Дэрил Шарп - Кризис среднего возраста. Записки о выживании
— Нам нужна собака-ищейка, — пошутил я.
— Нет, не нужна, пока ты продолжаешь бродить вокруг, ухмыльнулся он.
Он оставил гореть плиту на всю ночь. Он никогда не гасил свет. Пока он сидел на пороге и созерцал небо, все кастрюли выкипали, мясо превращалось в угли. На кухне всегда стоял запах горелых тостов. Он терял свои ключи, свой бумажник, свои учебные записи, свой паспорт. Я ни разу не видел его в чистой рубашке. В своей старой кожаной куртке, мешковатых джинсах и разных носках он был похож на лодыря.
В его комнате всегда был бардак, словно недавно по ней прошел смерч.
— Глядя на тебя, я схожу с ума, — пробурчал я, завязывая перед зеркалом галстук.
Мне нравится, когда все аккуратно убрано, при этом я ощущаю себя в своей тарелке. Тогда я точно знаю, что где находится.
На моем столе всегда порядок, в комнате всегда прибрано. Выходя из дома, я выключаю свет, при этом я хорошо ориентируюсь в пространстве. Я ничего не теряю и всегда прихожу вовремя. Я могу готовить и шить. Я всегда точно знаю, сколько денег у меня в карманах. Ничто не может ускользнуть от моего внимания, я всегда замечаю все детали.
— Ты идешь по неверному пути, — заметил я Арнольду, когда тот собрался пожарить яичницу. Это было действительно героическое предприятие. Он не мог найти сковородку, а когда нашел ее, то поставил на холодную конфорку.
— Это реальность в твоем восприятии, — сказал он несколько болезненно. — Черт! — выругался он, обжегшись в очередной раз.
Не стоит приводить дополнительных аргументов в пользу того, что Арнольд был экстравертом, а я — интровертом. Сказанного вполне достаточно. Он приводил домой разных людей в любое время дня и ночи. Мне нравилось уединение, мое личное свободное пространство. Я очень следил за тем, чтобы ежедневно работать за письменным столом. В течение дня я уходил из дома на занятия или, по крайней мере, старался это сделать. Ночью я лежал в постели, накрыв голову подушкой и слушая шум их кутежей.
С другой стороны, стиль поведения Арнольда иногда приносил довольно ощутимую пользу. Например, когда мы обустраивали наше жилище. Наша хозяйка Гретхен, аккуратная и рациональная деловая женщина, дала нам полную свободу. К Арнольду она испытывала явную слабость. Бог знает почему, он ей казался совершенно иным, чем я.
— В магазине просто берите, все, что вам понадобится, — сказала она, — я оплачу счета.
Мне было нужно приобрести несколько вещей. Арнольду тоже. Мои желания были довольно скромными, желания Арнольда — нет. У нас уже были кровати и несколько стульев.
— Прекрасная удобная софа, — сказал я, как только мы вошли в мебельный отдел магазина. — Каждому из нас требуется книжная полка и книжный стол, а также пара ламп. Вот и все, что нам нужно.
— У тебя нет никакого воображения, — сказал Арнольд, указывая мне на антиквариат. — Поговори с продавцом.
Естественно, я не мог приехать в Швейцарию, хотя бы чутьчуть не зная немецкого. Прежде чем покинуть Канаду, я прошел полугодовой курс немецкого языка в Берлице. По-немецки я говорил не слишком свободно, но мог добиться, чтобы меня поняли. Кроме того, я мог перейти на французский. Арнольд не знал французского языка, а по-немецки не мог даже считать. Мне думается, что он даже не осознавал, что приехал в другую страну.
На этот счет я несколько раз выражал вслух свое неудовольствие.
— Несколько фраз, — умолял я. — Пожалуйста, скажи добрый день — Guten Tag.
Он передернул плечами:
— Здесь все говорят по-английски.
Оказалось, не все. Хуже того, к моей досаде, здесь был распространен швейцарский диалект немецкого, который отличался от чистого немецкого, как английский в Уэльсе или Шотландии от чистого английского. Я оказался почти таким же беспомощным, как Арнольд.
Мы пошли обратно в отдел мебельного магазина. Разговаривая то на одном языке, то на другом мы, наконец, справились с тем, как потратить большую сумму денег нашей хозяйки. Пока я мучился, подбирая выражения для того, что именно я имею в виду, Арнольд изображал это жестами. Покидая магазин в сопровождении благодарной толпы продавцов, мы стали обладателями некоторых вещей, которые я совсем не предполагал покупать: китайского абажура, двух индийских ковров, целого сервиза, восьми фунтов сосисок и нескольких репродукций картин Миро и Шагала.
Гретхен была потрясена. Она приготовила нам особый обед.
— Я просто соединил несоединимое, — ухмыльнулся Арнольд.
