Кризис психоанализа - Эрих Зелигманн Фромм
Сказанное не означает недооценки важности фиксации сына на матери. Напротив, мы убеждены в том, что эта фиксация много глубже, чем если бы базировалась в основном или исключительно на сексуальном желании. На самом деле обычно один сексуальный интерес не служит основанием для постоянных сексуальных отношений, особенно у мужчин. Мужчина с легкостью меняет объекты своего полового интереса, и то же верно для маленьких мальчиков. Фрейд предполагал, что генитальной фиксации на матери предшествуют до-генитальные узы.
«Материнская грудь – первый объект сексуального влечения… Любовь происходит из привязанности, связанной с удовлетворением потребности в насыщении… Этот первый объект позднее становится матерью в целом; она не только кормит, но и ухаживает за ребенком и таким образом возбуждает и другие физические ощущения, как приятные, так и неприятные. Благодаря уходу за телом малыша она становится его первой соблазнительницей. В этих двух отношениях коренится важность матери, уникальная, не имеющая параллели, неизменно присутствующая на протяжении всей жизни, матери как первого и главнейшего объекта любви и как прототипа для всех позднейших любовных отношений – для обоих полов»[45].
Эмоциональная связь между ребенком и матерью на самом деле глубже, чем это выражает термин «догенитальная фиксация». Это привязанность огромной полноты, связь, предполагающая со стороны матери тепло, помощь, защиту; это сама жизнь как таковая, все, что нужно, чтобы жить и не испытывать страданий. Любовь матери безусловна и порождает глубокое удовлетворение, даже эйфорию. Именно по этой причине мать также объект самого интенсивного ужаса. Она может дать жизнь, но может и уничтожить ее.
Клинические наблюдения многих психоаналитиков показывают, что наиболее положительное влияние, как и самое вредоносное, в детстве исходит от матери, а не от отца. Возможно, неверно говорить, что фиксация на матери является «догенитальной». Фундамент этой фиксации лежит глубже орального уровня. Это может быть выявлено посредством ощущения, вызываемого контактом двух тел через кожу, посредством влечения, действующего с момента рождения ребенка, – тех сил, которые мы назовем «до-до-генитальными». (Очень показательные эксперименты на этот предмет были проведены на животных.)
Если главный страх Ганса связан с матерью, а не с отцом, как можно объяснить фобию мальчика? Мы предполагаем, что элементы этой фобии таковы. Поскольку Ганс привязан к матери, его страх перед ней усиливается после того, как она пригрозила кастрировать и бросить его. Его страх еще усилен его первым столкновением со смертью; перед возникновением фобии маленький Ганс наблюдал похороны в Гмундене. Позднее он видел упавшую лошадь и решил, что она мертва. Первое столкновение со смертью – очень серьезное событие в жизни ребенка, и это может вызвать дополнительное страдание у уже восприимчивого ребенка в силу боязни кастрации.
Поэтому можно заключить, что страх перед лошадью имеет два основания: (1) страх перед матерью в результате ее угрозы кастрацией и (2) страх перед смертью. Чтобы избежать обеих угроз, Ганс ищет убежища в фобии, защищающей его от вида лошади и от обоих типов тревоги.
Нам следовало бы подумать о высокой вероятности того, что страх Ганса перед лошадьми распространяется на движущиеся экипажи и тому подобное, что связано именно с матерью, а не с отцом, согласно интерпретации Фрейда. Не имеет ли место сильная, но подавленная враждебность к матери вследствие ее угроз и ее «предательства» – рождения дочери-соперницы, а также желания маленького мальчика избавиться от фиксации на матери? Такое возможно, но чтобы доказать это, материала недостаточно.
Впрочем, имеется факт, подтверждающий эту гипотезу. Обсуждая фантазию Ганса о том, как он вывел лошадь из стойла, отец спрашивает его: «Ты вывел ее из стойла?»
Ганс: «Я вывел ее, потому что хотел отстегать».
Отец: «Кого на самом деле ты хотел побить – маму, Ханну или меня?»
Ганс: «Маму».
Отец: «Почему?»
Ганс: «Мне хотелось бы побить ее».
Отец: «Когда это ты видел, чтобы кто-нибудь бил свою маму?»
Ганс: «Я никогда этого не видел, никогда в жизни».
Отец: «И все-таки ты хотел бы это сделать?»
Ганс: «Выбивалкой для ковра». (Мать часто грозила побить Ганса выбивалкой.)[46]
Этот диалог наводит на мысль об идентификации лошади с матерью и о враждебности к ней. Фрейд рассматривает возможность неопределенного садистского желания в отношении матери, но полагает, что другой элемент – «чистый импульс мести отцу». Это и становится основанием для доминирующей интерпретации в анализе Ганса. Однако действительно ли враждебность направлена на отца, как считает Фрейд? Установлено ли это на основании слов Ганса?
Рассматривая свидетельства, которые приводит Фрейд в поддержку своего тезиса, следует иметь в виду, что он сам делал предположения, обращаясь к Гансу, еще до того, как получил достаточный материал для их доказательства: «Наконец я [Фрейд] спросил его, не подразумевал ли он под “черным вокруг рта” усы; а потом открыл ему, что он боится своего отца как раз потому, что так привязан к матери».
Учитывая авторитет профессора как «суперотца», такая подсказка должна была оказать огромное влияние на ребенка. Нам следовало бы спросить: в какой степени ассоциации Ганса являются следствием этой подсказки, а в какой они спонтанны?
Враждебность в отношении отца ясно отражается в следующем диалоге:
Отец: «Так почему ты всегда плачешь, когда мама меня целует? Это потому, что ты ревнуешь?»
Ганс: «Ревную, да».
Отец: «Ты хотел бы сам быть папой».
Ганс: «О да».
Отец: «А что бы ты хотел делать, если бы был папой?»
Ганс: «А ты был бы Гансом? Я хотел бы возить тебя в Линц каждое воскресенье… нет, каждый будний день тоже. Если бы я был папой, я был бы таким милым и добрым».
Отец: «Но что ты хотел бы делать с мамой?»
Ганс: «Брал бы ее в Линц тоже».
Отец: «А что еще?»
Ганс: «Ничего».
Отец: «Тогда почему ты ревнуешь?»
Ганс: «Не знаю».
И позднее:
Отец: «Ты часто забирался в постель к маме в Гмундене?»
Ганс: «Да».
Отец: «И ты думал про себя, что ты – папа?»
Ганс: «Да».
Отец: «И тогда ты чувствовал страх перед папой?»
Ганс: «Ты все знаешь. Я не знал ничего».
Отец: «Когда Фрици упал, ты подумал: “Если бы только так же упал папа!” А потом,
