Робин Уотерфилд - ГИПНОЗ. Скрытые глубины: История открытия и применения
Предположим, используются такие физиологические методы, как сенсорная депривация[68] и лишение сна. Эти методы, конечно, гарантировали бы подрыв мозговой деятельности объекта. Он будет с трудом двигаться от усталости и неспособности выполнять сложные задачи, от раздражительности и депрессии, сменяющейся апатией, далее — к безразличию по отношению к правилам поведения, честности и патриотизму, и закончит полным помешательством и дезориентацией. В любой точке ближе к концу он будет охотно сотрудничать со следователем вплоть до того, что признается в преступлениях, которых не совершал: он больше уже не сможет отделять фантазию от реальности. Другими словами, чем больше будет соглашаться заключенный на такое сотрудничество, тем одновременно менее достоверными будут становиться его утверждения.
Некоторые люди обладают способностью выдерживать такие методы дольше, чем другие. Главными факторами здесь являются личность объекта и его позиция по отношению к этому испытанию. Другими словами, если вы приступаете с ожиданиями, что сможете выдержать все, обрушивающееся на вас, то вы с большей вероятностью выдержите, чем если вы испуганы и убеждены в своем «малодушии».
Личность и ее позиция еще более важны, когда дело заходит о более прямых методах, таких как пытка, голодание или угроза боли, — то есть о методах, которые сами по себе не нарушают функционирование мозга. Некоторые люди могут выносить такие пытки до самого конца, тогда как другие быстро раскалываются. Пытки предназначены для «размягчения людей» — для того чтобы сделать их желающими поделиться информацией, потому что без этого желания информация не может быть выдана. Однако снова прослеживается та же штука: чем дольше идет пытка, тем с большей вероятностью будет выдана недостоверная информация. В любом случае пытка далеко не универсальна, потому что если моральное правило не выдавать информацию глубоко укоренилось в объекте, он не будет говорить. Из этого следует, что никого нельзя заставить выдать информацию против его воли и что данная под пыткой информация не обязательно честная. То может быть просто маневр, способ избавиться от пытки.
Наркотики так же ненадежны, поскольку они подвержены в гораздо большей степени, чем может себе представить непрофессионал, таким факторам, как позиция дающего и физиологическая предрасположенность принимающего. Популярная пресса, подогреваемая неосторожными заявлениями одного-двух ранних исследователей, набросилась на некоторые наркотики как на поставщиков истины в последней инстанции, и такое представление было увековечено многими романами и фильмами. Но это ложь: признание, вызванное, например, скополамином или амиталом натрия, может оказаться ничем иным как наркотическим бредом или может быть сделано в нечленораздельном виде.
И теперь читатель не будет удивлен, когда узнает, что те же самые или похожие ограничения также существуют и для гипноза в технике допроса. В блестящем эссе из книги Бидермана и Циммера Мартина Орн приходит к заключению, что было бы крайне трудно загипнотизировать не желающего того объекта. Единственная ситуация, когда гипноз мог бы быть введен исподтишка, — это если бы существовали отношения доверия между оператором и объектом — и можно с уверенностью сказать, что таких отношений между следователем и заключенным не бывает. В любом случае, даже если заключенного и можно было бы загипнотизировать против его воли, нет никакой гарантии, что он скажет правду. И столь же глупо применять гипноз, дабы усилить сопротивление объекта на случай его захвата и допроса. Если бы гипнотизер сказал, например, шпиону сопротивляться, то это имело бы как раз противоположный эффект, поскольку шпиону лучше было бы полагаться на свое собственное «эго» и силу воли.
Короче, Боварт и ему подобные живут в фантастическом мире. Предположение, что гипнотизм — это какое-то всесильное оружие, принадлежит триллерам, а не тем книгам, которые не относятся к художественной литературе. Это заключение, очевидно, соответствует выводу в седьмой главе; гипнотизер не может вас убедить сделать что-нибудь, чего вы иначе не сделали бы. Я могу искренне заявить, что не существует тайных загипнотизированных террористов, разгуливающих по улицам в ожидании кодовой фразы, которая привела бы их в действие; и я могу честно сказать, что существуют серьезные ограничения в эффективности применения гипноза во всех аспектах теории заговора.
САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ И НЬЮ ЭЙДЖ
Что бы ни представляло собой сознание — это не единственная структура. Предположительно, существует такая вещь, как полная бессознательность, ближайшим приближением к которой среди общеизвестных переживаний служило бы состояние анестезии во время хирургической операции. Возможно, как верят мистики, есть такая вещь, как полное сознание. Но наряду с этими двумя крайними состояниями существует еще целый ряд других, например: сон (различной степени и глубины), бодрствование, опьянение, грезы, «дорожный гипноз», концентрация и другие. Некоторые из этих состояний известны как «измененные состояния сознания» (ИСС) — измененные, потому что они отличаются от парадигмы состояния сознания в бодрствовании. Кроме гипноза наиболее существенные формы ИСС следующие: состояние сновидения, «сон наяву», творческие состояния (особенно инспирационная фаза творческого акта), психоделические состояния, вызываемые действующими на рассудок наркотиками, медитация, мистический восторг и шаманский экстаз, состояния диссоциации и галлюцинаторные психозы. Даже если все или большинство из них являются весьма необыкновенными, следует отметить, что они, тем не менее, вполне распространенные. Одним исследованием установлено, что восемьдесят девять процентов из четырехсот восьмидесяти восьми описанных этнических общественных систем имеют институционализированные методы вхождения в трансовые состояния, главным образом посредством религиозных ритуалов.
Заметьте, что я написал «наряду с этими двумя крайними состояниями» полного сознания и полной бессознательности, где естественно было бы написать «между». Но сделать так — значит утвердиться в неверном мнении, которое очень здорово повредило бы рассуждениям о природе сознания. Нам свойственно мыслить в терминах некоего континуума — с бессознательностью на одном конце экстремума и полным сознанием — на другом. Мы поместили бы сон и гипноз, например, ближе к бессознательному, и фактически одно профессиональное определение сна гласит: «Естественное периодическое сужение сознания, во время которого восстанавливаются силы организма». Определение выглядит вполне безобидным, пока вы не вспомните, что во сне вы видите сновидения, существует феномен ясных сновидений, когда мы сознаем не только само сновидение, но и сам факт нашего пребывания во сне. Таким образом, сознание — это не просто один конец шкалы, но нечто, присущее всему диапазону ментальных состояний, включая гипноз, о котором обычно думают, что он бессознателен.
Я утверждал на протяжении книги, что не каждое трансовое состояние представляет собой гипнотическое состояние, которое является всего лишь одним из многих форм ИСС. Тем не менее ИСС имеют ряд общих признаков. Обычно они требуют концентрации внимания, отсечения отвлекающих стимулов; обычно сконцентрированное внимание ведет в некоторой степени к диссоциации, поскольку при сужении восприятия другие объекты внимания кажутся принадлежащими другой части нашего существа. И так вы приобретаете известную свободу от ограничений вашего нормального «эго», а это приводит, в свою очередь, к иному пониманию привычных вещей. Некоторые ИСС реструктурируют память. То, что психологи называют «имплицитной памятью», позволяет нам ходить пешком или ездить на велосипеде безо всякого понимания этих двигательных актов; она противопоставлена «эксплицитной» или «декларативной» памяти, которая позволяет нам вспоминать факты и события. В некоторых ИСС ваше сознание может быть привлечено к осмыслению способа ходьбы или выполнения других каких-то обыденных действий, хранящихся до сих пор в нашей имплицитной памяти; в медитации вы направляете внимание на процессы дыхания или возникновения мыслей. ИСС часто возникают вследствие ритмичных повторений, например барабанного боя, регулярного дыхания и пения. Они производят искажение восприятия времени. Процессы критического осмысления действительности приостанавливаются, и вместо них начинают действовать процессы воображения и эмоциональных переживаний (это могло бы быть охарактеризовано как смена левосторонней активности мозга на правостороннюю); мышление, можно сказать, в некоторой степени становится дологическим или довербальным, и таким образом, через ИСС становится доступным то, что в нормальном состоянии остается бессознательным. По этой причине переживания в измененных состояниях трудно запомнить и осмыслить впоследствии. Для возникновения подобных состояний обычно требуется доверительная атмосфера в группе и, соответственно, добровольное участие, чтобы стать восприимчивым к наступающим переживаниям. Находясь в ИСС, люди чаще всего обладают большей внушаемостью, чем в нормальном состоянии. ИСС можно вызвать либо увеличением, либо уменьшением количества сенсорных стимулов; скучающий ребенок в школе начинает грезить, в то время как ЛСД усиливает сенсорное восприятие.
