Мэрион Вудман - Опустошенный жених. Женская маскулинность. Аналитическая психология

Мерлин очень значителен, в особенности для людей с крайне обостренными противоположностями, ибо он близок к природе, воплощает божественные энергии и обладает сознанием, позволяющим удерживать напряжение противоположностей. Как клоун он компенсирует ригидность изношенного коллективного сознания, открывая путь к иррациональным глубинам с присущим им богатством инстинктивных и архетипических энергий. «Таким образом, Мерлин становится… целостным мужчиной,., которым может стать обыкновенный мужчина, целостность которого будет выходить за привычные рамки». Клоунская натура делает его образ исцеляющим, раскрывая однобокую, эгоистичную, трагичную перспективу. Именно Мерлин указал Парсифалю путь к замку Короля-Рыбака.

Поиск опирающихся на любовь связей между существующими в ней противоположностями - духом, лишенным телесности, и бессознательным телом - оказался самой трудной задачей в процессе анализа Бриджитт. Угнетающая энергия заставляла ее психический маятник отклоняться от одной крайности к другой: от света через положение равновесия к темноте и отчаянию.

Бриджитт - женщина, которая в результате ошибки врачей лишилась первичной связи с матерью. Когда она родилась, матери отдали чужого ребенка. Спустя какое-то время ошибку обнаружили, но ее мать уже привязалась к другому ребенку. Таким образом, Бриджитт стала для своей матери не реальным ребенком, а постоянным напоминанием об отсутствующем ребенке. В результате Бриджитт выросла, культивируя скрытую отстраненность к самой себе, как если бы у нее за спиной или внутри нее находился другой человек, а именно: настоящая дочь ее матери. У этого отстраненного «я» преобладало характерное стремление к совершенству, возникшее под влиянием теневого анимуса.

Очень рано ее тело (которое она бессознательно не могла целиком ощущать как свое собственное вследствие нарушенной связи с матерью) забыло, как можно расслабляться и двигаться, используя только собственную энергию. Она металась от лжеконтроля и тотального контроля до полного отсутствия контроля. Этот паттерн нашел свое проявление в ее пристрастии к еде, к покупкам, в том, как она тратила время и деньги. Почти в каждой сфере ее жизнь совершала колебания между пиршеством и голоданием. Больше всего ее беспокоили ежегодные колебания веса, составлявшие тридцать пять фунтов.

Наконец, в один из выходных она оказалась в госпитале. Вспоминая шок и последующие изменения в своей жизни, она писала:

Я думала, что моя усталость была вызвана накоплением постоянно воздействующего стресса. Он заглушал мою способность распознавать свои странные симптомы. Бог знает, откуда у меня стресс! Теперь к тому же у меня диабет! Он погубил веру в то, что мое тело могло принять пренебрежение и совершенное надо мной насилие. Я поняла, что относилась к телу, как к барже, нагруженной всеми своими стрессами. Я пихала в него пищу, лишь бы заглушить его усилия, направленные на то, чтобы рассказать мне о своей боли. Я не могла его услышать, и до сих пор оно чувствует так, будто взяло на себя слишком много. Я считала себя непобедимой и потерпела поражение. Очень печально думать о том, что я больше не буду хозяйкой жизни, которую выбрала, но если бы это со мной произошло до открытия инсулина, то скоро я бы уже умерла.

Я была в ужасе. Посмотрела на дворик, полный пожилых людей, страдающих диабетом. Слепота, ампутация ног, проблемы с сердцем и почками. Меня больше пугает жизнь, полная таких злоключений, чем сама смерть.

Я не понимала, как все случилось. Совершенно точно, я не хотела получить диабет. Я никак не могла понять, как постоянная страсть к еде, возникшая с самого детства, могла привести к столь губительным последствиям. В конце концов, я старалась быть хорошим человеком. У меня никогда не возникало мысли о самоистязании. В то время ужас стал моей главной мотивацией к тому, чтобы взять на себя ответственность за состояние своего тела. Я четко осознала, как хочу жить. Я хотела внести свой вклад в то, что от меня зависело. Раньше никогда не понимала, как пристрастие к еде притупляет мою способность давать. Мне следовало научиться любить свое тело, научиться использовать пищу, чтобы о нем заботиться. Мне пришлось столкнуться лицом к лицу со своей зависимостью. Я знала все подробности о питании своей души. Если рассуждать рационально, все это имело смысл. Совершенно иная задача - применять эти знания. Мне следовало изучить свою душу и ее потребности, как я изучила свое тело и все, что ему необходимо.

