Искусство любить: Исследование природы любви - Эрих Зелигманн Фромм
Интересно сравнить взгляды З.Фрейда, соответствующие духу капитализма, когда он еще существовал в своем первозданном виде в начале нашего века, с идеями, понятиями одного из самых блестящих психоаналитиков — X.С.Салливана[7]. В его психоаналитической системе — в противоположность фрейдовской — мы находим строгое разграничение между сексуальностью и любовью.
Что они означают в концепции Салливана?
"Близость — это такой тип ситуации, включающей двух людей, которая дает достаточные возможности для утверждения всех их личных ценностей. Утверждение личных ценностей требует такого типа отношений, которые я называю сотрудничеством, а под ним разумею четко сформированную приспособленность поведения одного человека к выраженным потребностям другого человека ради увеличения идентичного, т. е. все более и более полного взаимного удовлетворения, а также для поддержания возрастающего у обоих чувства безопасности их положения".
Если мы освободим эти утверждения от некоторой языковой сложности, то сущность любви предстанет как ситуация сотрудничества, в котором два человека чувствуют так: "Мы играем по правилам игры, чтобы поддержать наш престиж, чувство превосходства и достоинство".
Как фрейдовская концепция любви дает описание опыта патриархального самца в условиях капитализма XIX в., так салливановское описание передает опыт отчужденной, мыслящей рыночными категориями личности XX в. Это описание "эгоизма вдвоем", эгоизма двух людей, объединенных своими общими интересами и противостоящих вместе враждебному и чуждому миру. Такое описание близости применимо к чувству любого слаженного сотрудничества, в котором каждый "приспосабливает свое поведение к выраженным потребностям другого человека ради общих целей" (показательно, что Салливан говорит здесь о выраженных потребностях, в то время как любовь предполагает у двух людей реакцию именно на невыраженные потребности).
Любовь как взаимное половое удовлетворение или любовь как "слаженная работа" и убежище от одиночества — это две "нормальные" формы псевдолюбви в современном западном обществе, социальные модели патологии любви. Существует много индивидуальных форм патологии любви, которые приводят к страданию, вызывающему неврозы. Некоторые из наиболее часто встречающихся форм кратко описаны в следующих примерах.
Основу невротической любви составляет то, что один или оба "любовника" остаются привязанными к фигуре одного из родителей и, уже будучи взрослыми, переносят чувства ожидания и страхи, которые испытывали по отношению к отцу и матери, на любимого человека. Эти люди никогда не освобождаются от образа зависимости и, повзрослев, ищут этот образ в своих любовных требованиях. В подобных случаях человек — в смысле чувств — остается ребенком 2,5 или 12 лет, хотя интеллектуально и социально он находится на уровне своего возраста. В наиболее тяжелых случаях эмоциональная незрелость ведет к нарушениям социальной дееспособности; в менее тяжелых случаях конфликт ограничивается сферой интимных отношений.
Имея в виду наши предыдущие обсуждения матерински- или отцовски-центрированной личности, следующие примеры невротического типа любовных отношений коснутся людей, чье эмоциональное развитие осталось на стадии младенческой привязанности к матери. Это люди, которые как бы никогда от нее так и не отделились. Они все еще чувствуют себя детьми, жаждут материнской опеки, любви, тепла, заботы и восхищения. Словом, они беспомощны и жаждут безусловной материнской любви. Такие мужчины часто бывают нежны и обаятельны, стараются возбудить к себе женскую любовь, причем даже и после того, как добились своего. Но их отношение к женщине (как и ко всем другим людям) остается поверхностным и безответственным. Их цель — быть любимыми, а не любить. В мужчине такого типа обычно много пустоты, более или менее прикрытой грандиозными идеями. Когда, по прошествии некоторого времени, женщина перестает удовлетворять его фантастическим ожиданиям, начинаются конфликты и обиды. Если женщина не всегда восхищается им, если она делает попытки жить своей жизнью, если она хочет быть любимой и окруженной вниманием и (в крайних случаях) если она не согласна прощать ему его любовные дела с другой женщиной (или проявлять к ней восхищенный интерес), то мужчина чувствует себя глубоко задетым и разочарованным и обычно рационализирует это чувство посредством идеи, что женщина "эгоистка, так как не любит или подавляет его". Все, что не согласуется с отношением любящей матери к своему дорогому ребенку, расценивается как доказательство отсутствия любви. Такие мужчины обычно путают свою нежность и желание нравиться с подлинной любовью, а затем приходят к выводу, что с ними обошлись просто нечестно; они воображают себя великими любовниками и горько жалуются на неблагодарность своих подруг.
В редких случаях такая матерински-центрированная личность может жить без каких-либо тяжелых беспокойств. Если мать в самом деле "любила" сына, сосредоточив на нем все свое внимание (возможно, она подавляла его, не оказывая при этом разрушающего воздействия), если, став взрослым, такой человек нашел жену того же типа, что и мать, если его особые дарования и таланты позволяют ему использовать свое обаяние и возбуждать восхищение (как иногда в случае с удачливыми политиками), то он хорошо приспосабливается в социальном смысле, так никогда и не достигнув более высокого уровня зрелости. Но при менее благоприятных условиях — а это случается, естественно, чаще — его любовная, а то и социальная жизнь приносит ему серьезные разочарования. Когда такой человек предоставлен самому себе, у него возникают внутренние конфликты, сопровождаемые тревогой и депрессией.
В более тяжелой форме патологии фиксированность на матери глубже и иррациональнее. Это желание, образно говоря, вернуться не в материнские заботливые руки или к ее кормящей груди, а в ее — всеприемлющее и всеуничтожающее — лоно. Так развивается душевная болезнь, следствием которой может стать навязчивая идея об уходе из жизни. Этот вид аномалии обращен обычно к тем матерям, которые свою привязанность к ребенку выражают поглощающе-разрушительным образом, т. е. хотят навсегда удержать возле своей юбки дитя, даже ставшее уже юношей или мужчиной. Мать может дать жизнь и может забрать жизнь. Она та, кто порождает жизнь, и та, кто ее уничтожает; она может творить чудеса любви, но никто не может причинить больше боли, чем она. В религиозных образах (таких, как индусская богиня Кали) и в символике снов часто можно найти воплощение этих двух противоположных ипостасей матери.
Другую форму невротической патологии встречаем в тех случаях, где на первый план выступает привязанность к отцу.
Если мать бывает излишне холодна и сдержанна, отец (отчасти вследствие бесчувственности своей супруги) сосредоточивает все свои эмоции и интересы на сыне. "Хороший отец", он в то же время бывает жестко
