Гай Клакстон - Развитие интуиции. Как принимать верные решения без сомнений и стресса
Интуиция может привести к неправильному решению, если в ее основе лежит ошибочная информация о том, что имеет отношение к задаче, а что – нет. Я уже приводил пример с шахматной доской, у которой вырезали две клетки. А вот другой пример:
В неком городе есть две больницы. В большой больнице каждый день рождается примерно 45 малышей, в маленькой – порядка 15 детишек. Как известно, около 50 % всех детей – мальчики, а остальные 50 % – девочки. Однако количество девочек каждый день разное. Иногда их может быть больше 50 %, а иногда меньше. Для выявления закономерности обе больницы целый год записывали дни, в которые рождалось больше 60 % девочек. Если взять общее количество таких дней за год, в какой больнице их будет больше? В большой или в маленькой? А может, их будет примерно поровну?
Когда психологи Даниэль Канеман и Амос Тверски опросили почти 100 человек, 22 % сказали, что в большой, 22 % были за маленькую, а 56 % считали, что «примерно одинаково»{39}. Ни один из участников опроса не сел и не посчитал на калькуляторе, должно быть, всем им ответ подсказала интуиция. Как выяснилось, больше чем ¾ из них ошиблись (я, кстати, тоже сказал: «Примерно одинаково».) Однако было бы достаточно подумать всего минуту, чтобы назвать правильный ответ: «В маленькой». Чем меньше пример, тем проще случайно уклониться в сторону большего: в маленькой больнице нужно всего два мальчика, «уступивших» место девочкам, чтобы преодолеть порог 60 %. Больше половины опрошенных, ответив интуитивно, не приняли во внимание важную информацию – размер больницы (хотя каждый из них прекрасно понимает важность этого факта, если на него указать). На такого рода чутье могут влиять разные факторы: одни оказываются полезными, а другие сбивают с толку.
Быстрая интуиция уязвима перед трудностями, которые выглядят знакомо, но в действительности совсем не такие, какими казались. Тогда при каких же обстоятельствах больше будет цениться интуиция медленная? Так же как и в случае с впитыванием знаний, медленная интуиция подходит для выявления неочевидных связей между областями знаний; для понимания связей между событиями, которые на первый взгляд различаются. Мы по-настоящему оцениваем интуицию в темных, запутанных ситуациях, которые плохо поддаются определению, – независимо от того, что нас интересует: кризис среднего возраста, запутанные отношения, художественный проект или научный опыт.
В науке интуиция – это область, предлагающая аналогии, образ или идею, которые связывают вместе результаты эксперимента и придают им смысл. Суммарно эти результаты усложняют существующую теорию, но у них до определенного момента не хватает других связей. И дарвиновский механизм эволюции, и специальная и общая теории относительности Эйнштейна предлагали только схему объяснения. Они брали множество разных деталей, объединяли их в теоретическую структуру, которая представляла для них большое знание, и предвидели новые результаты. И эти результаты, как и многие другие научные открытия, переосмысливались с помощью медленных путей познания – непостижимых, загадочных и требующих времени, а не рациональных и точных. Сам Эйнштейн прекрасно описал свой творческий процесс:
«Ни записанные, ни произносимые устно слова языка не играют никакой роли в моем мышлении. Физические сущности, служащие, по всей видимости, элементами в мышлении, – это определенные знаки и более-менее ясные картинки, которые… в моем случае принадлежат визуальному или иному мускульному типу. [Эти элементы участвуют в] ассоциативной игре… в которой они могут быть воспроизведены и скомбинированы по желанию… Эта игра и является самым необходимым признаком продуктивного мышления. Она имеет место до возникновения любых связей с логическими конструкциями из слов или иных знаков, которые можно передать кому-либо. На стадии, когда слова вообще возникают, они – в моем случае – отчетливо слышимы, но вмешиваются [обратите внимание, “вмешиваются”] только, как уже было сказано, на второй стадии»[13] (курсив и квадратные скобки автора).
Иногда, как в случае Герберта Спенсера, человек осознает схему мысли, которая постепенно формируется сама, наподобие большого кристалла, медленно растущего из насыщенного химического раствора, в который поместили зародыш. Но в других случаях работа проходит бессознательно до тех пор, пока связанная идея в целом не перейдет в сознание. Например, Рита Леви-Монтальчини, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1986 года, говорила: «Вы думаете о чем-то без особой охоты довольно долго… Как вдруг – вспышка, и вы понимаете решение задачи». А сэр Нэвилл Мотт, лауреат премии по физике 1977 года, подтверждает оба способа – внезапное озарение и длительные попытки найти решение с помощью р-состояния: «Вдруг вы понимаете: это должно быть так. Это интуиция… если вы не можете больше никого в этом убедить. Именно это и произошло со мной во время работы, за которую я получил потом Нобелевскую премию. И у меня ушли годы на то, чтобы четко изложить этот материал»{40}.