Перешагнув только тридцатилетний рубеж, Бриджитт оказалась под угрозой серьезного заболевания, грозящего комой или смертью. При отсутствии той самой первичной связи она старается открыться принимающей женственности. Когда она впервые осознала свое положение, анимус стал больше, чем обычно, истязать се тело. Она проявляла исключительную настойчивость в точности измерений веса пищи и длительности упражнений. Ее тело реагировало периодически возникающими симптомами: напряжением в спине, спазмом в левом бедре, онемением левой стороны шеи и левого плеча. (Все симптомы относились к левой стороне тела, символически связанной с женственностью.) Пытаясь все подвергать анализу, она по-прежнему мучила свое тело. Ее страх неопределенности возрастал, как только она наблюдала у себя в крови повышенное содержание сахара. И она снова очутилась в госпитале.

Я осознала, что независимо от упорства, с которым я стремилась управлять своим телом, мой панкреатит оставался декомпенсированным.

Диабет был гораздо хуже, чем я себе представляла, поскольку не могла управлять этой болезнью с помощью медитации, диеты и упражнений. Чем больше возрастала во мне тревога, тем труднее становилось контролировать содержание в крови сахара. Я делала все возможное. Дошла до безумия. Мне пришлось доводить свое тело до таких истязаний, что потом боялась повторить даже что-то подобное. Мне следовало принять как должное необходимость колоть инсулин ежедневно. Я стала понимать, как было трудно справляться с самой собой. Очень большой шаг состоит уже в том, чтобы только допустить это! Я стала понимать свою главную зависимость. У меня была слишком слабая защита от внутренней матери; я чувствовала, что съедала все, что только возможно. Мои родители были настоящими отшельниками, перемещенными из Германии лицами, детьми, заключенными во время войны в концентрационные лагеря. Они вступили в брак в Канаде. Мое немецкое происхождение вселяло в меня детское чувство вины. Я должна быть лучше, чем эти ужасные фашисты. Должна быть самой лучшей дочерью, сестрой, женой, другом, пациенткой. Я всегда избегала любых ситуаций, если точно знала, что не могу оказаться лучшей, или неопределенных ситуаций, когда не знала, насколько могу понравиться. Я себя изображала. Старалась поступать так, чтобы жизнь совпала с судьбой. Это подпитывало мою одержимость и веру в то, что я должна быть самой лучшей. Это вызывало паранойю. Теперь мне следовало перестать себя контролировать. Наконец-то я осознала, что не могу больше переносить боль своих родителей. В целом моя борьба с едой стремится соединиться с Богом, открывая у меня внутри этот энергетический источник. Он может прийти только от принимающей матери. Он соединяет человека с его душой. Только тогда я могу сказать: «Да, жизнь очень трепетна». Там, где я существовала раньше, я чувствовала, что моей душе требуется пицца и жареный цыпленок. Меня до сих пор одолевает подростковая дрожь при воспоминании о приглашении на телевидение, которое не состоялось. Моя спина похожа на треснувший бетон или на куски и осколки опустошенного глиняного сосуда. Затем, сконцентрировавшись на упражнении йоги, я смогла почувствовать в своем теле воду. Я была руслом реки. Я текла вместе с находящимися у меня внутри мельчайшими формами жизни. Они дали мне возможность почувствовать, что у меня было место в этом мире, и после всего, что произошло, жизнь приобрела смысл. Раньше образы походили на вспышки интуиции. Они не обладали способностью очищения, поскольку не могли продвигаться дальше, подобно материнскому чреву, лишенному циркулирующей крови в своих кровеносных сосудах, в котором эмбрион может найти свое пристанище. Ничто не смогло обрести форму. Сейчас я регулярно занимаюсь йогой, позволяя проникать образам в свое тело. Я концентрирую свое внимание на образе ивы, пускающей корни, которые утверждают, что для людей, лишившихся своих корней, требуется три поколения, чтобы почувствовать их вновь. Я стараюсь. Едва делаю глубокий вдох, вижу образ ивы, чтобы вдохнуть жизнь, ощущаю в своем теле дрожь, чувствуя, как этот образ входит в мое тело и растворяется в нем. Так я ощущаю свою связь с землей и благодарна за то, что живу. Я не уверена в том, что если бы я поняла все это досконально, то осталась бы не размазанной по стене.