Спокойное сердце. О счастье принятия и умении идти дальше. Обнимающая мудрость психотерапевта Накамура-сенсея - Накамура Цунэко
7. Одинокая смерть не так страшна. Бесполезно заботиться о том, как ты умрешь
Если кто-то умирает в одиночестве, то люди с сожалением называют его «бедняжкой», «несчастным». Но я совсем так не думаю.
Я считаю, смерть в одиночестве не худшим из зол. Ты ведь, умирая, никому не доставил беспокойства, не обременял семью уходом за тобой и тратами на лечение в больнице. Ты просто раз — и ушел навсегда. Поэтому я совсем не боюсь так умереть. Я всегда говорю старшему сыну с женой и соседям: «Если меня несколько дней не будет видно, то я, может быть, умерла. Поэтому спокойно заходите в дом». И это совсем не шутка. Даже сейчас, в свои восемьдесят девять лет, когда я сижу одна, то порой думаю: в любой момент меня могут забрать на тот свет! И это совсем не странно.
Утром в среду, четверг, пятницу, субботу за мной приезжает водитель на больничной машине, и я постоянно прошу его: «Если я не выйду в обычное время, то, наверное, я уже умерла, поэтому сходите, пожалуйста, в соседний дом к старшему сыну».
Раз мы рождаемся в одиночку, то и смерть встречаем одни. Когда ты умер, все заканчивается, поэтому, мне кажется, бессмысленно думать о том, каким тебя увидят, что о тебе скажут, каково будет твое «положение» после смерти. Нас могут хоть хвалить, хоть называть дураком, но к нам все это уже не имеет отношения. Что бы о нас ни говорили, мы все равно не услышим.
А еще я думаю, что, пока ты жив и здоров, бессмысленно беспокоиться о том, какая она, одинокая смерть. Единственное, о чем переживаю я, — как же мне не хочется умирать под капельницами или подключенной к аппарату искусственного дыхания. Массаж сердца, такой сильный, что ломаются ребра, кажется мне настолько болезненным, что я думаю: спасибо, не надо. Поэтому я все время прошу старшего сына: «Пожалуйста, не продлевайте мне жизнь. Если обнаружишь меня упавшей и еще чуть-чуть дышащей, оставь как есть, ненадолго. Если меня повезут в больницу, то сразу подключат к разным аппаратам, верно? Поэтому вызывай скорую так, чтобы я умерла точно к приезду в больницу». Вот что я ему твердо сказала.
Как бы то ни было, у всего есть начало и конец. Если мы рождаемся, то обязательно умрем. Можно умереть в одиночестве, можно умереть в больнице, но я думаю, главное — умереть спокойно, как подобает человеку.
Не стоит беспокоиться о том о сем, строить какие-то планы. Знаете, я думаю, что нужно с минимальными просьбами обратиться к родственникам, а потом пусть все идет естественным путем.
Заметки о прошлом. Эпизод 5. Беспокойство, печали, худшие дни в жизни и неустанная работа
Когда Цунэко-сенсей вернулась на работу, ее старшему сыну было пять лет, а младшему — всего два с небольшим года. Они переехали в новый дом, где собирались жить с родителями. Сейчас эти воспоминания вызывают у нее самую горькую усмешку: именно тогда, по ее словам, начались худшие времена.
Как я уже говорила, родители полностью взяли на себя моих детей — а потом и все остальное. О мальчиках они заботились очень хорошо, но вот меня от семейных дел все больше отстраняли. На спортивные соревнования, на школьные мероприятия — везде ходили только родители. Да еще и мои младшие братья-студенты начали приезжать в гости с ночевкой… В какой-то момент мы с мужем перестали быть хозяевами в собственном доме. Естественно, настроение у мужа портилось, он день за днем ругался со мной, ворчал, мол: «Мое место — только туалет». Он все больше выпивал, чаще шатался по питейным заведениям. Вот тогда-то все и началось: муж думал, что раз он зарабатывает, то может не думать о деньгах, и стал безудержно тратиться на гулянки. Он считал, что раз его заработка хватает на выплату кредита за дом и частично на жизнь, то о всех остальных тратах вообще можно не думать. А еще он винил во всем меня. И его родители меня тоже упрекали, говорили, что я с ним не считаюсь, уделяю ему мало внимания. А тем временем только мой заработок и помогал тащить дом на себе.
Для моей психики каждый день был испытанием. Меня будто загнали в тесную клетку, втиснув между мужем и родителями, и работала я полный день: курировала по восемьдесят пациентов, лечила амбулаторных больных, делала обходы палат, дежурила по ночам в ординаторской. Шестеренки моей жизни крутились как ненормальные, я с головой погружалась в работу, везде — и дома, и в больнице — было очень много вопросов, которые меня тревожили, при этом я так уставала, что жаловаться не было ни времени, ни сил. Но, думаю, именно благодаря этому опыту у меня появились черты характера, необходимые психиатру. Все те заботы научили меня эффективнее работать и с больными. Вот такая странная вещь человеческая жизнь.
Все эти распри и раздоры тянулись целых десять лет. Я продолжала жить с родителями, загруженная работой до предела. И только когда младший сын пошел в среднюю школу, мать с отцом наконец-то объявили, что возвращаются в родной город. Я вздохнула с облегчением.
В 1974 году (49-й год эпохи Сёва) я освободилась из «плена». И к тому времени уже стала опытным, востребованным врачом. В мою жизнь вернулись семья и воспитание детей, оба моих сына как раз были в расцвете пубертатного возраста. После работы я вскакивала в поезд, заглядывала в мясной, рыбный, овощной магазины, возвращалась домой и готовила ужин. Так и жила — бегая между больницей и домом с кучей продуктов. На работе гонка продолжалась: я была лечащим врачом десятков пациентов. Когда мне предстояло ночное дежурство, я готовила жаркое или рис с карри на два дня, утром звонила из ординаторской и по телефону будила сыновей. Когда день перед вступительными экзаменами в старшую школу совпал с ночным дежурством, я забрала сына с собой, чтобы он переночевал в ординаторской, так как боялась опоздать, а утром отвезла его из больницы в школу.
Тем временем муж продолжал шататься по барам. Когда он был пьян, у него появлялась неприятная привычка — поймать меня и детей и часами читать разные «проповеди»… Но и это я долго терпела. Только когда мне совсем надоело, я написала то самое заявление о разводе и грозно сказала: «Если не будешь вести себя как следует, я от тебя уйду». Муж тогда начал
