Мэрион Вудман - Опустошенный жених. Женская маскулинность. Аналитическая психология
Бриджитт не задается вопросом: «Хочу ли я жить?» Она многократно на него отвечала: «Да!» Она, никогда не представлявшая себя вне тюрьмы, воплотившейся в ее толстом теле, сейчас встала во весь рост. Это было изумительное зрелище. Постепенно она начала осознавать, как избегать своей истинной травмы - отделения от тела. Называя тело «баржей», она заставляла его нести груз вины, одиночества и не нашедших признания чувств.
До сих пор для нее была актуальна проблема власти. Телесная тирания однажды обнаружила ее бессилие в отношении еды; теперь тирания духа давила на ее беспомощность перед диабетом. Несколько выражений в ее рассказе раскрывают бессознательное стремление к власти, которое сводит на нет личное ощущение души.
Стараясь выходить на люди в парк госпиталя, она воспринимала пожилых людей как груду разбитых и расколотых образов. Она относилась к своей душе как к незнакомке, которую «должна научить», а к своему телу - как к узнику, которого следует держать «под контролем», под страхом наказания. Позже она осознала: «Я своего добилась. Я старалась заставить свою жизнь войти в нужную мне колею». До сих пор в ее фразах слышались почти военные команды, воспринимавшиеся иронически, например, когда она говорила: «Мне следует поставить себя в положение вне всякого контроля». Эти «следует» и «должна» по-прежнему подрывали ее свободу и держали ее на дистанции от себя самой. Тем не менее проделанная работа с образами научила се новому способу что-то себе позволять. Ее тело получало возможность расслабиться, открыться свету, и она чувствовала Бога у себя внутри. Она любила и знала, что любима. «Это никак нельзя понять логически, - сказала она. - Это нужно пережить».
Внутренний мужчина Бриджитт был настоящим убийцей дракона, аналитическая установка которого отделяла Бриджитт от ее инстинктов. Теперь она дала себе время на то, чтобы как-то понять его, а он, в свою очередь, - понять ее. Они вместе учатся рефлексии, а значит, отдавать должное той сфере, где главная роль принадлежит инстинкту.
Моя диабетическая программа выстроена очень точно. Каждое утро я колю себе палец и беру кровь на сахар. Если содержание сахара превышает шесть пунктов, я могу принять на завтрак две дозы заменителя крахмала; если ниже шести - то три. Если с утра я была физически активна, могу съесть больше фруктов. Я должна осознавать каждый съеденный кусочек и каждую совершаемую прогулку. Я теперь знаю, что, позволив своему телу расслабляться и становиться более доступным, я тем самым его подпитываю. Внутри него существуют энергии, которые меня питают. Такое понимание отняло у меня все силы, ибо ощутить себя расслабленной для меня все равно, что почувствовать мертвой. Я продолжаю работать с энергией ивы. Привнося в свое тело эту животворную энергию, я себя питаю. Такая восприимчивость растворяет навязчивую необходимость.
Болезнь пробуждает в Бриджитт подкрепление ее «я». Избавляясь от деспотической власти старого отцовского комплекса наряду с инертностью старого материнского комплекса, она находит у себя внутри девственницу, решающую, что ценного есть в ее серебряном кубке, и одновременно узнающую, что ее внутренняя маскулинность достаточно сильна, чтобы эту ценность защитить.
Доверие ведет к компромиссу. Если этот компромисс терпит предательство, восстановить доверие становится практически невозможно. Противоположностью компромисса является овладение, взятие верха в результате такого энергетического воздействия, при котором человек слепо хватает или же отбрасывает прочь все, что ему попадается под руку. Растворение в компромиссе требует женственного сосуда, достаточно сильной структуры, чтобы добровольно выбрать для себя подчинение власти неизвестности. Мир метафоры - это мир компромисса, мир подчинения, мир игры, мир желания покончить с неверием. Люди, находящиеся в плену у зависимости, не могут отдаться игре, не могут добровольно отказаться от неверия, поскольку не могут пойти на компромисс. Они не могут доверять миру, предоставляющему им выбор. Для них не может быть никаких гибких возможностей или уровней участия. Их жизнь заключается либо в том, чтобы схватить, либо отбросить прочь. Компромисс с метафорой - танец, музыка, искусство, воображение - это игра. Это целый качественный скачок в вере. Это связь с творческими возможностями, где совершается подлинная трансформация.
