Роберт Грин - 33 стратегии войны

В определенных обстоятельствах, однако, твердая почва может уйти из – под ног, и ничто не поможет успокоиться и обрести равновесие. Некоторые напасти и бедствия – великие землетрясения, свирепая эпидемия чумы, братоубийственная гражданская война – ввергают людей в своего рода безумие. Особое беспокойство и тревогу в подобных ситуациях вызывает, надо сказать, не само бедствие, ужасное событие, имевшее место в недавнем прошлом. Мы обладаем громадным запасом прочности, потенциалом, позволяющим справляться с трудностями и адаптироваться в любых, самых тяжких обстоятельствах. Пугает нас не прошлое, а неопределенное, зыбкое будущее, страх, что впереди ждет что – то еще более ужасное, какая – то непредсказуемая и нежданная трагедия. Мы не можем отогнать эти мысли, справиться с ними не помогают ни ежедневная рутина, ни обращение к религии. Страх становится хроническим, из специфического, кон креп юго превращается в более общий. Наш разум оказывается в плену у иррациональных мыслей, неясной тревоги. Люди заражают этим состоянием друг друга. В обществе воцаряется паника.

Именно на это и рассчитывают террористы: сильный, непреодолимый страх, от которого мы не можем избавиться обычными способами. Слишком все зыбко, неопределенно, так много опасностей подстерегает нас в будущем.

Во время Второй мировой войны, когда немцы производили воздушные налеты на Лондон, психологи заметили: если бомбежки были частыми и регулярными, горожане к ним как будто привыкали – они не обращали внимания на шум, дискомфорт и разрушения. Но как только бомбардировки приобретали иной характер, становились более редкими, непредсказуемыми, страх переходил в ужас. Куда труднее справиться с неопределенностью того, чему еще только предстоит случиться. Закон войны и стратегии гласит, что в попытках достичь преимущества можно прибегать к чему угодно и пробовать самые разные способы. И так уж случилось, что некоторые люди посчитали возможным использовать террор в качестве стратегии, видя, насколько сильное воздействие производит запугивание на противника, да и вообще на других людей. Люди – хитроумные, изобретательные создания, они легко приспосабливаются ко всему. Парализовать их волю, лишить способности трезво мыслить означает вызвать неуверенность, замешательство и неуправляемый страх.

Мастерами разрушительных действий, намеренно производимых с целью запугивания, были монголы. Они неслись, как ураган, сметая все на своем пути, сравнивая с землей целые города, наводя ужас на жителей. Страшные, леденящие душу истории о монгольских ордах летели впереди, распространяясь с удивительной скоростью. Кочевники еще только приближались к городу, а среди жителей уже начиналась паника – они ожидали самого худшего. Очень часто монголам объявляли о сдаче города без боя – а это означает, что их цель была достигнута. Сравнительно небольшая армия в дали от дома не могла позволить себе длительных осад или затяжных войн.

Основополагающим принципом войны монголов был настоящий, беспримесный террор. Резня, грабежи, пытки были ценой капитуляции, будь то навязанной силой или явившейся следствием переговоров… Весь аппарат террора с безжалостной силой обрушивался на жертву, ослабляя ее волю к сопротивлению, и, надо признать, эта политика устрашения приносила быстрые дивиденды. Известны случаи, когда целые армии рассыпались на разрозненные группки смертельно испуганных людей при вести о приближении «туменов»… Многие враги были парализованы страхом… когда монгольская армия приближалась к их границам.

Такое стратегическое запугивание применяют и в политических целях, для того чтобы сплотить группу или нацию. В 1792 году Французская революция набирала обороты и выходила из – под контроля. Иностранные армии готовились к вторжению во Францию; страна была безнадежно раздроблена. Радикалы, возглавляемые Робеспьером, решили противостоять этой опасности, объявив войну «умеренным», провозгласив Царство Террора. Тысячи людей, обвиненных в содействии контрреволюции, отправляли на гильотину. Никто не знал, чья очередь наступит следующей. Хотя радикалов было сравнительно немного, с помощью страха и этой неопределенности им удалось парализовать волю и решимость своих противников. Парадоксально, что Царство Террора – а именно ему обязаны своим происхождением слова «терроризм» и «террорист» – позволило достичь определенного уровня стабильности в стране.

