Психологическая травма: путь к самоисцелению - Сара Вудхаус

У такого рода неполноценных и травмирующих ранних отношений будут далеко идущие последствия. Именно от них зависит, какого мы мнения о себе и чего будем ожидать от взаимоотношений с другими людьми. Если во взаимоотношениях с близкими у вас сформировалась надежная привязанность, отлично. Но все уже не так здорово, если в этих отношениях есть психологическая травма, неуверенность и нет ощущения безопасности. Надежная/ненадежная привязанность, ощущение безопасности и так далее – все эти термины подкреплены многочисленными исследованиями привязанности и теоретически обоснованы. Взрослый неуверенный в себе человек действует в соответствии с паттернами взаимоотношений, страхами и всякого рода отклонениями, которые сформировались у него в детстве.

Травма привязанности – это разновидность травмы отношений (реляционной травмы), которая развивается в результате длительных, напряженных, сложных, пренебрежительных или оскорбительных отношений. Как правило, травма отношений формируется в раннем возрасте, но она может появиться и у взрослого человека, если тот подвергся насилию или жестокому обращению. Я упоминаю здесь об этом типе травмы, потому что проблема может быть не только в привязанности. Жестокое обращение с детьми, сексуальное, психологическое или эмоциональное насилие, домогательства, изнасилование, травля, домашнее насилие, нарциссическое насилие, отвержение, эмоциональная запутанность (например, когда не устанавливается четких границ во взаимоотношениях), глубокая скорбь, травмирующая утрата и другие формы нарушения привязанности[23] – все это разновидности травмы отношений.

Травма отношений – это глубокое нарушение связи между людьми[24]. Если вовлечен кто-то из родителей, это приведет к травме привязанности. Но травма отношений – это более широкое понятие, чем травма привязанности. В ней задействованы все виды отношений: речь идет о доверии, ощущении безопасности и связи с окружающими. Точнее, об их разрушении.

Я не стану слишком углубляться в рассуждения о травме отношений, а просто расскажу вам о Максе. Я познакомилась с ним в реабилитационном центре, когда мне было около двадцати семи лет.

Макс раньше никогда не бывал в подобных местах, поэтому был слегка напуган. Он был подавлен, вел себя тихо, был безучастен – он просто наблюдал за происходящим. На второй день психотерапии мы погрузились в самую сложную тему: заговорили про детскую травму и стыд. Отчасти это было нужно для обсуждения проблем и работы с ними, отчасти для того, чтобы помочь пациенту освободиться от тяжелых переживаний и почувствовать облегчение. Мы говорили о разнице между здоровым стыдом и токсичным, о том, что мучительный токсичный стыд – это на самом деле груз, взваленный на наши плечи кем-то другим.

Макс рассказал участникам группы психологической поддержки о сложных отношениях с отцом, классическим нарциссом. Отец Макса часто уезжал в командировки, а по возвращении домой либо пил с друзьями, либо запирался у себя в кабинете и ни с кем не разговаривал. Он был высокомерен и эгоистичен. Естественно, что он уделял мало времени сыну, не заботился о нем и систематически его унижал. Отец был или жесток (хотя сам Макс жестоким его не называл), или пьян, или его вовсе не было дома. Рассказывая о своем детстве, Макс постоянно употреблял одно и то же слово – путаница.

Повзрослев, Макс буквально поселился на работе. Недавно он вступил в отношения и, заглядывая в будущее, стал опасаться, что будет похож на своего отца-трудоголика. Он очень боялся потерять свою девушку. Отношения с людьми у Макса не ладились – ему всегда казалось, что это очень трудно, и он не понимал, как себя вести.

Удивительно, но мужчина не осуждал отца. В том, что у них были такие скверные взаимоотношения, он винил только себя. Конечно, прямо он этого не говорил, но все было понятно и так. Он рассказал, что был трудным ребенком и вечно ко всем приставал. Сказал, что с ним было довольно скучно, так что такому человеку, как его отец, умному и обаятельному, было просто противно находиться рядом с сыном. Вам знакомо это ощущение, когда то, о чем человек говорит, не совпадает с реальным положением дел? Именно такое чувство и возникало, когда мы слышали, какой у Макса был выдающийся отец. Это звучало неправдоподобно. Я верю, что способность прощать и отпускать ситуацию действительно помогает почувствовать себя лучше – мне и самой это помогло восстановиться, – но Макс не просто простил своего отца: он отрицал проблему как таковую.

Макс пришел в реабилитационный центр, потому что его мучило чувство, что в его жизни все не так, как надо. Он ощущал это интуитивно, но на словах отрицал. За четыре дня работы с этой ситуацией он проделал путь от яростного отрицания гнева по отношению к отцу, своей травмы отношений и стыда до приятия. Ему наконец удалось поставить точку в этой истории, и он осознал, что хронически перерабатывал из страха оказаться неудачником, а проблемы в отношениях с людьми возникали у него потому, что он боялся остаться один, переживал душевное потрясение и был в замешательстве из-за старой психотравмы.

Из реабилитационного центра он ушел замученный и грустный, это точно. Но гораздо важнее, что теперь у него появилась надежда, он стал честным с собой, ощутил прилив сил, вернул связь с собой и с реальностью. Последнее особенно важно. Травма отношений сводит с ума. Мы начинаем сомневаться в себе, не доверяем интуиции, чувствам, мыслям, самим себе. Макс вырос в довольно странной семье, где царила неразбериха. Это была гремучая смесь родительского нарциссизма, эмоционального отвержения и стыда. Говорили ему одно, но наблюдал он совсем другое. В ответ на выраженные чувства он получал лишь упреки. Но он никак не мог заметить основную проблему. И только в реабилитационном центре Макс пришел в себя: он примирился со своим прошлым и настоящим, признал, что у него психологическая травма. Он сказал: «Достаточно» – и вернул себе власть над собственной жизнью.

Скрытой травмой считаются травмирующие переживания, о которых мы не помним или помним частично. Возможно, какой-то яркий образ из прошлого является нам во сне, посещает наше сознание в ответ на какой-то запах или всплывает в голове в определенных обстоятельствах. Может быть, это череда разрозненных мыслей, образов или ощущений, которые не могут сложиться в какую-то общую картину. В любом случае эти отрывочные воспоминания не радуют, а иногда и вовсе пугают.

Может быть, и образа никакого нет – просто пустота вместо воспоминаний? Или же вас без причины может охватить страх, ощущение собственной беспомощности или стыда? А может, вы