Психологическая травма: путь к самоисцелению - Сара Вудхаус
Я отдельно выделила детскую психотравму, потому что такие травмы происходят очень часто, но многие делают вид, что это не так. Я поняла, что у большинства из нас какое-то странное, наплевательское отношение к своему детству: мы притворяемся, что ничего особенного там не происходило, и изо всех сил отгораживаемся от неприятных воспоминаний. «Первое правило “Бойцовского клуба”» применительно и к нашему детству – ничего о нем не рассказывать. Поэтому, когда я спрашиваю у взрослого человека, обзывали его в детстве и оскорбляли или нет, обычно ответ отрицательный. И тогда я жду. После этого деликатно и уважительно начинаю расспрашивать его о детстве. Могу иначе сформулировать этот вопрос: «Значит, в детстве вас не оскорбляли словесно?» – и человек перестает притворяться, вспоминая, каким он тогда был. И да, он отвечает: «Оскорбляли».
Мы отрицаем детские травмирующие переживания и стремимся превратить их в нечто незначительное. Я знаю, почему мы так делаем, – так проще жить дальше. Но если мы хотим развиваться, важно перестать недооценивать события детства. Они оставили отпечаток на всей нашей жизни и продолжают провоцировать у нас разного рода травматические реакции, затягивая в порочный круг и до сих пор принося нам вред. Неприятно признавать, что на нас до сих пор воздействует детская психотравма, но это важно сделать.
Основная проблема травмы – не просто травмы детства, а вообще любой психологической травмы – ее отрицание. Признать, что мы пережили травмирующее событие, – это только полдела. После этого все в жизни меняется. Все вокруг внушает страх. Люди считают, что признаться в наличии психологической травмы – все равно что признаться в собственном бессилии. Многие думают, что травма – это про слабаков. Они неправы. Это происходит не из-за каких-то личностных качеств, это происходит со всеми людьми, и убеждение в том, что виной всему слабость и беспомощность, – лишь очередная защитная реакция.
Если мы перестанем мучиться вопросом «Что со мной не так?» и спросим себя: «Что именно вызвало у меня такую реакцию?», то жизнь у нас пойдет совсем по-другому. Гораздо человечнее и эффективнее для общения с другими людьми перестать спрашивать «Что не так с этим человеком?», а вместо этого спросить «На что он так реагирует?». Тогда все мы обратим внимание на настоящую проблему: на психологическую травму. Переосмыслить понятие травмы и ментального здоровья могу не только я. Попробуйте и вы рассматривать психическое здоровье человека через призму его реакции на события прошлого.
Признание того, что кто-то пережил психологическую травму раньше или переживает ее сейчас, означает, что каждый теперь может задуматься о своем поведении. Отрицая свое столкновение с психотравмой, человек оправдывает себя и всех, кто тогда, давно был рядом с ним. Всем участникам будет гораздо удобнее, если мы все будем соблюдать приличия. Вашей маме будет в сто раз спокойнее жить, если вы никогда не расскажете ей о том, как агрессия, насилие и оскорбления с ее стороны нанесли вам непоправимый моральный ущерб. Если вы не обозначите это как психологическую травму, вашему отцу не придется задумываться над тем, почему он игнорировал происходящее, а тетушке, которая могла что-то осудить и раскритиковать, – о том, что именно она отрицает. Если не называть травмирующие события таковыми, можно сделать вид, что все хорошо, или даже притворяться, что и раньше все было идеально. Ситуация все еще под контролем, и мы можем не страдать от столкновения с реальностью. На протяжении многих лет я снова и снова слушала о чужих историях выздоровления и восстановления душевных сил, которые были похожи на мою собственную:
«Моя мать много пила, ужасно много, но она была довольно веселой. Бывало, что мне не нравилось, когда у нее заплетался язык или когда она все время падала. На моего брата это повлияло сильнее, чем на меня: он воспринимал все очень близко к сердцу, да и сам никогда не употреблял алкоголь. Ему было очень тяжело видеть мать в таком состоянии, а я не очень из-за этого переживала».
«Моя мать держалась очень отстраненно. Она часто грустила или беспокоилась, а я не знала, как ей помочь. Когда моя сестра появилась на свет, мама впала в тяжелую послеродовую депрессию – и мне из-за этого очень жаль сестренку. Я помню несколько семейных праздников, когда мама была энергичной и веселой, но чаще всего она тихо сидела и смотрела в одну точку. Она никогда не повышала на нас голос, но мы изо всех сил старались не огорчать ее, чтобы она не грустила и не беспокоилась. Наверное, это грустно, но мне очень повезло, что у нас с мамой были хорошие отношения».
«Папа работал вахтовым методом и месяцами не бывал дома. Обстановка в семье накалялась, когда он возвращался на месяц, чтобы отдохнуть. Мы с сестрой боялись отца. Не то чтобы он был каким-то пугающим, просто у него был скверный характер. Меня он ударил лишь пару раз, и оба за дело. Помню, как мне нравилось его доводить. Иногда он неожиданно срывался на меня. Думаю, папе не нравилось находиться рядом с маленькими нами, а вот сейчас, когда я уже взрослый человек, отношения у нас наладились».
«Мне не очень нравилось ходить в школу. Сама по себе она была еще ничего, но общение со сверстниками вызывало у меня трудности. У меня был один близкий друг, но остальные дети меня недолюбливали. Я до сих пор не понимаю почему! Наверное, я был раздражающим! В основном мне говорили всякие гадости, обычную ерунду, которую всегда говорят дети, или оставляли меня в одиночестве. Пару раз со мной обошлись довольно жестоко и побили, но так бывало редко. Многим детям бывает трудно в школе, но я считаю это своеобразным обрядом посвящения!»
«Когда я была маленькая, моего брата сбила машина. Это было ужасно! Он ехал на велосипеде по тротуару и упал на дорогу. Я попыталась догнать его и остановить, но не успела. Следующие шесть недель были тяжелыми: брат лежал в