Хотя к террору как стратегии могут прибегать и большие армии, и даже целые государства, с наибольшей эффективностью его используют малочисленные группировки. Причина проста: применение террора, как правило, подразумевает готовность к расправе над невинными гражданами во имя великого блага и каких – то стратегических целей. Как правило, за редкими исключениями, такими как монголы, военачальники не испытывали желания идти на подобные меры. Руководители государства, практикующего массовый террор по отношению к собственному населению, выпускают джинна из бутылки и порождают хаос, справиться с которым впоследствии будет весьма трудно. Но перед малочисленными группами такие проблемы не возникают. Их так немного, что и речи не может быть о развязывании военной кампании или даже о ведении партизанской войны. Террор – это их единственная стратегия, крайняя мера. Они имеют дело с превосходящим их силой противником – положение нередко бывает отчаянным. При этом у них, как правило, имеется общее дело, некая идея, которой они фанатично преданы, ради которой способны на все. Этические доводы тускнеют в сравнении с этой идеей. А творить хаос – часть их стратегии.

На протяжении многих столетий терроризм был ограничен в выборе средств: меч, нож, ружье, все орудия индивидуального уничтожения. Затем, в XIX веке, произошло событие, положившее начало терроризму в той его форме, которую мы видим сегодня.

В конце 1870–х годов группа русских радикалов – революционеров, «Народная воля», стала изготавливать бомбы для борьбы с царским режимом. Из соображений конспирации они не принимали новых членов в свой небольшой кружок, одевались скромно и неприметно, ничем не выделялись из толпы. Меры, которые принимали против них, оказывались недейственными. В 1880 году, после нескольких удачных покушений на членов правительства, народовольцам удалось взорвать бомбу в Зимнем дворце, царской резиденции в Санкт – Петербурге. На следующий год была предпринята еще одна попытка покушения, в результате которой был убит император Александр II. Правительство ответило репрессиями и ужесточением режима, превратив Россию в настоящее полицейское государство. Тем не менее в 1887 году Александр Ульянов – родной брат Владимира Ленина и народоволец – вместе с товарищами готовил покушение на Александра III.

Вот к чему вы должны стремиться. Покушения на коронованную особу или президента сами по себе достаточно сенсационны, хотя уже не так, как прежде. Такие покушения ныне стали неотъемлемой частью существования глав любых государств. Это стало почти привычным – в особенности учитывая, сколь многие президенты подвергались и подвергаются покушениям. Теперь представим себе, что взрыв произошел – ну, скажем, в церкви. На первый взгляд, несомненно, достаточно устрашающе, но при этом куда менее эффективно, чем может представить себе человек с заурядным умом. Дело в том, что, какой бы революционной или анархистской ни была первоначальная идея, непременно найдется достаточно глупцов, которые придадут подобному акту насилия характер религиозной манифестации. А это неизбежно отвлечет внимание от той исключительной, тревожной сути, которую мы желали вложить в него. Покушению на убийство в ресторане или театре точно так же будут приписывать неполитические мотивы: озлобление голодного человека, акт социального отмщения. К этому все давно уже привыкли, и любая газета уже имеет про запас набор готовых фраз, объясняющих подобные действия, – даже не вспомнив при этом о революционном анархизме. Я собираюсь познакомить вас с философией бомбометания, со своей точки зрения, – с той точки зрения, которой вы якобы служите последние одиннадцать лет. Я постараюсь не выходить за рамки вашего понимания. Острота восприятия у того класса, который вы атакуете, довольно быстро притупляется. Собственность кажется им чем – то незыблемым и нерушимым. Вы не можете долго рассчитывать на их эмоции, будь то жалость или страх. Взрыв бомбы, если с его помощью вы хотите оказать серьезное воздействие на общественное мнение, должен, следовательно, выходить за пределы мести или устранения какого – то лица. Он должен нести разрушение в чистом виде. Разрушение и только разрушение, без малейшей примеси чего бы то ни было. Вы, анархисты, должны четко продемонстрировать, что вы исполнены решимости одержать полную победу над существующей социальной структурой… Что можно сказать про акт разрушительной жестокости, столь же абсурдный, сколь и непостижимый, необъяснимый, почти немыслимый, по сути дела, безумный? Безумие само по себе страшит – в силу того, что с ним невозможно справиться ни угрозами, ни уговорами, ни подкупом. Кроме того, я – цивилизованный человек. Мне бы никогда и в голову не пришло приказать вам просто устроить бойню, даже если бы я ожидал от этого высочайших результатов. Но я не жду от бойни тех результатов, к которым стремлюсь. Убийство всегда с нами. Оно почти стало непременным атрибутом общества. Демонстрация должна быть направлена против образования и науки. Но не каждая наука подойдет. Атака должна обладать всей шокирующей бессмысленностью неоправданного кощунства…