Джеймс Холлис - Грезы об Эдеме: В поисках доброго волшебника

Диалектика отношений, которая здесь описана, — этот великий диалог может действительно послужить самым подходящим определением «супружества». Много супружеских пар не вступили в этот продолжительный диалог, а значит, не испытали ощущения hierosgamos, священного бракосочетания, которое означает признание и уважение другого как Другого и вместе с тем защищает абсолютную уникальность каждого партнера.

Теперь нам все же необходимо внести ясность насчет того, что же предлагают отношения. С одной стороны, ослабление и устранение проекций вынуждают нас признать у себя наличие неизвестных и неконтролируемых частей психики. С другой стороны, непохожесть на нас Другого активизирует внутреннюю диалектику, которая может и должна стимулировать личностный рост обоих партнеров. («Если ты со мною рядом, я уже гораздо больше, чем просто я».)

В отношениях есть еще один аспект. Другой человек в роли Другого может оказаться окном в вечность и связующим звеном с космосом. Именно так, по существу, обращается к своей Возлюбленной Фридрих фон Харденбург, поэт конца XVIII века, который впоследствии стал известен под псевдонимом Новалис; больше всего он известен своими поисками «синего цветка» вечности:

Ты — теза: спокойная, сдержанная, сосредоточенная в себе. Я — антитеза: непростой, противоречивый, страстный, выходящий за свои границы. Сейчас мы должны узнать, внесет ли синтез гармонию в наши отношения, или же в результате синтеза достижение гармонии станет невозможным по другой причине, о которой мы даже не догадывались34.

С точки зрения мифологии, очарование Другим так сближает нас с богами, словно в нашем присутствии совершается таинство. Бог — это общепринятое слово, употребляемое нами для обозначения этого таинства, и мы ощущаем присутствие Бога во встрече с Другим, в котором воплощаются космические энергии. Кто не знаком с древнегреческой максимой «Познай себя»? Но кто из нас знает, что внутри храма Аполлона Дельфийского начертано еще одно изречение: «Ты — творение!»

Восприятие Другого в качестве «Ты», о котором впервые написал Мартин Бубер35,— это конечный вызов отношениям. В результате черновой работы по осознанию своих проекций, в результате диалектического развития, сопутствующего встрече с Другим, а также быстрого взгляда на Тебя как на космос мы развиваем наши отношения, а не используем их для регрессии.

В любых отношениях в любое время существует напряжение противоположностей. Где есть объединение, есть и разделение. Лучше всех сформулировал этот парадокс, присущий отношениям между людьми, австрийский поэт Райнер Мария Рильке: «По-моему, самая грандиозная задача в отношениях двух людей заключается в следующем: каждый из них должен стоять на страже одиночества другого»36. Мы всегда одиноки, даже находясь в толпе и общаясь с другими людьми. Мы не можем сделать своим отношениям лучший подарок, чем подарить им самих себя, — таких, какие мы есть, одиноких в своем уединении. По той же причине таким же будет самый лучший подарок от Другого. Тогда ценность близости ни в коем случае не заменит нам индивидуацию.

Такой взгляд на отношения требует постоянного проявления бдительности. Очень легко оказаться в состоянии регрессии и ждать от Другого действий в соответствии с нашей «программой». Все равно мы сделаем это — волей-неволей, бессознательно, не придавая этому значения, и нам останется лишь надеяться на то, что позже мы осознаем содеянное. Именно здесь встает этический вопрос, связанный с отношениями. Мы себе говорим: «Мою проекцию, которая направлена на Другого и содержит скрытую программу, следует устранить. Ее нужно заменить на что-то более существенное». Благодаря обогащению отношений посредством беседы, сексуальных актов, объединенного вдохновения и «совместно-индивидуального» странствия, то есть благодаря соединяющим людей мостам, возникает ощущение постоянно раскрывающегося таинства души.

В данном случае душа — это энергия, которая чего-то хочет от нас и побуждает прожить той жизнью, которая нам предназначена. Ее природа и ее цель загадочны, но они проявляются интуитивно, инстинктивно, в моменты инсайтов. Отношения священны, как пространство для развития души. По своему характеру наш поиск целостности является архетипическим, то есть очень глубоко запрограммированным поиском смысла в ощущении хаоса.