Я прилагал все возможные усилия, чтобы по достоинству оценить Арнольда. Я хотел этого. Его выдающаяся натура, его кипучий природный энтузиазм не могли не очаровать. Я наслаждался тем впечатлением доверительной беспомощности, которое он производил. Он вдыхал жизнь в каждую нашу вечеринку. Он легко адаптировался к новым ситуациям. В нем было гораздо больше авантюризма, чем во мне. Где бы мы ни находились, мы быстро знакомились с новыми людьми и становились друзьями. А затем приводили их к себе домой.
У него было сверхъестественное чувство восприятия. Попав в наезженную колею, увязнув в рутине, он всегда мог предложить какое-то оригинальное решение. У него был очень богатый интеллект, всегда полный новых планов и идей. Его предчувствия всегда оправдывались. Он производил впечатление человека, у которого есть шестое чувство, хотя я был ограничен только пятью. Мое видение было обыденным: я видел либо «человека», либо «вещь». Арнольд видел их душу.
Но между нами всегда возникали проблемы. Когда он решил что-то сделать, я поймал его на слове. Я был убежден, что он знал, о чем говорил: что он реализует свои намерения, которые собирался реализовать. Особенно раздражало, если получалось, что для их реализации ему не хватает немного времени или места. И такое случалось очень часто.
— Смотри, — говорил я, — я рассчитывал на то, что ты там будешь. Я купил билеты. Где ты был?
— Я пошел куда глаза глядят, — ответил он, защищаясь. Кое-что изменилось, и я не смог ничего изменить.
— Ты очень ненадежный человек. Я не могу на тебя поло-житься. Ты очень поверхностный и скользкий. Почему? Ведь у тебя на все есть своя точка зрения.
Но Арнольд был совершенно иного мнения.
— Я только говорю о возможностях, — сказал он, когда раз в десятый я обвинил его в безответственности или, по крайней мере, в том, что он сбивал меня с толку. — Эти возможности нереальны, пока я о них говорю, но когда я начинаю действовать, они принимают какую-то форму. Но это вовсе не значит, что потом я становлюсь их рабом. Мне в голову может прийти более интересная мысль. Я не привязан к своим словам. Я ничем не могу тебе помочь, если ты воспринимаешь их так буквально.
Он продолжал:
— Интуитивные представления — как птицы, которые кружат над моей головой. Наверное, я не парю вместе с ними, но мне требуется время, чтобы проникнуться их полетом.
Однажды утром я встал, чтобы выпить кофе, и обнаружил еще одну пустую чашку, стоящую на горящей конфорке. Арнольд поднялся с кровати, пытаясь найти свои очки.
— Ты не видел мою бритву? — спросил он.
— Черт с ней! — закричал я, совершенно разъяренный, держась за ручку плиты. — Однажды ты во всем доме устроишь пожар, и мы оба превратимся в пепел. «Увы, — скажут те, кто будет собирать наши останки в маленькие урны, чтобы послать их нашим возлюбленным, — у них были такие возможности. Очень жалко, что один из них оказался таким тупым!»
Арнольд прошлепал на кухню, пока я выкидывал за дверь обгоревшую чашку.
— Надо же! — сказал он. — В прошлый раз, когда ты готовил обед для Цинтии, меня даже здесь не было.
Это было правда. Я покраснел. Все мои обвинения лопнули, как мыльный пузырь. Как мне было известно, реальность оказалась значительно шире моих представлений о ней.
— Прости, — сказал я жалобно, — я забыл.
Арнольд захлопал в ладоши и сделал несколько танцевальных па по комнате.
— Присоединяйся к человечеству! — пел он. Как обычно, он не мог держать ноту.
И только тогда я осознал, что Арнольд является моей тенью.
Это открытие было для меня совершенно новым. Вообще так и должно было быть— мы уже установили, что наши комплексы совершенно противоположны, но все равно это открытие потрясло меня, как удар грома. Я все рассказал Арнольду.
— Ну и что, — сказал он. — Теперь ты— моя тень. Значит, ты проведешь меня сквозь стену.
Мы обнялись. По-моему, этот случай спас наши отношения.
Все это было много лет назад. С тех пор я во многом стал похож на Арнольда. Конечно, и он на меня тоже. Теперь он мог говорить все наоборот— слева направо и по-настоящему научился играть в крокет. Обычно он больше концентрируется на деталях, чем я. Он живет один и имеет прекрасный сад. И знает на латыни названия всех цветов.
В это время я устраиваю вечеринки, а иногда оставляю двери нараспашку. Периодически у меня куда-то пропадают ценные документы. Я забываю имена и телефонные номера. Я больше не могу найти дорогу в чужом городе. Я начинаю искать возможности, когда у меня уже накопилась груда проблем. Если бы у меня не было уборщицы, я скоро оказался бы по уши в грязи.