Плоды интуиции могут перейти в сознание в форме более или менее складных мыслей, но в других случаях, даже для ученых, субразум выражает себя по-разному. Для Эйнштейна, как для многих творцов, язык интуиции опирался на зрительные образы. Фридрих Кекуле впервые осознал, что атомы углерода в молекуле бензола соединены в кольцо, наблюдая во сне за огнем. Языки пламени были похожи на змею, которая кусала сама себя за хвост. Иногда интуиция перетекает в почти эстетическое суждение. Лауреат Нобелевской премии по химии Пол Берг называет это вкусом. «Есть еще один аспект, который я бы добавил к [интуиции], и это, по-моему, вкус. Вкус – это почти художественное чувство. Определенные личности… непостижимым для меня образом могут прибавить к нему определенный стиль или определенный класс. Определенную правильность».
Для остальных интуиция проявляет себя как неопределенное, но внушающее доверие чувство направления. Некоторые «просто знают», какие несколько строчек запроса выбрать, какие результаты эксперимента воспринимать серьезно, а какие пропустить. Майкл Браун (лауреат Нобелевской премии по медицине 1985 года) пишет:
«Когда мы работали, порой было ощущение, что нас практически ведут за руку, потому что мы переходили от одной стадии работы к другой и каким-то образом чувствовали, как правильно. И я не могу точно сказать, как мы это поняли…»
При этом Стэнли Коэн (лауреат Нобелевской премии по медицине 1986 года) в том же духе высказывался о необходимости развивать нюх на важные результаты и считал, что подобные интуитивные реакции – ценное руководство.
«Для меня это чувство типа… “да ладно, я совсем не верю в это”, или “это самый обычный результат”, “это очень важный результат” и “давайте продолжим в этом направлении”. Я не всегда прав, но действительно чувствую, важное это наблюдение или обычное».
Заметьте, что Коэн признавал и ценность интуиции, и ее подверженность ошибкам. Она может завести в тупик и нуждается в проверке, но, тем не менее, интуиция – важное руководство, поэтому ее стоит принимать во внимание.
Многие художники и ученые высказывались о необходимости терпения и восприимчивости. Конрад Лоренц, Нобелевский лауреат 1973 года по медицине, подчеркивал важность ожидания. «Тот механизм… который управляет интуицией… действует очень загадочно, потому что он как будто держит все известные факты на поверхности и ждет, пока они сами займут свое место, как в мозаике. А если вы подгоняете процесс… если пытаетесь перетасовать свои знания, ничего не выйдет. Нужно немного напрячься, а потом расслабиться и – раз! – придет ответ». При этом математик и философ Джордж Спенсер-Браун в книге «Законы формы» заявляет:
«Чтобы прийти к этой простейшей истине, которой Ньютон уже руководствовался в своей жизни, требуются годы предварительных раздумий. Никакой работы. Никаких объяснений. Никаких вычислений. Никаких действий. Никакого чтения. Никаких разговоров. Никаких усилий. Никаких размышлений. Надо просто открыться тому, что вы хотите узнать»{41}.
Однако если следовать утверждениям Лоренца и Спенсера-Брауна, это совсем не значит, что нужно забросить неразрешимую задачу и сдаться. Процесс несколько тоньше. Не надо пытаться понять – лишь «немного напрячься и открыться неизвестному». То есть вы не думаете целенаправленно, а «открываетесь тому, что хотите узнать», как будто разрешаете проблеме существовать на границе сознания, не предпринимая никаких попыток разрешить ее. Американский философ Нел Ноддингс описывала это тонкое равновесие между поиском и получением в более привычном контексте – на примере чтения книги:
«Разум остается, или может оставаться, удивительно активным, но целенаправленное познание приостанавливается. В таком состоянии мы не стараемся упорядочить ситуацию, а, наоборот, позволяем порядку установиться самому. Я не говорю, конечно, что цели и задачи не играют роли, когда мы переходим в рецептивное состояние. На самом деле играют. Мы можем засесть за математику или литературу, потому что хотим чего-то достичь – степени, диплома, работы, – но, если удача улыбается нам и мы очень хотим чего-то добиться, цель постепенно уходит, а предмет изучения захватывает все больше»{42} (курсив автора).
