулось лицом к человеку. Буддизм, индуистские учения никогда и не теряли человека из виду. Но в основной своей массе религиозная доктрина напоминает собой директивную психотерапию: дела обстоят так-то и так-то, поступать следует так-то и так-то, уныние – грех.
Догматы религии четко определяли, что «правильно», а что «неправильно». И профилактически это снимало большое число возможных внутренних психологических конфликтов (впрочем, нередко религиозный канон, напротив, формировал разного рода психологические комплексы). С другой стороны, религиозная система определяла и то, как разрешить психологические сложности, если такие все-таки возникли, – через исповедь, раскаяние, святое причастие и другими подобными средствами. Надо отметить, что, если религиозное мировоззрение усвоено человеком накрепко, а вера – глубока и осмысленна, религиозная система действительно достаточно эффективный психологический инструмент, позволяющий человеку чувствовать себя лучше. Но, по ряду уже отмеченных нами причин, представленность религии в сознании обывателя в XX веке ослабла, появились определенные психологические сложности, заострились противоречия, появились вопросы. Или наоборот – сначала противоречия и вопросы, а потом сложности.
Философская антропология имеет весьма продолжительную историю. Отдельного разговора, наверное, заслуживает античная философия. Там «проблема человека» решалась с исключительным изяществом и, главное, прагматично – философы отвечали, как говорят в практической психологии, на «запрос клиента». Киники, скептики, пифагорейцы, стоики, эпикурейцы, Сократ, Платон, Аристотель – каждый из них сказал что-то очень важное о человеке, что-то, что каждый из нас может использовать в своей жизни как инструмент, как средство, как ориентир. Но создать «теорию человека» древним философам в голову не приходило. Человек воспринимался как часть мира, а если ты так думаешь, чувствуешь, если ты это осознаешь, то создавать для тебя отдельную теорию – это, разумеется, как-то странно. Но тот мир для нас потерян, а человек давно перестал быть частью мира – он перестал так себя чувствовать.
Целенаправленно феноменом человека стала заниматься западная классическая философия, также претерпевшая в этом смысле определенные этапы своего становления. Нигилизм, зародившийся в религии и не нашедший в ней успокоения, надеялся залечить свои душевные раны в философии. Но ведь и тут, в философии, человек оказывается ни с чем – здесь опять же надо во что-то верить, а просто верить он уже разучился. Положения Иммануила Канта о человеке на самом деле весьма пессимистичны. Мартин Хайдеггер и Мартин Бубер, но только уже в XX веке, смогли показать, что в учении великого немца есть пружина, которая способна вытолкнуть человека из трясины скованности и неопределенности. Но до этого времени, и опыт Шопенгауэра это доказывает, тележка катилась под горку.
Фактически философия, создавшая огромный спектр философских систем, только и занималась тем, что предлагала в течение весьма продолжительного периода эти системы для личного употребления – и это тоже достаточно долго помогало как «неспецифическая психотерапия». Недаром считалось хорошим тоном беседовать и советоваться с именитым философом. Все, казалось бы, шло неплохо, своим чередом – строились системы (государственные, общественные, юридические, производственные и так далее), процветала наука. Но уже Вольтер цитирует Горация в статье «Милосердие» для философского словаря: «Не знаю почему, но недостает всегда лишь пустяка». Не хватает пустяка… Какого – непонятно, но ощущение недостаточности очевидно. И философская психотерапевтическая значимость также пошла на убыль.
Недаром общественность так увлеклась материализмом – эту экзистенциальную тоску «недостаточности» словно огромным колпаком прикрыла выстроенная с линейкой и штангенциркулем система. Система, которая была вместе с тем в духе времени: все менялось – росли города и дымили трубы. Так завершается предпсихологический этап становления психологии.