Соблазнительный призрак романтической любви, который доминирует в западной культуре, не дает нам покоя из-за глубинной путаницы между проекцией и нашей истинной целью. Мы влюбляемся в саму Любовь, теряя при этом развитие, необходимое нашей душе. По утверждению Данте, самый страшный ад — пресыщение тем, что мы ищем. Как все зависимые люди, мы страстно желаем умереть в Другом, чтобы остаться в нем до тех пор, пока нас, захвативших объект своего желания и овладевших им, в свою очередь, кто-то не захватит и не будет удерживать в плену.

Все мы — странники, вместе и каждый по отдельности. Судьба распорядилась так, чтобы мы оказались на соседних местах в самолете, летящем на побережье. Пребывая в одиночестве, мы можем помочь странствию Другого, который, в свою очередь, может помочь нам. Мы отправляемся на корабле в одиночестве и сходим на берег тоже в одиночестве, и в одиночестве движемся к назначенному финалу. Мы получаем друг от друга много пользы, не используя друг друга. Наши проекции на Другого неизбежны; и по сути это неплохо, ибо они значительно обогащают наше странствие. Но как только мы уцепимся за них, они собьют нас с пути, ведущего к нашей индивидуальной цели.

Каждому страннику придется много раз символически пережить смерть в процессе расставания, много раз потерять Другого, многое открыть в себе через страдание. Как заметил Гете,

Коль постигнуть не далосьЭту «смерть для жизни»,Ты — всего лишь смутный гостьВ темной сей отчизне37.

Нашей задачей является достижение целостности, но мы не можем сделать это, так как слабы и смертны. Мы можем обрести лишь часть всего душевного богатства, того познания бытия, которое через нас хочет получить природа. Если бы нам удалось достичь этой целостности, неужели две целостные сферы нуждались бы друг в друге? Нам не следует беспокоиться об удовлетворении этой трансцендентной потребности, ибо нам никогда не удастся стать ни такими сильными, ни такими развитыми. Но, с другой стороны, мы не такие слабые и ущербные, чтобы обязательно нуждаться в Другом. Однако когда мы обращаемся к тем отношениям, в которых доминирует определенная потребность и вместе с тем обременяет их, мы можем стать ребенком Другого, считать его своим родителем и перестать любить его именно как Другого, и тогда мы понимаем, что нам нужно честно осознать в себе эту потребность, а затем ее изменить. Именно это беспокоит Рильке: «Как сдержать свою душу / Чтобы она над твоею на довлела?»38 Не стоит беспокоиться о том, что наше личностное развитие достигнет уровня, соответствующего абсолютной самодостаточности, но даже если это случиться, то нашему росту и развитию сознания будет способствовать непохожесть на нас Другого.

Наши тела, мысли и души соединяются в процессе общения, полового акта и совместной деятельности. Мы вместе сопереживаем, потому что дружба — это хорошая штука на долгом жизненном пути, но нам также приходится нести на себе груз нашего личного странствия, потому что для нас очень важны желания собственной души. «Незаинтересованная» любовь Другого пробуждает в нас энергию: возрождает интерес к жизни, побуждает нас к странствию и заставляет обратиться к вечному.

Вспомним сонеты Шекспира. Их лейтмотивом является мысль о смертности человека, но в то же время воспевается бессмертие любви, хотя тело человека умирает. Одним из моих любимых стихотворений о любви является стихотворение Арчибальда Маклейша «Ни мраморные, ни позолоченные монументы»39, которое написано по мотивам одного из самых известных сонетов Шекспира*:

Поклонники женщин в своих красивых и высокопарных стихахВосхваляя мертвые губы, волосы и глаза,Те, которые они когда-то любили, — клянутся, что будут их помнить всегда,И лгут…

Маклейш называет ложью те чудесные стихи, которые сулят бессмертие, потому что они сулят бессмертие самому писателю, адресату и читателю, но сейчас все они гниют в могиле.

(Кто это: мертвая девочка или черный призрак,Или голос мертвого мужчины — очень далекий и едва слышный,как слова, произнесенные во сне?)

Эти строки Маклейша свидетельствуют о глубочайшем разочаровании в проекции, о расставании с эфемерным Другим, а также об утрате — о присущей любви самой глубокой боли.