Сохранив способность оставаться в волшебном мире иллюзии, Бриджитт наполнила свою жизнь творческой деятельностью, окунувшись в сферу искусства. Однако телесные недомогания привели к нескончаемой борьбе ее личного бессознательного за прекращение этой иллюзии и лишение се возможности превращения своей жизни в простое функционирование. Физиологическое опустошение тела осуществлялось исподволь, ради ее освобождения от психологической духовной опустошенности. Тело, которое она считала «баржей», содержало в себе именно ту энергию, которая боролась за ее освобождение от навязчивой потребности в обретении духовного совершенства. Природа стремилась включить ее в жизнь.
В этой борьбе нашла свое отражение компенсаторная динамика сознания и бессознательного: природа, которая; казалось бы, ведет жестокую борьбу против эго, в действительности борется за освобождение от волшебного заклятия духа. Вместе с тем не нашедший телесного воплощения дух все больше и больше узнает тирана, который губит жизнь вместо того, чтобы ее продлевать. Природная энергия, которой Бриджитт до сих пор пренебрегала, оказывается энергией, содержащей искру творчества. Осознав это, пациентка смогла осознанно работать над освобождением тела. То, что, по ее мнению, оказывало чисто внешнее воздействие, в ее личном бессознательном превратилось в основу ее творческой силы. Обратившись к образам в теле, она извлекла энергию из комплекса, наполнив ею эго-сознание. Мать-дракон была принесена в жертву. Перестав быть врагом эго, она превратилась в Софию, любовь и мудрость, где для Бриджитт сосредоточилась жизненная сила бытия. Любящее и последовательное воздействие Софии разрушило колдовские чары, физиологически и психологически открыло для Бриджитт реальную жизнь. Покинутость родной матерью оставила психическую лакуну для заполнения архетипической матерью. Веря в нее, зависимый человек ощущает Благодать, исцеляющую совершенное предательство.
В этом медленном процессе поиска компромисса исключительно важной оказалась присущая Софии энергия клоуна. Так как эго ощущает эту трагедию как потерю своего контроля, появление в сновидениях Софии часто сопровождается реальным любовным толчком, проясняющим сновидице ее систему ценностей. Она видит богослужение, которое бессознательно совершают человеческие создания. Однако в самом ядре, отбрасывая чувства сновидицы, София концентрируется на душе, представляющей для нее первостепенную важность. Противопоставляя суетное и вечное, она смеется, ибо видит все в совершенно иной перспективе. Иногда она в сновидениях совершает кульбиты или подбирает сновидицу на полдороге, - и тогда у нее все переворачивается вверх дном. Ее энергия клоуна выводит сновидицу из-под влияния коллективных установок, ибо произносит запретные истины, противоречащие иллюзиям, в которых мы живем. Она ЕСТЬ САМАЯ СУТЬ мгновения.
Так как Бриджитт борется за то, чтобы слушать свою внутреннюю женственность и играть с возникающими в теле образами, она вступает в контакт с внутренним целителем. Осознавая собственное тело, она открывает для себя то, что раньше считала своим желанием соединиться с Богом. Она открывает для себя, что ее постоянное старание услужить другим было смещенной любовью к своему телу, которое она фактически отвергала. Теперь же она, наконец, устанавливает с ним связь, тем самым очищая свой храм. По описанию Бриджитт, эта связь с ее отвергнутым телом была очень спокойным переживанием, вместе с тем придавшим ей огромную силу. Иногда казалось, что се тело насмехается над пей; иногда оно служило самой основой ее аутентичности.
Отношение между отвергнутым телом и духом здесь изображено гораздо острее, чем в притче о так называемом триумфальном прибытии Христа в священный город Иерусалим. Предвидя события, он направил двух апостолов в деревню, чтобы взять ослицу с молодым ослом и привести их к нему. И было сделано все, что могло быть сделано, ибо было предсказано пророком: «Все же сие было, да сбудется реченное чрез про рока, который говорит: «Скажите дщери Сионовой [Иерусалиму]: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной»».
Исполняя свои обязанности, апостолы положили одежды на ослицу и посадили на них Христа. Толпа, которая будет плевать на Христа пять дней спустя, расстилала на его пути одежды, махала ему сорванными пальмовыми ветвями и кричала: «Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне!».
